Небольшое пианино из светлого дерева сверкает отполированными клавишами. Сверху в специальном футляре три скрипки полукругом. Треск, хруст… Закрутился бумажный рулон со стройными дорожками отверстий: одно отверстие – одна нота. Заиграло! Ритмы 20-х годов прошлого столетия заполнили пространство. Невидимые руки быстро стучат по клавишам и скользят смычками по скрипичным струнам. Кажется, сейчас из-за инструмента выйдет музыкант-невидимка… Но перфолента докрутилась. Все остановилось. В приглушенном свете по залу разлетаются последние ноты. Самоиграющий оркестрион затих. Гладкие клавиши успокоились. «Konzert - Phonolist», год изготовление 1925. Лейпциг, Германия» - гласит табличка рядом.
Перевожу взгляд чуть выше, на стене несколько фотографий. Высокий седовласый человек в очках улыбается со снимков. Вот он в цилиндре, вот с граммофоном в руках, вот с переносным органом играет на улице Стокгольма. Билл Линдвал, шведский бизнесмен. С него все начиналось. Вернее, с его страсти к самоиграющим инструментам. Больше 40 лет он собирал различные шарманки и оркестрионы. И у него был небольшой музей в Стокгольме. Боясь, что дети со временем распродадут коллекцию, предложил купить собрание своему другу российскому бизнесмену Давиду Якобашвили.
- До 2000 года я не был собирателем, я ничего не собирал, - вспоминает Давид Якобашвили. - Может быть, в детстве "Вымпела", модели маленьких машинок. И марки чуть-чуть. А потом просто он (Билл Линдвал – прим. ред.) мне показал эту коллекцию. Я знал, что ему нравятся самоиграющие музыкальные аппараты. Вспомнил детство. Тогда, в 2000 году, у меня бизнес начал развиваться, и я начал зарабатывать деньги. Был на подъеме. И Билл предложил: "Может быть, ты сделаешь музей?" Мне идея показалась очень привлекательной. Я сказал: "Да, давай сделаем". Начал с ним ездить. Он приобщил меня к аукционам, приобщил к собирателям таких ценностей, ввел в этот круг. И дальше - во мне проснулся дух коллекционирования. Это привязанность такая. Уже не можешь без этого. Надо все время собирать, что-то находить… Это зависимость определенная. Есть свои слабости у каждого человека - у меня такая слабость.
За 15 лет такой «зависимости» собрание Билла Линдвала из 400 предметов разрослось до 20 тысяч экспонатов и 4-х этажей в здании на улице Солянка. «Плюс 20 тысяч музыкальных носителей», - поправляют работники музея. Не без гордости. Бумажные и восковые перфоленты, металлические диски, винил… Длинные узкие шкафы с рулонами на полках. История звукозаписи в отдельно взятом строении Москвы. Продвигаемся между полированными инструментами, разговаривая полушепотом: на другом конце зала перед одним из оркестрионов стоит микрофон, идет запись-оцифровка.
Переносные шарманки сменяют большие ярмарочные органы с причудливыми скульптурами. Самый огромный – в центре зала – как гигантская музыкальная шкатулка, украшенная яркими картинами и позолотой. «Th Mortier» - красуется вверху композиции название компании-производителя. Для этого инструмента в музее еще при строительстве готовили специальное место: здесь потолок исчезает в лестничной спирали, и оглушающий звук праздничного органа уносится этажами выше…
А вот эти музыкальные «шкафы» стояли в середине прошлого века в холлах гостиниц, кафе и на железнодорожных станциях. Чтобы заиграла музыка, достаточно было опустить монету или повернуть специальный ключ, и большой металлический диск начинал крутиться, разливаясь нежными переливами…
Помните, как в фильме «17 мгновений весны»? Штирлиц и пастор Шлаг ведут свой философский разговор о политике и Боге под звуки такого инструмента. Его между подачей блюд заводит хозяин ресторана.
