«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»

Музеи и выставки

«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»
9 Сентября 2024, 13:32

Как возник, жил и перестал существовать частный музей мини-скульптур

В культурном комплексе «Кремль в Измайлово» работал уникальный музей мини-скульптур «Имена и эпохи». Единственная в стране частная коллекция мини-скульптур из пластилина позволяла увидеть древнеегипетских фараонов, средневековых королей, викингов и галлов. Составленная из пластилиновых фигурок высотой не более двадцати сантиметров коллекция рассказывала об истории цивилизации и русской истории. Потом музей закрылся.

О коллекции и музее рассказывает ее владелец Сергей Олюнин

– В моем детстве многие лепили из пластилина, потом это увлечение проходило. А у вас появилась большая коллекция, затем музей. Как это вышло?

– Тут надо начать с совсем давних времен, с пятидесятых годов прошлого века, когда меня еще не было на свете. Идея и костяк коллекции были созданы моим отцом Ростиславом Владимировичем и его другом Андреем Миллером. В те времена из пластилина лепили все дети. Я тоже это застал, в моем детстве игрушек особо не было, особенно тех, которые хотелось иметь. И дети делали их себе сами, лепили из пластилина солдатиков, куколок – и так далее... Когда человек вырастает, детские и подростковые увлечения кажутся ему смешными, несерьезными, ненужными. А иногда даже постыдными. Но с моим отцом и его другом этого не произошло, они настолько погрузились в свой мир, что тот не казался им странным.

В детстве, подростками, мой отец и Андрей Миллер друг друга не знали, хотя жили неподалеку: один на Остоженке, другой на Гоголевском бульваре. Однажды в институтские времена они встретились в компании. Было им, наверное, по двадцать два–двадцать три года. Они разговорились, узнали, что каждый из них лепит. Из этого разговора родилась идея. Они решили соединить любовь к лепке и любовь к истории.

Два молодых человека не сели лепить древний мир, так, чтобы через пятьдесят лет прийти к XX веку. Хобби предусматривает свободу, иначе было бы скучно. Каждая вылепленная ими фигура навеяна сиюминутным моментом. Увидел в книге Вальтера Скотта изумительную иллюстрацию – и хочу повторить ее. Потом прочитал Дюма, и у меня будет XVI век, Франция, религиозные войны. Такими волнами, прыгая по хронологии вперед и назад, рождалась коллекция. Она оказалась очень большой, там было около двухсот работ.

Мой отец и Андрей вместе не работали, каждый лепил своего персонажа. Но они обменивались источниками, иллюстрациями, которых в то время было очень мало. В СССР почти не выходили книги по материальной культуре и истории костюма. А еще они обменивались художественными приемами.

В нашем, почившем в бозе музее, фигуры располагались по исторической хронологии. Первым был неандерталец, а последним генерал де Голль. Фигуры высокого мастерства стояли рядом с фигурами, над которыми отец мог бы еще поработать. То, что было сделано в разные периоды, отличалось разными художественными достоинствами.

Они начинали с простых вещей. Там были довольно тусклые цвета в окрасе, довольно скромные одежды, даже у королей. Потом, по мере приобретения художественных приемов, все это обогащалось. Последняя мини-коллекция наших предтеч, посвященная религиозным войнам XVI века, отличается большим мастерством. И по исполнению, и по передаче эмоций и характеров в лицах, и по их сходству с историческими прототипами... И по другим находкам. Как передать тиснение на коже? Как изобразить металл? Тут помогала их творческая дружба.

Второго такого друга у отца не было.

Андрей Миллер трагически погиб в 1973 году. Помните, в 2016 была трагедия с ансамблем Александрова, когда самолет, на котором они летели, упал в воду около Адлера? Там же рухнул в воду и самолет, на котором летел Андрей Миллер. Говорят, что в тех краях было еще несколько подобных трагедий, но в советское время о них особо не говорили.

