Москва. 1987-ой. Простая советская наркоманка неземной красоты открывает простой советский ноутбук, заходит в простой советский интернет – и пытается завербоваться в Советскую Армию, ведь, как все мы помним, записаться в солдаты в 1987-м году можно было только online. Тем временем, сожитель нашей наркоманствующей красавицы (простой светский абьюзер) ловит на московских улочках зазевавшегося иностранца, запихивает его в багажник, подруливает к банкомату и прямо перед камерами начинает превращать гостя столицы в котлету, дабы тот не жадничал и обналичил все свои кровные. На языке абьюзера (кстати, его играет Саша Петров) такие действия называются «зарабатыванием денег», ибо как же еще их можно было заработать в голодном 1987-м.
Дальше – больше. Красавица-наркоманка попадает в ласковые, но цепкие объятия КГБ, где овладевает искусством отрезать пальцы особым способом, закалывать жертву вилкой и побеждать армию пехотинцев одним ударом сексуального каблучка. Так начинается самая развесистая кино-клюква этого лета – «Анна» Люка Бессонна, аляповатый ремейк его же собственной «Никиты», действие которой в этот раз пересажено на нашу почву.
А вот совершенно другая история. В подземных бункерах выдуманного городка Хоукинса (США, штат Индиана) злобные русские (в оригинале evil Russians) построили военную базу и теперь пытаются пробурить портал в иное измерение. Зачем им это понадобилось – сказать сложно, ведь в образовавшуюся дыру лезет потустороннее чудище, имя которому «Свежеватель разума». А так как никаких договоров с призрачными монстрами evil Russians не заключали, то, по логике, появившийся Свежеватель должен сожрать их первыми. Однако с логикой Russians, видимо, не сильно дружат, поэтому упрямо продолжают бурить, ибо они по определению evil.
Это, если кто-то еще не понял, краткий пересказ одной из главных сюжетных линий нового сезона «Очень странных дел» – мега-хита от Netflix. Кстати, вот что интересно: тема русских появилась в сериале только сейчас. Раньше, конечно, персонажи могли пару раз сказать слово «Russians», но только мельком. К тому же первый сезон начинался с невинной детской игры. Второй – с залихватской погони. А вот третий – с гремящей во всю мощь песни «Красная армия всех сильней» и с рассерженного русского генерала, который душит своего же ученого, потому что тот никак не может просверлить дыру в мир иной.
Но есть и другая сторона медали. Все вы слышали о сериале «Чернобыль», который, кстати, уже получил 19 (!) номинаций на премию «Эмми». И это невероятный проект во всех смыслах. Во-первых, он очень точно реконструирует эпоху – так точно, что даже наши кинематографисты о таком уровне могут только мечтать. Во-вторых, ужас перед этой трагедией и бескрайнее восхищение мужеством людей, отдавших свои жизни и здоровье, чувствуешь в каждом кадре. «Чернобыль» словно подводит тебя к самому краю ада – и показывает то, о чем говорить у нас как-то не принято. Кстати, вот вам крошечный факт: после выхода сериала на могилах и мемориалах ликвидаторов стали появляться цветы. Не по праздникам, не к дате – в будни. Их не было там уже как минимум лет десять.
«Курск» Томаса Винтерберга, среди продюсеров которого все тот же Люк Бессон, рядом с «Чернобылем» выглядит как бледная немощь. О какой-либо реконструкции в данном случае даже говорить глупо (в домах у подводников стоят печи с открытым огнем, в церкви мальчики поют песни и прочее). Тем не менее, наши моряки здесь – настоящие герои, которым авторы сочувствовали и перед силой которых по-настоящему преклонялись.
В общем, даже на этих примерах видно, что «русская тема» в разных проектах звучит по-разному. Но что стоит за всем этим? Еще лет пять назад таких фильмов было раз – и обчелся. А сейчас их количество растет с каждым месяцем, и вряд ли этот рост остановится завтра (например, в 2020-м в новом фильме франшизы Kingsman появится Гришка Распутин). Так что же происходит?
Для начала придется разочаровать тех, кто верит в теорию вселенского заговора. Для американской киноиндустрии кино – это, прежде всего, бизнес. И бизнес частный, не связанный с государством через прямые субсидии. Здесь нет системы государственного финансирования, нет «приоритетных направлений», под которые режиссер может получить безвозвратные или даже возвратные деньги. У нас эта система есть (и все продюсеры давно знают, на какие фильмы гранты точно дадут, а какую тему лучше не предлагать). Кино в США – это частная лавочка. Оно финансируется студиями, инвесторами и реже какими-либо независимыми фондами.
