Сергей Лимонов, предприниматель и коллекционер, основатель фонда Limonov Art Foundation, рассказал «Культуромании» о перспективах роста российского арт-рынка, инвестиционном потенциале современного искусства и о том, почему нужно покупать работы на вырост.
— Многие коллекционеры избегают публичности. Вы выбрали противоположную стратегию: поддерживаете современных художников, в прошлом году учредили Limonov Art Foundation. Почему?
— Коллекционеры делятся на два типа: те, кто просто коллекционирует, и те — их гораздо меньше — кому этого уже недостаточно, и они уходят в область меценатства, создают фонды. Некоторые идут еще дальше и открывают частные музеи — как Наталия Опалева. Почему? Дело в том, что чистое накопительство — даже если речь идет о шедеврах — в какой-то момент надоедает, подобно шопоголизму. Седьмой джип, третий джет, десятая сумка «Биркин» уже не приносят прежних эмоций. Совсем другие чувства испытываешь, когда поддерживаешь художников. Ведь у них часто нет возможности создавать некоммерческие вещи — инсталляции, видео-объекты: не хватает средств, а иногда даже смелости. Некоторые коллекционеры и меценаты по сути выступают своеобразными мотиваторами – помогают художнику подняться на следующую ступень. И когда он благодаря тебе делает десять шагов вперед, испытываешь ощущения, сравнимые с творческим прорывом, будто ты сопричастен созданию его великолепных вещей.
— Вы часто говорите, что нужно покупать «неудобное» и непонятное искусство, а не то, что тебе нравится на 100 процентов. Почему?
— Нужно покупать на вырост. Многие готовы приобретать только интерьерные вещи с понятными сюжетами — пейзажи, натюрморты. А интеллектуальное искусство нередко вызывает оторопь, каждый день на него смотреть тяжело. По сути это как ежедневно читать Достоевского, слушать Баха, Вагнера — все это требует душевных и интеллектуальных сил. Но тем, кто читает сложные книги или слушает сложную музыку, труднее спуститься вниз. Русскоязычный читатель готов воспринимать более сложную литературу, однако у нас нет традиций коллекционирования, поэтому в области изобразительного искусства творится детский сад — мы пока находимся на начальной стадии. Поэтому я советую сознательно прокачивать свой вкус, идти от более слабых вещей к более сильным и покупать работы на вырост, еще не понимая их, но прислушиваясь к авторитетам.
— Во время дискуссии на недавней ярмарке Cosmoscow вы сказали, что у нас мало хороших выставок и много коммерческих проектов. Почему вы так считаете?
— Во-первых, количество хороших выставок не может быть большим, просто потому, что отличных художников в процентном отношении всегда меньше. К тому же некоторые авторы находятся в начале своей карьеры, и на часть проектов можно просто закрыть глаза, оценивать этих художников нужно через пять–десять лет. Во-вторых, многие галереи отдают предпочтение коммерческим выставкам, поскольку их легко продать. Да и сами галеристы не всегда являют собой образец высокой культуры, некоторые обладают своеобразным вкусом, и искусство, которое они продают, может быть невысокого качества.
— Цифровизация пришла во многие сферы жизни, и, возможно, скоро появятся глобальные маркетплейсы, где будут продавать искусство. Сохранится ли в этой ситуации фигура галериста или постепенно исчезнет?
— Галеристы останутся по одной простой причине: картины, инсталляции, скульптуры не являются массовым продуктом — эти вещи уникальны. То есть уникальная, единственная в своем роде вещь приобретается человеком, обладающим своим уникальным внутренним миром. Это сопровождается тонкими переговорами: между покупателем и произведением, покупателем и художником и покупателем и галеристом. А также между покупателем и его внутренней сущностью, которую он сам толком не знает. И галерист в данном случае выступает посредником, который помогает коммуницировать, объясняет замысел художника, умеет разговаривать на языке коллекционера. Как без подобного посредника покупать искусство на стоках? Конечно, онлайн-продажи растут, но эта тенденция наблюдается в низкобюджетном или среднебюджетном сегменте. Если коллекционер покупает онлайн дорогие вещи, значит, он уже знаком с творчеством художника и готов приобрести по фотографии. Риск для него минимален — он примерно представляет, что берет.