Андрей летел с юга с невестой, которую он должен был представить своей компании, своим друзьям. Но не случилось …

Улетая, он не доделал одну работу. Фельдмаршал Пикколомини так и остался у него на столе… Старенькая мама долго хранила работы Андрея. Потом она тоже умерла. Всего было около ста работ, но когда мой отец, как моральный наследник, приехал их забрать – он понимал, что с ними делать, как их хранить – осталось только двадцать пять.

Их взяли родственники. Они сказали маме Андрея, что будут устраивать выставки, продвигать его творчество и память. Потом, через десятые руки, мне стало известно, что часть работ они просто продали.

Такова история старой части коллекции. Работы были разбросаны по разным домам, моему, дому моей мамы, и, к сожалению, многие пришли в катастрофическое состояние. Я мог следить только за той частью, которая была у меня, а в других домах были дети и прочие несчастья. Пластилин отлично сохраняется при минимально благоприятных условиях, с ним ничего не делается. Но когда он попадает в руки детям, которые считают, что если у короля нет меча, то это не король, а сплошное недоразумение, и они отрывают меч у одной фигуры и примазывают, не умея, к другой, то получается ерунда. Когда я задумал музей, то все это собрал.

Полгода я восстанавливал фигуры. Я их очень хорошо помню, они мне как родные. Да и фотографии оставались.

– Как же, все-таки, возник музей?

– Мы с моей женой Ириной решили, что у нас есть богатство, – не денежное, а духовное. И с ним нужно что-то делать, нужно показать его людям. Но не водить же их к себе домой? И мы сняли помещение, купили витрины, расставили фигуры. С этих ста двадцати пяти работ и начался музей. Мы живем в Измайлово, рядом с Измайловским Кремлем. И мы пошли туда, к начальству, рассказали о том, что у нас есть. И они с огромной радостью предоставили нам помещение на условиях аренды.

– Когда это произошло?

– В 2013 году. И музей какое-то время жил, люди в него ходили. Но мы были взрослыми людьми, а оказались очень наивными. Мы решили, что открыв музей и назначив цену за билеты, прекрасно отобьем аренду. Люди к нам ходили, и деньги приносили, однако аренду, какая бы она ни была щадящая, – поклон руководству Измайловского Кремля! – это не отбивало. Какое-то время мы доплачивали из своих семейных денежек, а потом поняли, что надо менять тактику.

Параллельно с музеем мы взяли в аренду еще одно, соседнее помещение, и завели там мастер-классы по лепке. Логика подсказывала, что если у нас музей пластилина, то мы будем учить детей лепить из пластилина. Но это не пошло.

Я ориентировался на свое детство, на детство своих сверстников. Мы лепили из пластилина. Нам это было нормально. Но к нам пришли дети, которые не могли это делать физически. Наша задача была поставить им моторику, в этом был смысл мастер-класса. Но они не могли размять шарик пластилина до того состояния, когда можно начать лепить.

У них сейчас ручки слабые, и у мальчиков, и у девочек. Я спрашивал: «ты занимаешься спортом?»

– Да, я занимаюсь спортом, хожу в секцию...

А руки-то не работают. Это даже не моторика, а элементарное хватательное движение, которое у грудничков развивают педиатры – вот оно у них не развито.

Сначала мы отчаялись, потом нашли выход. Мы стали лепить с детьми и с какими-то безумными взрослыми – но только из марципана. Марципан съедобный, он сладкий, дети и сладкое – синонимы. И марципан очень мягкий, он поддается в руках. Мы лепили не фигурки, а барельефы, детям это было проще. И эта наша деятельность позволяла финансировать музей.

– Как же работал музей?

– Мы отнесли фигуры в Измайловский Кремль, расставили их в витринах по хронологии, и поняли, что это не музей. Потому что музей должен давать информацию не только глазам, но и уму.