Всего каких-то 80 лет назад звук воспроизводился с железного диска с отверстиями…
Внезапно на стене начинают играть часы, прерывая мысли о том, как все в этом мире быстротечно. «Это один из наших самых старых экспонатов, - поясняют мне, - голландские часы 1450 года. Настенные. По форме напоминают башенные, но, скорее всего, висели в одном из замков».
То, что у музея будет отдельное здание, было решено сразу. Правда, изначально оно планировалось не на Солянке, говорит Давид Якобашвили.
- Сложности, конечно, были. Как только я озвучил идею создания музея Юрию Михайловичу (Лужкову – прим. ред.), он меня выслушал и дал возможность получить здание. На Покровке. Там находилось отделение милиции, рядом с Белорусским посольством. Милицию «переселили». Но белорусы сказали, что им это помещение необходимо для нужд посольства. Я, конечно, не отказал - мы же дружественное государство (смеется). Правда, поставил меркантильное условие, чтобы они помогли договориться с мэрией зарегистрировать участок земли под шашлычной «Стекляшка», которую я к тому времени приобрел. Белорусы помогли, за что я им очень благодарен. Здание строили почти 14 лет, все это время коллекция хранилась в подвалах под Арбатом, в помещениях бывшей «Метелицы» ( Д. Якобашвили был соучредителем казино с 1993 г.- прим. ред.). Там же мы сделали первые ремонтные мастерские, теперь они в самом музее.
Кутаюсь в кофту – в помещении довольно прохладно. «Слишком много дерева и кожи», объясняют работники. Периодически возле экспонатов появляются реставраторы, делают обход, проверяют – настраивают инструменты и часы. Следят за уровнем влажности. Мастеров, как и предметы старины, тоже собирали по крупицам.
Поднимаемся на второй этаж. Часы. Напольные, настенные, каминные, консольные, карманные. Большинство – с инструментальной составляющей. Коллекция со времен Билла Линдвала хоть и разрослась в тематическом плане, но тема музыки осталась ключевой.
Вот такие часы в футляре висели в каретах наполеоновских солдат, который требовал от своих служак пунктуальности. Вот эти – без корпуса под стеклом - стояли на каминах, их открытый механизм сам по себе – произведение искусства. А тут «магические» часы, часы-загадки. Стеклянная трубка, увенчана прозрачным циферблатом, по которому бегает стрелка. Механизма с шестеренками, словно и нет. Но то иллюзия, которую сотворил часовщик, любитель фокусов Робэр Удэн.
Дальше глаз цепляется за потолок, под которым висит множество клеток с птицами. Живыми… Или нет? Еще одна иллюзия. Тает вместе с первыми «чириканьями» механических клювов.
- Таких экспонатов, чтобы за ними пришлось «гоняться», нет, - чуть задумавшись, рассказывает Давид Якобашвили, - не получается приобрести, значит, не получается. Нет, так нет, как говорится… Чаще борьба в душе происходит - отдать больше денег или нет? И вот тут многое зависит от настроения, с которым идешь на аукцион. Есть у нас в коллекции достаточно дорогие вещи, которые стоят несколько миллионов долларов, но они не всегда самые дорогие к сердцу. Но бывает так, что упускаешь какую-то интересную вещь, потому что пропустил аукцион, забыл, опоздал… Это, конечно, всегда обидно. Вообще, все, что приобретаешь, должно нравиться. Цель-то – собрать.
У коллекционера цель собрать. У работников музея – создать такое пространство, чтобы все предметы в нем «подружились», давали «дышать» друг другу, не перетягивая внимания. «Неправильной расстановкой и светом можно в буквальном смысле уничтожить предметы: графика зацветет, серебро почернеет», - комментируют музейные сотрудники, пока мы идем по третьему этажу мимо географических карт 18 века (где север не вверху, а на северо-западе) и коллекции поздних работ Паоло Трубецкого. Блоком бронзовой скульптуры Давид Якобашвили особенно горд.