— Арт-рынок во многом находится в «серой» зоне — это касается и ценообразования, и провенанса, и продаж. Станет ли он постепенно более прозрачным — благодаря все той же цифровизации — или так и останется в полутени?
— Конечно, останется, потому что покупка искусства — интимная вещь и к тому же дорогостоящая. Плюс, пока окончательно не введут цифровую валюту, сделки за наличные никуда не денутся. Возможно, с помощью налогового законодательства получится стимулировать прозрачность рынка, например, можно списывать часть налога на физических лиц за счет каких-то покупок. Или снижать корпоративные налоги, если девелоперы тратят один процент бюджета на лэнд-арт. А пока нет стимулов обелять этот рынок.
— Что происходит с нашим арт-рынком последние полтора года?
— Я прогнозировал, что интерес будет расти, потому что рынок впечатляюще низкий — непропорционально доходам страны и доходам больших городов. Если посчитать, сколько в пропорциональном отношении тратится на искусство в Европе и США, становится ясно: мы обречены на рост и никакие экономические санкции не смогут задавить этот тренд. Они могут только временно приглушить его, но как только стабилизируется экономическая и дипломатическая ситуации, нас ждет гигантский рост. Потому что современное искусство — необходимый сегмент жизни человека. Оно яркое, интересное, нескучное. Старое искусство либо находится в музеях, либо стоит слишком дорого, к тому же оно не является актуальным, не отражает многие тренды. Мы не можем все от мало до велика слушать Клавдию Шульженко или Муслима Магомаева. Или украшать дома с хай-тек дизайном работами Айвазовского и Шишкина. Современное искусство — классное и актуальное, поэтому его будут потреблять. Плюс оно дешевле, и коллекционеру не так страшно рисковать. Поэтому тренд будет следующий: нас ждет рост, в зависимости от внешних условий — либо вверх, как свечка, либо более плавный. Какая-то часть новых покупателей начнут интересоваться интеллектуальным искусством. По мере расширения общей воронки покупок, количество коллекционеров-интеллектуалов тоже будет увеличиваться. Следующий маркер развития — если каждый год будет появляться хотя бы пять-десять новых галерей. Из них пара с собственными выставочными пространствами. Пока их количество немного ниже — три-пять и все без своих площадок.
— Арт-рынок практически не существует за пределами Москвы и Петербурга. Получается, у регионов есть потенциал для роста?
— Нет, потенциал у них гораздо ниже. Даже в Лос-Анджелесе в 70-80-е не было рынка, и галереи либо не открывались, либо сворачивали свою деятельность. Только в 90-е и нулевые там начали открываться филиалы больших галерей, появился Музей современного искусства, стало больше коллекционеров, возникли свои традиции. И неважно, что Лос-Анджелес задолго до этого был столицей кинематографа, вся художественная жизнь сосредоточилась в Нью-Йорке. То же самое происходит в каждой европейской стране: 90 процентов сделок совершается в Лондоне, Париже, Берлине — столицы все вбирают в себя. У нас в городах-миллионниках мало коллекционеров современного искусства — в среднем от одного до пяти. В Нижнем Новгороде — восемь человек, в Воронеже — один, в Сибири, говорят, от трех до пяти человек, в Перми — семейная пара. Возможно, я немного утрирую — говорю о тех, кого знаю лично, но порядок именно такой. В общем, 80 процентов сделок проходит в Москве, 10 процентов — в Петербурге, еще 10 процентов приходится на регионы. Возможно, когда экономика начнет расти и будут открываться музеи современного искусства, возникнет новое поколение коллекционеров. И тогда потенциал арт-рынка в регионах вырастет. Без больших площадок в миллионниках он будет низким. Нужно, чтобы в городе было более 10 коллекционеров, чтобы увидеть заметный рост.
— В чем миссия вашего фонда Limonov Art Foundation?