Допустим, меня нет в музее. Или моей жены Ирины – а других экскурсоводов у нас нет. Значит человек должен прийти в музей и существовать там самодостаточно. Поэтому появилась информация на витринах, появился аудиогид с QR-кодами: вы наводите телефон на подставку любого персонажа, и мой голос, рассказывает, кто это. Три-четыре года все это работало.

Потом я ушел на вольные хлеба. Я по-прежнему работал в офисах, в редакциях, но у меня появилось время. И вот я сижу в музее зимой. Народу холодно, он в это время по музеям особо не ходит. Я сделал свою работу, смотрю на фигуры. Отец меня учил лепить, более того, я занимался с серьезными преподавателями. В Строгановку несколько раз не прошел, и выбрал другую профессию. И я подумал: «А не восстановить ли мне старые навыки?»

В это время возник очень большой интерес к Белому движению. И вторая часть нашей коллекции, первоначально была составлена из героев Белого движения. Можно было сделать пятьдесят генералов и успокоиться, но нам хотелось дать полную картину Белого движения, делая персонажей, которые дадут возможность поговорить о явлении максимально широко.

Там были люди, о которых мы знаем по учебникам истории, по фильмам, по собственному интеллектуальному багажу. А есть герои, у которых нет портретов, но их судьбы очень типичны, и поэтому важны. Вот, допустим, княжна Черкасская. Она воевала за белых, на фронте встретилась со своим будущим мужем. Они приходят в станицу, просят батюшку их обвенчать. Идет венчание, врываются их сослуживцы: «Красные наступают!»

Княжна кричит: «Черти, дайте, наконец, довенчаться!» Они из-под венца идут в бой, через сорок минут ее убивают... Такие истории важны: это не только трагедия страны, но и личная трагедия, причем еще и романтическая.

Пока я работал над этой серией, подрос сын Антон, ему уже было около тринадцати лет. Я его обучал лепке, и он подключился к работе над этой серией, над «Белым движением». Много лет мы с ним работали вместе. Сын делал портрет, у него есть дар к портретному сходству, он может его очень быстро поймать и воплотить. А дальше работал я.

Завершили мы эту серию к 2020 году, к столетию Крымского Исхода. Гражданская война продолжалась на Дальнем Востоке, но Крымский Исход у нас считается ее финальным аккордом. Мы работали и с портретами, и с теми, чьи изображения не сохранились: вот конкретный персонаж, чье лицо неизвестно, но мы придумаем, как сделать его так, чтобы оно было не видно. А еще мы сделали мини-серию «Путь русского офицера», где взяли абстрактного офицера Русской императорской армии, и провели его ипостаси от развала фронта весной-летом 1917 года до эмигрантской старости.

Эту серию мы считаем самым важным из того, что мы сделали в лепке. Но у Антона еще длинная жизнь, может, он еще что-нибудь важное сделает... «Путь русского офицера» – оммаж одноименной книге Деникина. Вот так мы это закольцевали.

Но при всей преданности теме от нее все равно устаешь, поэтому мы завели еще две мини-серии.

«Сказка старой Москвы»: жанровые сценки из жизни Москвы рубежа XIX–XX веков. На кухне, у буфетной, гимназист, реальное училище, и так далее. Когда на экскурсию приходили дети, то им не были понятны Генрих VIII и барон Врангель. А это им понятно. Это им было интересно. И еще одна, очень маленькая серия, там работ двадцать, наверное. Мы назвали ее «Столпы Империи». Туда люди попали самые разные, от Потемкина до Солженицына.

Еще у нас есть серия на московскую тему со странным названием: «Москва как сыр в масле катается». Это своего рода историческая московская сказка. Потому что мы не изображали ни нищих, ни проституток, ни воров, это Москва, про которую мне хотелось бы читать. Если бы был нарнийский шкаф, то мы бы в него, наверное, вошли.

– Почему же ваш музей закрылся?