- В принципе, ничего сложного в том, чтобы открыть свой музей – нет, - говорит он, - особенно, если у вас есть помещение, есть, что показать. И есть деньги. Никаких специальных разрешений на музейную деятельность не нужно. Другой разговор, что путь во многом зависит от того, какую задачу вы перед собой ставите. Я выбрал сложную - найти участок в центре города, построить здание… Если бы я просто купил помещение, вышло бы дешевле тех денег, что в итоге потратил. А так, все вместе: строительство, покупка и обслуживание экспонатов – это сопоставимая сумма с той, которую я получил после продажи Вимм-Биль-Данн. (Прим ред.: по данным из открытых источников в 2011 году компания «Вимм-Биль-Данн» была приобретена корпорацией PepsiCo за $5,7 млрд. Это стало крупнейшей зарубежной инвестицией в не сырьевой рынок России. Давид Якобашвили выручил от продажи 10% - около $600 млн).
Спускаемся с третьего этажа на лифте, постепенно возвращаясь из 17-19 веков в не столь далекие 1970-е. Весь минус первый этаж заставлен музыкальными автоматами тех лет. Бросаем монетку в ближайший. Мгновение. Загораются яркие лампы. Еще мгновение. Из колонок полетели виниловые голоса легендарной ABBA. «Вот такой был способ у владельцев кафе развлечь гостей, пока не было плазменных телевизоров, и подзаработать. Одна монета – одна композиция»… Ну, а музей в моем случае – это не про заработать, утверждает Давид Якобашвили, это про другое:
- Это не бизнес. Никакого бизнеса тут нет. Потому что билеты бесплатные. Продавать мы ничего не собираемся, даже воду. Экспонаты не продаем. Только покупаем… Если есть деньги!
Татьяна Смородинская
Подпишитесь на наш телеграм-канал, чтобы всегда быть в самом центре культурной
жизни
Интервью мецената Давида Якобашвили, основателя музея "Собрание". Сложно ли открыть частный музей в Москве?
<h2>Небольшое пианино из светлого дерева сверкает отполированными клавишами. Сверху в специальном футляре три скрипки полукругом. Треск, хруст… Закрутился бумажный рулон со стройными дорожками отверстий: одно отверстие – одна нота. Заиграло! Ритмы 20-х годов прошлого столетия заполнили пространство. Невидимые руки быстро стучат по клавишам и скользят смычками по скрипичным струнам. Кажется, сейчас из-за инструмента выйдет музыкант-невидимка… Но перфолента докрутилась. Все остановилось. В приглушенном свете по залу разлетаются последние ноты. Самоиграющий оркестрион затих. Гладкие клавиши успокоились. «Konzert - Phonolist», год изготовление 1925. Лейпциг, Германия» - гласит табличка рядом. </h2>
<br>
<span style="font-size: 14pt;">Перевожу взгляд чуть выше, на стене несколько фотографий. Высокий седовласый человек в очках улыбается со снимков. Вот он в цилиндре, вот с граммофоном в руках, вот с переносным органом играет на улице Стокгольма. Билл Линдвал, шведский бизнесмен. С него все начиналось. Вернее, с его страсти к самоиграющим инструментам. Больше 40 лет он собирал различные шарманки и оркестрионы. И у него был небольшой музей в Стокгольме. Боясь, что дети со временем распродадут коллекцию, предложил купить собрание своему другу российскому бизнесмену Давиду Якобашвили. </span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
- До 2000 года я не был собирателем, я ничего не собирал, - вспоминает Давид Якобашвили. - Может быть, в детстве "Вымпела", модели маленьких машинок. И марки чуть-чуть. А потом просто он (Билл Линдвал – прим. ред.) мне показал эту коллекцию. Я знал, что ему нравятся самоиграющие музыкальные аппараты. Вспомнил детство. Тогда, в 2000 году, у меня бизнес начал развиваться, и я начал зарабатывать деньги. Был на подъеме. И Билл предложил: "Может быть, ты сделаешь музей?" Мне идея показалась очень привлекательной. Я сказал: "Да, давай сделаем". Начал с ним ездить. Он приобщил меня к аукционам, приобщил к собирателям таких ценностей, ввел в этот круг. И дальше - во мне проснулся дух коллекционирования. Это привязанность такая. Уже не можешь без этого. Надо все время собирать, что-то находить… Это зависимость определенная. Есть свои слабости у каждого человека - у меня такая слабость.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