— Мы собираемся каждый год переосмыслять и корректировать свои цели. Может быть, сосредоточимся на вещах, не связанных с выставками — например, на сайтах для художников, продвижении их в соцсетях. Ведь у многих нет на это денег, а в нашем мире узнаваемости необходим личный бренд. Возможно, будем отправлять художников в резиденции, оплачивать учебу за границей, хотя сейчас это практически невозможно — русских художников больше не принимают. Или, снимать им мастерские, поскольку многие ютятся в маленьких комнатушках, где невозможно работать над масштабными объектами. В общем, инструментов поддержки немало. Кроме этого планируем проводить пять-шесть выставок в год — показывать художников, не прикрепленных к галереям. Возможно, благодаря нашей поддержке, они смогут заключить контракты с галереями и будут двигаться дальше.
— Ваша коллекция началась с живописи. Что собираете сейчас? Знаю, что у российских коллекционеров непопулярны перформансы, цифровое искусство и даже фотография.
— Во всем мире пограничные вещи пользуются меньшим спросом. Однако рынок фотографии отлично развит в Европе, США, Японии и Южной Корее. У нас он, конечно, находится в зачаточном состоянии, многие не понимают, зачем вообще платить за фотографию. Я лично знаю лишь двух коллекционеров современной фотографии, классическую все-таки собирают больше. А галерей, занимающихся современной фотографией, — штуки три на всю страну. Что касается инсталляций и сложных объектов, понятно, что их невозможно выставить в квартире или доме — некоторые вещи могут заполнить собой всю комнату — и нужен склад для хранения. У нас пока мало частных музеев и системных коллекций, поэтому подобные вещи покупают редко. Видеоартом тоже почти не интересуются. Не подумайте, что я жалуюсь, все это рисует перспективу — в каком направлении мы обязательно будем двигаться. А холст и масло — это базовый уровень коллекционирования в современном искусстве. Поэтому хороший коллекционер должен тестировать самого себя, проверять свою смелость и покупать фотографию, объект, инсталляцию. Присматриваться к ним и опять совершать подобный круг. И потом он поймет, что холст и масло являются лишь одним из медиа, может быть, первым, но не основным. И что коллекция должна быть нескучной.
— Сами покупаете цифровое искусство?
— Еще нет. Недавно начал покупать видеоарт и фотографию и пока на этом остановлюсь. Цифровым займусь попозже, все разом не осилить.
— В Московском музее современного искусства проходит выставка Ивана Чемакина «Дорожное кино», организованная совместно с вашим фондом. Почему вы решили показать именно этого художника?
— У меня много его работ, он – один из наиболее представленных в коллекции авторов. Выставка в ММСИ — результат длительного восхищения этим художником, а также понимания, что его работы, на 90 процентов состоящие из «бедных» материалов — мусора, найденных объектов, неказистых вещей — трудно покупать в гламурные интерьеры. Это великое искусство. Я поддерживаю творчество Ивана, и выставка — пик любви к нему, а также понимания, что его искусство является высоким. Надо сказать, все отзывы говорят о том, что это – эталонная музейная выставка.
— Рассматриваете современное искусство как инвестицию?
— Такого посыла изначально не было. Ты просто любишь искусство, красоту, интеллектуальные смыслы, концепции, и идешь в первую очередь за ними. Пока я видел не так много художников, чьи работы выросли в десятки и сотни раз. Конечно, есть авторы, работы которых выросли в цене. Но только один, за все время, что я занимаюсь коллекционированием, продемонстрировал ликвидность на вторичном рынке. На его работы есть спрос, можно в любой момент продать и, вероятно, что-то заработать. Но поскольку стартовая база его работ была небольшой, то рост цен в пять-шесть раз не так впечатляет. Это не миллионы, не сотни, и даже не десятки тысяч долларов. Поэтому нынешнее искусство молодых художников является неинвестиционным. Инвестиционный потенциал у него появится лет через 20–30, и мои дети или внуки смогут его оценить, а мне без разницы. Скажем, советское неофициальное искусство прекрасно росло в цене до 2008 года, потом сильно просело и долго находилось на низком уровне. А сейчас снова идет в рост, люди на нем зарабатывают. И я надеюсь, что часть этих денег тратится на работы ныне живущих художников. Поэтому не считаю, что инвестиционный потенциал — это плохо, возможно, наоборот, хорошо. Появится больше коллекционеров, которые придут не за смыслами и красотой, а чтобы заработать денег — и, возможно, это оживит рынок. Но, в целом, я противник спекулятивного подхода. Мы должны покупать красоту, смыслы, любовь, концепции, видеть в произведениях искусства диалог с культурой, а не финансовый инструмент. Играйте на бирже, а деньги оттуда вкладывайте в искусство, а не наоборот.