– Из-за того, что содержание частного музея – постоянная борьба за место под солнцем. Музей кормили мастер-классы. Как говорит моя жена, они «наших мальчиков кормили». А потом интерес к мастер-классам исчез. Одно время частные мастер-классы были везде, и родители водили детей от одного к другому.

Потом стало очень много бесплатных московских мастер-классов. И, конечно, родители водят детей туда. Потихоньку становилось все меньше денег. Наступил момент, когда мы опять полезли в свой карман. А карман у нас, к сожалению, не очень глубокий

Мы решили немножко побарахтаться, как та лягушка, которая сбила из молока масло и выбралась из кувшина. Съехали из Измайловского Кремля и перебрались под крылышко одной из управ.

За помещение мы не платили, только за коммунальные услуги. Это были идеальные условия. Лучше не будет никогда. Мы устроились в центре, в туристическом месте, на Проспекте Мира. Думали, что здесь, мы, наконец-то, развернемся.

Но люди шли мимо – на работу, в офис, потом домой с кошелками. Полгода мы там поковырялись, и подумали, что два-три человека в месяц – это неправильно. Поэтому мы решили все прикрыть. Коллекция переехала ко мне домой, стоит у нас на полках и прекрасно себя чувствует.

– Но у вас же была и культурная, образовательная программа.

– Эти встречи поначалу в Измайловском Кремле проходили. Детские и взрослые лекции, экскурсии, все это работало... Был и закрытый клуб для единомышленников. Там у нас выступал православный дуэт «Ассист». Помню, кто-то пел великолепным басом-профундо. Когда мы переехали на Проспект Мира, то решили, что вот этим-то и надо заняться: клубами, лекциями, презентациями,

Я работаю с издательством, делаю им книги, свои книги там выпускаю. Мы устраивали презентации, на них приходило два-три калеки. Когда я пригласил довольно уважаемого человека прочитать лекцию, мы с ним сидели на ней вдвоем. Он мой друг, и не обиделся, отнесся к этому философски. Мы записали видео, все были очень довольны.

Такие вещи нарабатываются годами. Места, в результате, становятся «теплыми». Здесь тоже требовалось время, а его не было.

– У пластилина неприятный, очень локальный химический цвет. Вы для ваших работ используете какой-то особый пластилин?

– Пластилин здесь может быть только один, фирмы «Гамма». Это самый лучший пластилин. Тот же, что был и в советское время. Как и во всех остальных пластилинах, что сделаны для детей, он имеет жуткие, кислотные цвета. Это было и в пятидесятые, и в шестидесятые годы.

Но пластилин смешивается, как краски на палитре. У красок изначально тоже не натуральные цвета. Иногда, когда смешаешь цвет, он все равно слишком яркий. А у меня тема «Белое движение», и цвета должны быть тусклыми, погашенными, немножко грязноватыми – такая армия у нас, в общем-то, и была. Не пестрая, как в наполеоновские времена. И я гасил цвета, если мне было нужно, скульптурным пластилином. Эта технология пришла ко мне от отца.

– Ваш сын Антон продолжает лепить?

– Да. Сейчас он в университете учится и, жестко ограничен по времени. Но он верен этому увлечению. У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим…

Алексей Филиппов

Фото: представлено Сергеем Олюниным, публикуется с разрешения правообладателя

Подпишитесь на наш телеграм-канал, чтобы всегда быть в самом центре культурной жизни

«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»

