15 октября состоялась церемония награждения лауреатов литературной премии «Ясная Поляна», учрежденной Музеем-усадьбой Л.Н. Толстого и компанией Samsung Electronics. Победителем в главной номинации «Современная русская проза» стал Сергей Самсонов за роман «Держаться за землю». Награда не стала неожиданностью, потому что об этом романе говорили последний год и из-за выбора темы — война в Донбассе, и из-за литературной одаренности автора. «Культуромания» стала первым СМИ, с которым поговорил новоиспеченный лауреат «Ясной Поляны».
— Член жюри премии «Ясная Поляна» Павел Басинский в «Российской газете» написал, что гражданская война в Донбассе родила сильную литературу, и в качестве примера привел Вашу книгу «Держаться за землю». Согласны с этим утверждением?
— Литература в принципе питается слезами и кровью, человеческой бедой. Какую книгу ни возьми — от самых древних времен до современности — непременно наткнешься на чей-нибудь труп: или Гектора, или Анны Карениной. На мать, которая рвет волосы над трупом ребенка. Вообще литература началась с эпоса о войне. Русская — со «Слова о полку Игореве». В этом смысле я согласен. Но само по себе обращение писателя к теме страданий и смерти не является гарантией того, что у него что-то получится. Скорее, наоборот. Потому что эту тему сложно потянуть. Я не уверен, что у меня получилось, скорее нет, по большому счету.
— Почему Вы выбрали для книги тему, связанную с Донбассом?
— Можно найти пять, десять разных объяснений. Одно из них такое: мне кажется, что люди, о которых я писал, в каком-то смысле безъязыки. Они не могут сами за себя сказать, а если и могут, то слишком слишком невнятно, неуклюже, темно. Они не могут выговорить свою боль, свою нужду, свое представление о справедливости.
— А шахтеры из Кемеровской области разве могут?
— Боль и отчаяние — это чувства, которые испытываешь у печной трубы сгоревшего дома. Рая на земле не будет нигде и никогда. Разница между ними и шахтерами из Донбасса — разница между миром и войной, между «жить тяжело» и «не жить».
— Вы были в Донбассе?
— Нет.
— Как Вы относитесь к «формуле Штайнмайера» — механизму реализации Минских соглашений, призванных разрешить военный конфликт?
— Я отношусь к ней с очень осторожным оптимизмом, скорее даже со скепсисом. Потому что попыток политически решить этот конфликт было предпринято много. Пять лет это все длится. Конечно, я хотел бы, чтобы все получилось и ситуация была урегулирована, но надежды на это мало.
— Как, на Ваш взгляд, должен разрешиться конфликт на Донбассе?
— Любой конфликт, любая гражданская война заканчивается усталостью воевать как с той, так и с другой стороны. Есть некая точка исчерпания всех человеческих сил, критический предел потери крови, достигнув которого, и те, и другие понимают — хватит. Для начала, наверное, все будет выглядеть как замороженный конфликт. Что-то вроде Приднестровья. Мне кажется, что усталость, о которой я говорил, уже достигает предела.
— Чего Вы хотите для людей Донбасса?
— Ну, видимо, того, что они сами для себя хотят. Никто не вправе никому указывать, как ему жить, где и когда на каком языке говорить, каким богам молиться и чьи могилы почитать. Это основа. Начинать надо с признания друг друга людьми. А дальше... Нам всем рисуется социалистический рай, где всем всего будет вдоволь. Мы смутно видим некий идеал общественного устройства и крайне плохо как до него добраться. Это противоречие между ясностью христианских заповедей и сложностью реальной социальной жизни, социальной жизни не X-го века, а XXI-го. Это противоречие составляет весь садизм существования современного человека. И как достичь идеала, как достичь хотя бы бескровной стабильности, отвечать не мне. Над этой проблемой ломали голову масса людей, гораздо более искушенных в политической и экономической сфере, чем я.
— И, все-таки, что делать жителям Донецкой и Луганской областей?
— Человеческая жизнь вообще в известном смысле безысходна. Они все делают правильно в том смысле, что делают то, что не могут не делать, единственное, что им остается. Латают свои крыши, стены, пытаются сберечь и накормить своих детей.
— В интервью «Литературной газете» вы сказали, что герой для Вас всегда начинается с ремесла. Не происходит ли сейчас резкое уменьшение количества таких людей, и к чему это может привести?
— Проблема в том, что уходят классические профессии. Человек избрал ремесло, которым хотел заниматься всю жизнь, а лет через пять, через десять вот это ремесло уже не дает ему хлеба — приходится насиловать себя, переучиваться еще на кого-то. Человек не движется от азов к вершине, а все время меняет азы на азы. И вообще, получается, никто из нас не умрет в том мире, в котором родился и собирался жить. В этом есть что-то апокалиптическое даже. Сейчас дети учат родителей искусству нажимать на сенсорный экран, и это не искусство, конечно, никакое, а путь от человека к обезьяне, вернее, к биомеханоиду. Уходят целые типажи, например, тип Григория Мелехова — солдата и землепашца. Какой там шахтер? Сейчас никто уж не вспомнит, что такое крестьянин. Профессионалов-созидателей становится все меньше, а появляется все больше людей-функций, людей-машин, людей-трутней. Людей, которые хоть что-то производят, уже гораздо меньше, чем тех, кто ничего не создает. Ситуация перевернутой пирамиды, которая не может не упасть.
— Члены жюри «Ясной Поляны» очень хвалили Вашу книгу, но есть и такое мнение, что книги стало сложнее читать из-за того, что язык стал «мертвым» и не вписывающимся в каноны современного русского языка. Как Вы прокомментируете это?
— По мне, так это очень хорошо, что я не вписываюсь в каноны современного русского языка — в прокрустово ложе вот этого беспомощного лапидарного ублюдка. Я уже давно перестал ориентироваться и прислушиваться к каким-то читательским мнениям, я исхожу из того, что мне нужно самому, из своих инстинктов, из веления своего чутья. Мне неинтересно, что обо мне говорят. Я понимаю, что ни один литератор не может обходиться без читателей, хотел бы, чтобы у меня их было как можно больше. Чтобы они у меня вообще были. Но тем не менее быть таким, каким тебя хочет видеть клиент, — это совершенно другая профессия. Гораздо более древняя, чем сочинитель.
— По мнению литературного критика Галины Юзефович, главное качество писателя — осознанность, Вы же упомянули писательские инстинкты и чутье. Что важнее?
— Каждый автор устроен по-своему. Есть авторы рациональные. Я скорее инстинктивный автор. Я ближе к животному, чем к человеку.
— Редактором Вашей книги выступил Владимир Медведев, сам написавший роман о военном конфликте в постсоветском Таджикистане, это случайно вышло или нет?
— Вариант в журнале «Дружба народов» действительно редактировал Медведев и сделал его более динамичным. За что ему спасибо большое. Безусловно, чисто тематическое созвучие есть между нашими книгами. В случайность такого рода знакомств я не верю.
Елена Сердечнова