— Вы покупаете только российское искусство?
— Из-за ковида и санкций наш рынок оказался оторван от европейского, поэтому пока западное искусство не покупаю. Но до ковида планировал небольшие покупки, чтобы начать разбираться в западном арт-рынке и разнообразить свою коллекцию и вкус, ведь там совсем иные традиции и техники. Вообще я бывал в Индии, Южной Корее и могу сказать, что мы недооцениваем свое искусство. Это наша вечная традиция — посыпать голову пеплом и стесняться своих корней, своего общества или, может быть, своей бедности и думать, что мы неразвиты по сравнению с Западной Европой. При этом мы демонстрируем высокий уровень по сравнению с Латинской Америкой, Юго-Восточной Азией, Восточной Европой, арабским миром. И как только произойдут позитивные сдвиги в экономике, появятся минимальные вложения в область современного искусства, нас ждет золотой век contemporary art. У нас в этом плане хороший потенциал.
— Как начинающему коллекционеру избежать ошибок? Дайте несколько советов.
— На первом этапе не нужно покупать работы одного художника. Знаю массу примеров, когда люди влюблялись в одного автора и покупали его вещи десятками. А когда их вкус менялся, они понимали, что выбор был не самым удачным, и все потраченные деньги — иногда большие — приходилось списывать. Поэтому нужна диверсификация. Еще важно сомневаться в собственном вкусе. Вы можете быть отличным специалистом, прекрасно образованным, разговаривать на 30 языках, но у вас должно оставаться ощущение, что вы ничего не понимаете в современном искусстве. И даже, если вдруг решите, что во всем разобрались, снова скажите себе, что ничего не понимаете, и идите дальше. Это позволит вам избежать финансовых и эстетических ошибок. Еще нужно разнообразить свою коллекцию и много покупать. Первые два года будут провальными – все, что вы купите, за редким исключением, будет плохим искусством. А если что-то окажется хорошим, это ваша удача, а не заслуга. Поэтому я бы советовал начинать с тиражных работ, с графики, фотографии. Года два-три прокачивать вкус и потом переходить к более дорогим работам. Еще один совет — нужно много читать, ходить на выставки. И важно, чтобы в окружении было три-четыре человека — искусствоведы, галеристы, музейщики — с кем вы будете находиться в диалоге. Это окружение может меняться на протяжении вашей коллекционерской практики, главное — благодаря ему вы получите больше информации. И если эти три-четыре человека будут хорошо отзываться о каком-то авторе, стоит к нему присмотреться, даже если его работы вам не близки. Потому что этот коллективный разум поможет вам избежать многих ошибок. Бывает, что люди тратят несколько миллионов на первую картину, обжигаются и больше не занимаются коллекционированием, хотя у них есть потенциальный вкус, деньги и желание. Зачем убивать свою мотивацию? Те, кто начинают покупать искусство, часто думают, что это легкая гуманитарная сфера, и готовы отдать большие деньги за работы невыдающихся художников. А ведь стоимость картины не эквивалентна ее эстетическому и интеллектуальному потенциалу. Дорогое искусство не означает хорошее — здесь нет прямой связи, как в бутике.
Ксения Воротынцева
Фото: Правообладателями является Сергей Лимонов и Дмитрий Егоров (автор). Публикуется с разрешения правообладателей
2024 Все права защищены