<p> В культурном комплексе «Кремль в Измайлово» работал уникальный музей мини-скульптур «Имена и эпохи». Единственная в стране частная коллекция мини-скульптур из пластилина позволяла увидеть древнеегипетских фараонов, средневековых королей, викингов и галлов. Составленная из пластилиновых фигурок высотой не более двадцати сантиметров коллекция рассказывала об истории цивилизации и русской истории. Потом музей закрылся. </p> <p> О коллекции и музее рассказывает ее владелец Сергей Олюнин </p> <p> <b>– В моем детстве многие лепили из пластилина, потом это увлечение проходило. А у вас появилась большая коллекция, затем музей. Как это вышло? </b> </p> <p> – Тут надо начать с совсем давних времен, с пятидесятых годов прошлого века, когда меня еще не было на свете. Идея и костяк коллекции были созданы моим отцом Ростиславом Владимировичем и его другом Андреем Миллером. В те времена из пластилина лепили все дети. Я тоже это застал, в моем детстве игрушек особо не было, особенно тех, которые хотелось иметь. И дети делали их себе сами, лепили из пластилина солдатиков, куколок – и так далее... Когда человек вырастает, детские и подростковые увлечения кажутся ему смешными, несерьезными, ненужными. А иногда даже постыдными. Но с моим отцом и его другом этого не произошло, они настолько погрузились в свой мир, что тот не казался им странным. </p> <p> В детстве, подростками, мой отец и Андрей Миллер друг друга не знали, хотя жили неподалеку: один на Остоженке, другой на Гоголевском бульваре. Однажды в институтские времена они встретились в компании. Было им, наверное, по двадцать два–двадцать три года. Они разговорились, узнали, что каждый из них лепит. Из этого разговора родилась идея. Они решили соединить любовь к лепке и любовь к истории. </p> <p> Два молодых человека не сели лепить древний мир, так, чтобы через пятьдесят лет прийти к XX веку. Хобби предусматривает свободу, иначе было бы скучно. Каждая вылепленная ими фигура навеяна сиюминутным моментом. Увидел в книге Вальтера Скотта изумительную иллюстрацию – и хочу повторить ее. Потом прочитал Дюма, и у меня будет XVI век, Франция, религиозные войны. Такими волнами, прыгая по хронологии вперед и назад, рождалась коллекция. Она оказалась очень большой, там было около двухсот работ. </p> <p> Мой отец и Андрей вместе не работали, каждый лепил своего персонажа. Но они обменивались источниками, иллюстрациями, которых в то время было очень мало. В СССР почти не выходили книги по материальной культуре и истории костюма. А еще они обменивались художественными приемами. </p> <p> В нашем, почившем в бозе музее, фигуры располагались по исторической хронологии. Первым был неандерталец, а последним генерал де Голль. Фигуры высокого мастерства стояли рядом с фигурами, над которыми отец мог бы еще поработать. То, что было сделано в разные периоды, отличалось разными художественными достоинствами. </p> <p> Они начинали с простых вещей. Там были довольно тусклые цвета в окрасе, довольно скромные одежды, даже у королей. Потом, по мере приобретения художественных приемов, все это обогащалось. Последняя мини-коллекция наших предтеч, посвященная религиозным войнам XVI века, отличается большим мастерством. И по исполнению, и по передаче эмоций и характеров в лицах, и по их сходству с историческими прототипами... И по другим находкам. Как передать тиснение на коже? Как изобразить металл? Тут помогала их творческая дружба. </p> <p> Второго такого друга у отца не было. </p> <p> Андрей Миллер трагически погиб в 1973 году. Помните, в 2016 была трагедия с ансамблем Александрова, когда самолет, на котором они летели, упал в воду около Адлера? Там же рухнул в воду и самолет, на котором летел Андрей Миллер. Говорят, что в тех краях было еще несколько подобных трагедий, но в советское время о них особо не говорили. </p> <p> Андрей летел с юга с невестой, которую он должен был представить своей