При этом понятно, что и продюсеры, и инвесторы тоже люди, и у них есть своя система ценностей, свое видение политической ситуации, свои политические ориентиры и прочее. Этот багаж, разумеется, отражается на том, что они снимают. Но вряд ли руководители крупной студии собираются в кружок на обсуждение очередного проекта и говорят: «А давайте-ка снимаем чернуху про какую-нибудь страну Руританию (про геев, про летающих кроликов), ведь я этих руританцев (геев, кроликов) от всей души не люблю». Студия берется за какую-либо тему в одном единственном случае: если студия уверена, что эта тема хорошо продается.
Почему «тема русских» вдруг стала хорошо продаваться – вопрос другой. И задавать его нужно уже не кинематографистам, а политикам. Более того, продается не только тема, но и образ, поэтому русские в «русоманских» проектах чаще всего (не всегда!) выглядят именно так, какими их готова воспринимать большая часть массовой аудитории. А вот почему их готовы воспринимать именно такими и что с этим делать – снова вопрос к политикам.
Кстати, в монстров о трех головах русские персонажи превращаются далеко не всегда. Конечно, встречаются среди них и непробиваемые верзилы с лицом, неотдаленно напоминающим кирпич (например, преследователь-убийца из «Очень странных дел»). Тем не менее, очень часто русские герои, наоборот, оказываются жертвами. Когда убивают смешного ученого из «Странных дел» – преданного поклонника американских каруселек, мультиков, бургеров и кока-колы, то его искренне жалко. Он был симпатичен авторам – и это видно. Жертвой является и Анна Люка Бессона, и героиня «Красного воробья», и даже герои довольно слабенькой докудрамы «Последние цари».
Оппозиция «плохой русский–хороший американец/иностранец» тоже встречается не так часто, как нам кажется. Взять ту же «Анну». КГБ, конечно, научило девушку отрезать своим жертвам пальцы, однако в итоге палец-то отпилило именно ЦРУ. Американцы в этом фильме вообще ведут себя иногда подлее, чем русские, и баек про «ужасти» ЦРУ у Бессонна не меньше, чем баек про КГБ.
В «Очень странных делах» ситуация еще интереснее. В первых двух сезонах на роль «непобедимого агрессора» была «нанята» местная власть: это именно она проводила жесткие эксперименты над детьми, устраняла несогласных и творила всякие непотребства. А в последних сериях сериал и вовсе превращается в сатиру на американский образ жизни: тут и тема зомбирования, и День Независимости, и псевдопатриотизм, и «счастливая страна гамбургеров и фейков». Так что, по сути, американцам от братьев Дафферов (создателей сериала) досталось даже больше, чем «злобным русским», что, кстати, на самом деле, всего лишь стеб.
А теперь давайте спросим мнение эксперта. Вот что рассказал «Культуромании» Александр Викторович Федоров – профессор, доктор педагогических наук, много писавший на эту тему (среди его работ есть монография, переиздававшаяся несколько раз – «Трансформация образа России на западном экране: от эпохи идеологической конфронтации (1946-1991) до современного этапа (1992-2010)»).
«Рост внимания западных кинематографистов приходился именно в периоды, когда русская (или советская) тема была политически актуальна (например, в оттепель или перестройку). В 1990-х, особенно в начальный постсоветсткий период, Россия стала интересна западному кино как мир постсоциалистического хаоса (отсюда вместо доминанты образа врага, связанного с холодной войной, возник образ России бандитской, коррупционной, наполненной бомжами, проститутками и пр.). Так же очень часто в этот период звучала тема стремления русских эмигрировать. В начале XXI века интерес к России в зарубежном кино немного снизился, но уже к началу 2010-х снова стал набирать вес. Связано это, разумеется, в первую очередь с политикой. Повседневная западная медийная тематика (Грузия, Украина, дело Скрипалей, санкции и пр.), которая начала набирать обороты с августа 2008, а потом с 2014 года, вызвала новый интерес к России, отсюда кинематографический интерес к русским образам и русской истории.
Что же касается «Курска» и «Чернобыля», то, на мой взгляд – это попытка кинематографистов показать, что между СССР и Россией общего больше, чем различий, особенно на уровне власти. И что Россия осталась такой же, как была: безжалостной по отношению к своим гражданам, коррумпированной, очень сильно отличающейся от Запада по менталитету. А поэтому непонятной, непредсказуемой и опасной».
Вера Алёнушкина
2024 Все права защищены