За 15 лет такой «зависимости» собрание Билла Линдвала из 400 предметов разрослось до 20 тысяч экспонатов и 4-х этажей в здании на улице Солянка. «Плюс 20 тысяч музыкальных носителей», - поправляют работники музея. Не без гордости. Бумажные и восковые перфоленты, металлические диски, винил… Длинные узкие шкафы с рулонами на полках. История звукозаписи в отдельно взятом строении Москвы. Продвигаемся между полированными инструментами, разговаривая полушепотом: на другом конце зала перед одним из оркестрионов стоит микрофон, идет запись-оцифровка. </span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Переносные шарманки сменяют большие ярмарочные органы с причудливыми скульптурами. Самый огромный – в центре зала – как гигантская музыкальная шкатулка, украшенная яркими картинами и позолотой. «Th Mortier» - красуется вверху композиции название компании-производителя. Для этого инструмента в музее еще при строительстве готовили специальное место: здесь потолок исчезает в лестничной спирали, и оглушающий звук праздничного органа уносится этажами выше…</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
А вот эти музыкальные «шкафы» стояли в середине прошлого века в холлах гостиниц, кафе и на железнодорожных станциях. Чтобы заиграла музыка, достаточно было опустить монету или повернуть специальный ключ, и большой металлический диск начинал крутиться, разливаясь нежными переливами…</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Помните, как в фильме «17 мгновений весны»? Штирлиц и пастор Шлаг ведут свой философский разговор о политике и Боге под звуки такого инструмента. Его между подачей блюд заводит хозяин ресторана.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Всего каких-то 80 лет назад звук воспроизводился с железного диска с отверстиями…</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Внезапно на стене начинают играть часы, прерывая мысли о том, как все в этом мире быстротечно. «Это один из наших самых старых экспонатов, - поясняют мне, - голландские часы 1450 года. Настенные. По форме напоминают башенные, но, скорее всего, висели в одном из замков».</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
То, что у музея будет отдельное здание, было решено сразу. Правда, изначально оно планировалось не на Солянке, говорит Давид Якобашвили. </span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
- Сложности, конечно, были. Как только я озвучил идею создания музея Юрию Михайловичу (Лужкову – прим. ред.), он меня выслушал и дал возможность получить здание. На Покровке. Там находилось отделение милиции, рядом с Белорусским посольством. Милицию «переселили». Но белорусы сказали, что им это помещение необходимо для нужд посольства. Я, конечно, не отказал - мы же дружественное государство (смеется). Правда, поставил меркантильное условие, чтобы они помогли договориться с мэрией зарегистрировать участок земли под шашлычной «Стекляшка», которую я к тому времени приобрел. Белорусы помогли, за что я им очень благодарен. Здание строили почти 14 лет, все это время коллекция хранилась в подвалах под Арбатом, в помещениях бывшей «Метелицы» ( Д. Якобашвили был соучредителем казино с 1993 г.- прим. ред.). Там же мы сделали первые ремонтные мастерские, теперь они в самом музее.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Кутаюсь в кофту – в помещении довольно прохладно. «Слишком много дерева и кожи», объясняют работники. Периодически возле экспонатов появляются реставраторы, делают обход, проверяют – настраивают инструменты и часы. Следят за уровнем влажности. Мастеров, как и предметы старины, тоже собирали по крупицам.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Поднимаемся на второй этаж. Часы. Напольные, настенные, каминные, консольные, карманные. Большинство – с инструментальной составляющей. Коллекция со времен Билла Линдвала хоть и разрослась в тематическом плане, но тема музыки осталась ключевой.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Вот такие часы в футляре висели в каретах наполеоновских солдат, который требовал от своих служак пунктуальности. Вот эти – без корпуса под стеклом - стояли на каминах, их открытый механизм сам по себе – произведение искусства. А тут «магические» часы, часы-загадки. Стеклянная трубка, увенчана прозрачным циферблатом, по которому бегает стрелка. Механизма с шестеренками, словно и нет. Но то иллюзия, которую сотворил часовщик, любитель фокусов Робэр Удэн.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Дальше глаз цепляется за потолок, под которым висит множество клеток с птицами. Живыми… Или нет? Еще одна иллюзия. Тает вместе с первыми «чириканьями» механических клювов. </span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