компании, своим друзьям. Но не случилось … </p> <p> Улетая, он не доделал одну работу. Фельдмаршал Пикколомини так и остался у него на столе… Старенькая мама долго хранила работы Андрея. Потом она тоже умерла. Всего было около ста работ, но когда мой отец, как моральный наследник, приехал их забрать – он понимал, что с ними делать, как их хранить – осталось только двадцать пять. </p> <p> Их взяли родственники. Они сказали маме Андрея, что будут устраивать выставки, продвигать его творчество и память. Потом, через десятые руки, мне стало известно, что часть работ они просто продали. </p> <p> Такова история старой части коллекции. Работы были разбросаны по разным домам, моему, дому моей мамы, и, к сожалению, многие пришли в катастрофическое состояние. Я мог следить только за той частью, которая была у меня, а в других домах были дети и прочие несчастья. Пластилин отлично сохраняется при минимально благоприятных условиях, с ним ничего не делается. Но когда он попадает в руки детям, которые считают, что если у короля нет меча, то это не король, а сплошное недоразумение, и они отрывают меч у одной фигуры и примазывают, не умея, к другой, то получается ерунда. Когда я задумал музей, то все это собрал. </p> <p> Полгода я восстанавливал фигуры. Я их очень хорошо помню, они мне как родные. Да и фотографии оставались. </p> <p> <b>– Как же, все-таки, возник музей?</b> </p> <p> – Мы с моей женой Ириной решили, что у нас есть богатство, – не денежное, а духовное. И с ним нужно что-то делать, нужно показать его людям. Но не водить же их к себе домой? И мы сняли помещение, купили витрины, расставили фигуры. С этих ста двадцати пяти работ и начался музей. Мы живем в Измайлово, рядом с Измайловским Кремлем. И мы пошли туда, к начальству, рассказали о том, что у нас есть. И они с огромной радостью предоставили нам помещение на условиях аренды. </p> <p> <b>– Когда это произошло?</b> </p> <p> – В 2013 году. И музей какое-то время жил, люди в него ходили. Но мы были взрослыми людьми, а оказались очень наивными. Мы решили, что открыв музей и назначив цену за билеты, прекрасно отобьем аренду. Люди к нам ходили, и деньги приносили, однако аренду, какая бы она ни была щадящая, – поклон руководству Измайловского Кремля! – это не отбивало. Какое-то время мы доплачивали из своих семейных денежек, а потом поняли, что надо менять тактику. </p> <p> Параллельно с музеем мы взяли в аренду еще одно, соседнее помещение, и завели там мастер-классы по лепке. Логика подсказывала, что если у нас музей пластилина, то мы будем учить детей лепить из пластилина. Но это не пошло. </p> <p> Я ориентировался на свое детство, на детство своих сверстников. Мы лепили из пластилина. Нам это было нормально. Но к нам пришли дети, которые не могли это делать физически. Наша задача была поставить им моторику, в этом был смысл мастер-класса. Но они не могли размять шарик пластилина до того состояния, когда можно начать лепить. </p> <p> У них сейчас ручки слабые, и у мальчиков, и у девочек. Я спрашивал: «ты занимаешься спортом?» </p> <p> – Да, я занимаюсь спортом, хожу в секцию... </p> <p> А руки-то не работают. Это даже не моторика, а элементарное хватательное движение, которое у грудничков развивают педиатры – вот оно у них не развито. </p> <p> Сначала мы отчаялись, потом нашли выход. Мы стали лепить с детьми и с какими-то безумными взрослыми – но только из марципана. Марципан съедобный, он сладкий, дети и сладкое – синонимы. И марципан очень мягкий, он поддается в руках. Мы лепили не фигурки, а барельефы, детям это было проще. И эта наша деятельность позволяла финансировать музей. </p> <p> <b>– Как же работал музей?