28 января в Центральном выставочном зале «Манеж» откроется грандиозная выставка работ Сальвадора Дали. В экспозицию войдут 180 произведений знаменитого испанского сюрреалиста: живопись, рисунки, акварели и гравюры. В таких объемах творчество Дали еще не было представлено в нашей стране, да и сам он к нам не приезжал, хотя Россия и русские всегда присутствовали в его жизни.
Майя Плисецкая в своей книге рассказывает о том, как в парижском ресторане Maxim's познакомилась с чудаковатым художником, который внезапно заговорил с ней по-русски. Ее спутник, французский министр Эрве Альфан, приветствовал немолодого месье, сидящего за соседним столиком с красавицей-блондинкой: «Бонжур, Сальвадор». Блондинка оказалась мужчиной, а усатый господин – испанским сюрреалистом Сальвадором Дали, который, узнав, что Майя Михайловна – советская балерина, тут же выдал весь свой запас русских слов:
— Galia. Zhensscina. Lenin. Rossia. Ballet…
Плисецкая вспоминает, что после каждого слова он ставил точку, и его знаменитые усы в этот момент вибрировали и покачивались.
Эти пять слов определяли для художника его «русский мир», причем выстроены они были в точном соответствии с значимостью. На первом месте, конечно, Гала, жена Сальвадора Дали, русская по происхождению. Свою биографию эта загадочная женщина создавала как произведение искусства, поэтому известно о ней только то, что она сама хотела о себе рассказать. Дали был уверен, что его Гала, Галючка, Галючкинита, как он называет ее в своих книгах, родилась в Казани. Но татарские краеведы не нашли в казанских архивах ни одного упоминания о рождении Елены Дьяконовой – так ее звали по документам. Она впервые появляется лишь в воспоминаниях Анастасии Цветаевой – Галя Дьяконова училась вместе с сестрами Цветаевыми в московской гимназии Потоцкой, жила где-то неподалеку от Трехпрудного переулка, была смешлива и бедна.
В 1916 году в положении семьи, видимо, что-то изменилось, и Елену, у которой врачи нашли туберкулез, смогли отправить в швейцарский санаторий, где она и познакомилась со своим будущим мужем, поэтом Полем Элюаром. В 1930-м супруги Элюар вместе с дочерью приехали к Сальвадору Дали в Кадакес. Художник и его будущая муза встретились на пляже, долго говорили и решили никогда не расставаться.
Елена Дьяконова была старше Дали на десять лет и стала для него всем – любимой женщиной (и отчасти матерью), секретарем, менеджером, продюсером. Она приводила в порядок его бумаги, пыталась пристроить его дизайнерские проекты, которые в тридцатых годах никому не казались гениальными, была терпелива ко всем его капризам и не ложилась спать, пока он не закончит очередную работу. «Это ведь твоей кровью я пишу картины», - сказал он ей однажды и с тех пор стал подписывать их двумя именами: Гала-Дали. Когда они отправились в первую поездку в Америку, где к художнику пришли богатство и слава, он так нервничал, что жене пришлось крепко держать его за руку, чтобы передать ему свою уверенность.
Друзья Дали называли ее «алчной волчицей» и считали, что она привила ему жадность к деньгам. Дали отвечал на это, что решил стать миллионером еще в юности, когда узнал, что Сервантес и Колумб окончили свои дни в нищете. Но без Галы ему бы это не удалось.
Ленин, третий пункт в списке, был для Дали важной фигурой, поскольку его можно было использовать для различных провокаций. Поскольку в окружении художника было много русских, бежавших из России после Октябрьской революции, никакого пиетета по отношению к вождю мирового пролетариата он не испытывал, в отличие от его друзей-сюрреалистов. В 1933 году он пишет свою «Загадку Вильгельма Телля», в которой изображает сказочного стрелка в ленинской кепке с длиннющим козырьком, который опирается на костыль. Второй костыль подпирает его огромную ягодицу, а на руках у него маленький ребенок, которого он собирается съесть. В этом сюжете можно увидеть и иллюстрацию к идеям Фрейда, которого Дали глубоко чтил, и его попытку поквитаться с отцом, отказавшим ему в наследстве, но сюрреалисты восприняли картину как карикатуру на Ленина. На выставке, где она показывалась, произошел скандал: картину пытались уничтожить, но она висела слишком высоко, и сорвать ее со стены не удалось.
Вполне возможно, что никакого издевательства над Лениным в этом произведении не было: в образной системе Дали костыли означали не болезнь и слабость, а полет. Так или иначе, но это был один из его фетишей, который он помещал в разные работы, от картин до театральных костюмов. Союз с русским балетом у Дали сложился не сразу: первый опыт оказался неудачным. Серж Лифарь, заинтересовавшийся сюрреализмом, предложил ему оформить балет, о котором мечтал, но увидев эскизы, которые подготовил Дали, решил от этой идеи отказаться. Художник раздел Икара догола, а на его голову надел огромную сдобную булку с вьющейся над ней мухой.
«Представьте себе, какие это сулило бы удобства: пришлось бы поставить крест на турах и пируэтах, - пишет Лифарь директору Парижской Оперы Жаку Руше. – Я смахивал бы на подмастерье булочника или же господина, который вознамерился распробовать порцию аперитива, но вдруг видит в стакане муху». Вместо крыльев Дали выдал Икару пару костылей, а в конце балета предложил показать католического священника, сидящего в гробу, как в байдарке, и гребущего ложкой.
Не поладив с Лифарем, Дали вступил в переговоры с хореографом «Русского балета Сергея Дягилева» Леонидом Мясиным. В 1917 году в его балете «Парад» дебютировал как сценограф Пабло Пикассо, и этот спектакль был признан выдающимся событием в истории хореографического искусства.
Балеты, для которых декорации и костюмы создавал Сальвадор Дали, такую высокую оценку не получили: фантазии эксцентричного художника лишали хореографа свободы. Тем не менее он трижды пускался в это рискованное приключение – совместную работу с Дали. В 1939 году в Нью-Йорке, где Дали и Гала провели все военные годы, вышла «Вакханалия», в 1941-м – «Лабиринт», и в 1944-м – «Безумный Тристан». Все три балета были поставлены силами «Русского балета Монте-Карло», который в годы Второй мировой войны гастролировал в Соединенных Штатах. Каждая премьера сопровождалась шквалом критики: больше всего возмущений вызвала «Вакханалия», в которой Дали, по словам ведущей солистки «Русского балета» Александры Даниловой, вывел на сцену все сексуальные пороки. Популярности художника весь этот шум нисколько не мешал: она росла с каждым скандалом.
Связь Сальвадора Дали с русским балетом получила неожиданное продолжение уже в новом столетии. В начале нулевых на складе «Метрополитен-опера» обнаружили засыпанный пылью занавес из «Безумного Тристана». Руководство театра решило показать его режиссеру Даниэле Финци Паске – и занавес обрел вторую жизнь. «Когда я его увидел, то сразу понял, что можно развить это в интересный проект, своего рода чествование духа сюрреализма, - говорит Паска о своем спектакле «Истина». Этот спектакль, в котором соединились живопись, театр, цирк и танец, - своего рода размышление о том, что есть истина в искусстве. Паска объехал с ним шестьдесят стран, включая Россию.
На выставке в Московском Манеже можно будет увидеть эскиз этого занавеса – вместе с живописными работами Дали на тему «Тристана и Изольды» и другими произведениями, принесшими ему славу гениального сюрреалиста.
Татьяна Филиппова