- Таких экспонатов, чтобы за ними пришлось «гоняться», нет, - чуть задумавшись, рассказывает Давид Якобашвили, - не получается приобрести, значит, не получается. Нет, так нет, как говорится… Чаще борьба в душе происходит - отдать больше денег или нет? И вот тут многое зависит от настроения, с которым идешь на аукцион. Есть у нас в коллекции достаточно дорогие вещи, которые стоят несколько миллионов долларов, но они не всегда самые дорогие к сердцу. Но бывает так, что упускаешь какую-то интересную вещь, потому что пропустил аукцион, забыл, опоздал… Это, конечно, всегда обидно. Вообще, все, что приобретаешь, должно нравиться. Цель-то – собрать.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
У коллекционера цель собрать. У работников музея – создать такое пространство, чтобы все предметы в нем «подружились», давали «дышать» друг другу, не перетягивая внимания. «Неправильной расстановкой и светом можно в буквальном смысле уничтожить предметы: графика зацветет, серебро почернеет», - комментируют музейные сотрудники, пока мы идем по третьему этажу мимо географических карт 18 века (где север не вверху, а на северо-западе) и коллекции поздних работ Паоло Трубецкого. Блоком бронзовой скульптуры Давид Якобашвили особенно горд.</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
- В принципе, ничего сложного в том, чтобы открыть свой музей – нет, - говорит он, - особенно, если у вас есть помещение, есть, что показать. И есть деньги. Никаких специальных разрешений на музейную деятельность не нужно. Другой разговор, что путь во многом зависит от того, какую задачу вы перед собой ставите. Я выбрал сложную - найти участок в центре города, построить здание… Если бы я просто купил помещение, вышло бы дешевле тех денег, что в итоге потратил. А так, все вместе: строительство, покупка и обслуживание экспонатов – это сопоставимая сумма с той, которую я получил после продажи Вимм-Биль-Данн. (Прим ред.: по данным из открытых источников в 2011 году компания «Вимм-Биль-Данн» была приобретена корпорацией PepsiCo за $5,7 млрд. Это стало крупнейшей зарубежной инвестицией в не сырьевой рынок России. Давид Якобашвили выручил от продажи 10% - около $600 млн). </span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
Спускаемся с третьего этажа на лифте, постепенно возвращаясь из 17-19 веков в не столь далекие 1970-е. Весь минус первый этаж заставлен музыкальными автоматами тех лет. Бросаем монетку в ближайший. Мгновение. Загораются яркие лампы. Еще мгновение. Из колонок полетели виниловые голоса легендарной ABBA. «Вот такой был способ у владельцев кафе развлечь гостей, пока не было плазменных телевизоров, и подзаработать. Одна монета – одна композиция»… Ну, а музей в моем случае – это не про заработать, утверждает Давид Якобашвили, это про другое:</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<span style="font-size: 14pt;">
- Это не бизнес. Никакого бизнеса тут нет. Потому что билеты бесплатные. Продавать мы ничего не собираемся, даже воду. Экспонаты не продаем. Только покупаем… Если есть деньги!</span><br>
<span style="font-size: 14pt;"> </span><br>
<b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b>
Татьяна Смородинская</b></span>
<p>
</p>
https://kulturomania.ru
Интервью мецената Давида Якобашвили, основателя музея &quot;Собрание&quot;. Сложно ли открыть частный музей в Москве?
Интервью мецената Давида Якобашвили, основателя музея &quot;Собрание&quot;. Сложно ли открыть частный музей в Москве?
Интервью мецената Давида Якобашвили, основателя музея &quot;Собрание&quot;. Сложно ли открыть частный музей в Москве?