</b> </p> <p> – Мы отнесли фигуры в Измайловский Кремль, расставили их в витринах по хронологии, и поняли, что это не музей. Потому что музей должен давать информацию не только глазам, но и уму. </p> <p> Допустим, меня нет в музее. Или моей жены Ирины – а других экскурсоводов у нас нет. Значит человек должен прийти в музей и существовать там самодостаточно. Поэтому появилась информация на витринах, появился аудиогид с QR-кодами: вы наводите телефон на подставку любого персонажа, и мой голос, рассказывает, кто это. Три-четыре года все это работало. </p> <p> Потом я ушел на вольные хлеба. Я по-прежнему работал в офисах, в редакциях, но у меня появилось время. И вот я сижу в музее зимой. Народу холодно, он в это время по музеям особо не ходит. Я сделал свою работу, смотрю на фигуры. Отец меня учил лепить, более того, я занимался с серьезными преподавателями. В Строгановку несколько раз не прошел, и выбрал другую профессию. И я подумал: «А не восстановить ли мне старые навыки?» </p> <p> В это время возник очень большой интерес к Белому движению. И вторая часть нашей коллекции, первоначально была составлена из героев Белого движения. Можно было сделать пятьдесят генералов и успокоиться, но нам хотелось дать полную картину Белого движения, делая персонажей, которые дадут возможность поговорить о явлении максимально широко. </p> <p> Там были люди, о которых мы знаем по учебникам истории, по фильмам, по собственному интеллектуальному багажу. А есть герои, у которых нет портретов, но их судьбы очень типичны, и поэтому важны. Вот, допустим, княжна Черкасская. Она воевала за белых, на фронте встретилась со своим будущим мужем. Они приходят в станицу, просят батюшку их обвенчать. Идет венчание, врываются их сослуживцы: «Красные наступают!» </p> <p> Княжна кричит: «Черти, дайте, наконец, довенчаться!» Они из-под венца идут в бой, через сорок минут ее убивают... Такие истории важны: это не только трагедия страны, но и личная трагедия, причем еще и романтическая. </p> <p> Пока я работал над этой серией, подрос сын Антон, ему уже было около тринадцати лет. Я его обучал лепке, и он подключился к работе над этой серией, над «Белым движением». Много лет мы с ним работали вместе. Сын делал портрет, у него есть дар к портретному сходству, он может его очень быстро поймать и воплотить. А дальше работал я. </p> <p> Завершили мы эту серию к 2020 году, к столетию Крымского Исхода. Гражданская война продолжалась на Дальнем Востоке, но Крымский Исход у нас считается ее финальным аккордом. Мы работали и с портретами, и с теми, чьи изображения не сохранились: вот конкретный персонаж, чье лицо неизвестно, но мы придумаем, как сделать его так, чтобы оно было не видно. А еще мы сделали мини-серию «Путь русского офицера», где взяли абстрактного офицера Русской императорской армии, и провели его ипостаси от развала фронта весной-летом 1917 года до эмигрантской старости. </p> <p> Эту серию мы считаем самым важным из того, что мы сделали в лепке. Но у Антона еще длинная жизнь, может, он еще что-нибудь важное сделает... «Путь русского офицера» – оммаж одноименной книге Деникина. Вот так мы это закольцевали. </p> <p> Но при всей преданности теме от нее все равно устаешь, поэтому мы завели еще две мини-серии. </p> <p> «Сказка старой Москвы»: жанровые сценки из жизни Москвы рубежа XIX–XX веков. На кухне, у буфетной, гимназист, реальное училище, и так далее. Когда на экскурсию приходили дети, то им не были понятны Генрих VIII и барон Врангель. А это им понятно. Это им было интересно. И еще одна, очень маленькая серия, там работ двадцать, наверное. Мы назвали ее «Столпы Империи». Туда люди попали самые разные, от Потемкина до Солженицына. </p> <p> Еще у нас есть серия на московскую тему со странным названием: «Москва как сыр в масле катается». Это своего рода историческая московская сказка. Потому что мы не изображали ни нищих, ни проституток, ни воров, это Москва, про которую мне хотелось бы читать. Если бы был нарнийский шкаф, то мы бы в него, наверное, вошли. </p> <p> <b>– Почему же ваш музей закрылся?</b> </p> <p> – Из-за того, что содержание частного музея – постоянная борьба за место под солнцем. Музей кормили мастер-классы. Как говорит моя жена, они «наших мальчиков кормили». А потом интерес к мастер-классам исчез. Одно время частные мастер-классы были везде, и родители водили детей от одного к другому. </p> <p> Потом стало очень много бесплатных московских мастер-классов. И, конечно, родители водят детей туда. Потихоньку становилось все меньше денег. Наступил момент, когда мы опять полезли в свой карман. А карман у нас, к сожалению, не очень глубокий </p> <p> Мы решили немножко побарахтаться, как та лягушка, которая сбила из молока масло и выбралась из кувшина. Съехали из Измайловского Кремля и перебрались под крылышко одной из управ. </p> <p> За помещение мы не платили, только за коммунальные услуги. Это были идеальные условия. Лучше не будет никогда. Мы устроились в центре, в туристическом месте, на Проспекте Мира. Думали, что здесь, мы, наконец-то, развернемся. </p> <p> Но люди шли мимо – на работу, в офис, потом домой с кошелками. Полгода мы там поковырялись, и подумали, что два-три человека в месяц – это неправильно. Поэтому мы решили все прикрыть. Коллекция переехала ко мне домой, стоит у нас на полках и прекрасно себя чувствует. </p> <p> <b>– Но у вас же была и культурная, образовательная программа.</b> </p> <p> – Эти встречи поначалу в Измайловском Кремле проходили. Детские и взрослые лекции, экскурсии, все это работало... Был и закрытый клуб для единомышленников. Там у нас выступал православный дуэт «Ассист». Помню, кто-то пел великолепным басом-профундо. Когда мы переехали на Проспект Мира, то решили, что вот этим-то и надо заняться: клубами, лекциями, презентациями, </p> <p> Я работаю с издательством, делаю им книги, свои книги там выпускаю. Мы устраивали презентации, на них приходило два-три калеки. Когда я пригласил довольно уважаемого человека прочитать лекцию, мы с ним сидели на ней вдвоем. Он мой друг, и не обиделся, отнесся к этому философски. Мы записали видео, все были очень довольны. </p> <p> Такие вещи нарабатываются годами. Места, в результате, становятся «теплыми». Здесь тоже требовалось время, а его не было. </p> <p> <b>– У пластилина неприятный, очень локальный химический цвет. Вы для ваших работ используете какой-то особый пластилин?</b> </p> <p> – Пластилин здесь может быть только один, фирмы «Гамма». Это самый лучший пластилин. Тот же, что был и в советское время. Как и во всех остальных пластилинах, что сделаны для детей, он имеет жуткие, кислотные цвета. Это было и в пятидесятые, и в шестидесятые годы. </p> <p> Но пластилин смешивается, как краски на палитре. У красок изначально тоже не натуральные цвета. Иногда, когда смешаешь цвет, он все равно слишком яркий. А у меня тема «Белое движение», и цвета должны быть тусклыми, погашенными, немножко грязноватыми – такая армия у нас, в общем-то, и была. Не пестрая, как в наполеоновские времена. И я гасил цвета, если мне было нужно, скульптурным пластилином. Эта технология пришла ко мне от отца. </p> <p> <b>– Ваш сын Антон продолжает лепить?</b> </p> <p> – Да. Сейчас он в университете учится и, жестко ограничен по времени. Но он верен этому увлечению. У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим… </p> <p> <b>Алексей Филиппов</b> </p> <p> <b>Фото: представлено Сергеем Олюниным, публикуется с разрешения правообладателя</b> </p>

«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»

«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»

«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»

«У человека обязательно должно быть хобби – иначе мы все себя засушим»

Интересное по теме

Коллекционирование/Арт-рынок

Суверенный фонд Абу-Даби купил долю в Sotheby’s
14 августа 2024, 14:49

Коллекционирование/Арт-рынок

Бикини за 175 тысяч долларов
7 августа 2024, 09:15

Музеи и выставки

Вячеслав Хуртин, основатель и директор Технического музея: «Я не думаю об экспонатах с точки зрения вложенных средств»
12 сентября 2024, 10:17