Литературовед Елена Дубровина о поэте Юрии Мандельштаме
Впервые изданное в России в 2018 году собрание сочинений яркого представителя первой волны эмиграции Юрия Мандельштама скоро дополнится его «Избранным». Инициатор и составитель этих книг — литературовед, поэт, переводчик Елена Дубровина (Филадельфия).
— Елена, по сути, именно вы вернули в полном объёме из небытия читателю творчество поэта и литературного критика Юрия Мандельштама, остававшееся долгое время на родине практически terra incognita. Как, впрочем, и имя этого яркого русского парижанина. Что послужило отправной точкой в работе?
— В начале 1980-х годов в библиотеке Пенсильванского университета я наткнулась на стихи и краткую биографию Юрия Мандельштама. Сразу, конечно, всплыла ассоциация с Осипом Мандельштамом. И не только из-за одинаковой фамилии. Оба погибли молодыми: Юрий — в гитлеровском концлагере Освенцим, в 35 лет, Осип — в пересыльном лагере под Владивостоком, не дожив до 48. Сведения о Юрии Мандельштаме были очень скудными. Но по какой-то странной интуиции мне захотелось проникнуть в тайну жизни и смерти этого забытого литератора.
И вот лет шесть назад, по подсказке моей кузины, американского музыковеда Маргариты Мазо, мне удалось выйти на внучку поэта — Мари Стравинскую, правнучку композитора Игоря Стравинского, живущую в Женеве. Мари — как оказалось, уже знакомая с моей статьёй о Мандельштаме в американском журнале The Write Room , — сразу же отозвалась на моё письмо и открыла доступ к архивам.
Одновременно я стала собирать статьи Мандельштама для издания его сочинений — оно вышло в Москве в 2018-м на образовательной платформе «Юрайт» и получило знак «Лучшие книги издательства». В этот трёхтомник, подготовленный в соавторстве с Мари Стравинской, включено около 400 его статей. Ещё более 150 статей, а также хранящиеся в архивах Sacher Foundation (Швейцария) последние письма Мандельштама и переписка семьи Стравинских, касающаяся его отношений с женой — старшей дочерью Игоря Стравинского, Людмилой (Микой) Стравинской, вошли в «Избранное», которое готовится к печати в издательстве «Русский путь».
Но говорить о завершении работы рано. Ещё ждёт своего издателя подборка всех стихов Мандельштама, разбросанных не только в русских парижских, но и в зарубежных газетах и журналах. Некоторые из них не включены в предыдущие сборники поэта: три прижизненных — «Остров» (1930), «Верность» (1932) и «Третий час» (1935), и два посмертных — «Годы» (1950) и «Собрание стихотворений» (1990).
— Юрий и Осип Мандельштамы лишь однофамильцы?
— Исследуя родословную Юрия, близкого родства мне установить не удалось, хотя корни и тех и других Мандельштамов идут от некого ювелира Манделя (семь поколений назад) из одного и того же местечка в Польше. Тем не менее в роду были выдающиеся поэты: Рахель, Осип Мандельштам, Роальд Мандельштам. Кстати, родная сестра Юрия Татьяна Мандельштам-Гатинская тоже писала стихи, часть из них опубликована до войны под именем Татьяна Штильман.
По воспоминаниям поэта первой волны эмиграции Юрия Софиева, Юрия Мандельштама из пиетета к Осипу в шутку называли «Мандельштам-ненастоящий». В 1932 году Георгий Адамович писал с иронией в парижской газете «Последние новости», что Юрию следовало бы выбрать себе псевдоним, иначе, мол, всегда при всяком упоминании о «стихах Мандельштама» будут добавлять: «Только, знаете, не того Мандельштама» или даже — «ненастоящего Мандельштама». Однако Юрий Мандельштам фамилию не изменил, псевдонима не взял, а его имя, включая и Адамовича, и Владислава Ходасевича, всегда произносили с трепетом и уважением. Обоих Мандельштамов прочно связывали иные родственные узы — страсть к поэзии, бьющий через край талант, благодаря которому их имена стали бессмертными.
— Как поэт Юрий Мандельштам формировался во Франции, но зарождалась его любовь к стихам ещё раньше, в России, не так ли?
— Юрий и Татьяна росли в интеллигентной семье, в которой образование детей было на первом месте. Оба рано начали писать стихи. В архиве Мари Стравинской сохранились ещё детские стихи Юры, посвящённые «дорогой мамочке в день её рождения». Первые стихи он написал уже в эмиграции, в Париже, в 12-13 лет. Россия стала для него сказкой, сном. Мечтатель, романтик, ищущий любви, друзей, взаимопонимания, он позже скажет:
С детства я любил мечтанья,
Тишину и дрожь предчувствий.
Оттого я много верил
И отчаивался много.
Я искал на небе отблеск
Незаслуженного счастья,
И оно меня томило
Слаще летних сновидений.
— Трудно ли вам было сохранять объективность, рассказывая о своём герое?
— Нет, не трудно. Мандельштам действительно был незаурядной личностью. Несомненно, помогали знания пяти иностранных языков, широкая эрудиция, великолепная память, острый аналитический ум. Окончив в 1925 году в 17 лет русскую гимназию с серебряной медалью, он поступил в один из самых престижных французских университетов — Сорбонну, где изучал не только французскую и русскую литературу, но и современную и средневековую историю. После окончания в 1929-м университета получил предложение и дальше работать на кафедре французской литературы, но он чувствовал призвание к русской литературе и поэзии. Итак, Мандельштам вступает в новую жизнь — многочисленные друзья, новые встречи, новые увлечения, творчество, частые выступления, работа по ночам, чтение, долгие споры и обсуждения с друзьями новинок литературы, новых имён… Знания французского языка и литературы помогали ему печатать статьи и во французской периодике.
— Какова роль поэта из той же первой волны эмиграции Юрия Терапиано в судьбе Мандельштама?
— По словам Терапиано, он впервые увидел Мандельштама на литературном собрании как раз в день, когда тот окончил Сорбонну. Прозаик Василий Яновский в книге «Поля Елисейские» указал, что Мандельштам принадлежал к «группе» Терапиано — как и многие начинающие поэты. Но если те, расправив крылья, поспешно отделывались от лишнего груза и платили ему чёрной неблагодарностью, то «Мандельштам до конца остался верным своему патрону». Их связывала любовь к французской литературе, в особенности, подобно Гумилёву, к поэтам-«парнасцам», о которых они вели долгие беседы.
Общению этих поэтов была свойственна глубокая доверительность, взаимопонимание. Мандельштам часто открывает другу свою душу:
Юрию Терапиано
Ты говорил, и все казалось
Неизмеримо и светло,
Но что-то смутное осталось
И там, за памятью, легло.
Все это так: и мир без края,
И жизнь прекрасна и чиста;
Но только, знаешь ли, какая
Бывает в сердце пустота!
Кроме того, Терапиано и его жена Ирина, дальняя родственница Стравинских, сыграли одну из главных ролей в личной жизни Мандельштама, приведя на один из вечеров поэзии в конце января 1935 года милую застенчивую девушку — Людмилу Стравинскую...
— Считал ли Мандельштам себя учеником Ходасевича?
— И не только учеником, но и близким другом. Анна Ходасевич, вторая жена поэта, вспоминала, что в Париже он подружился с молодым поэтом Юрием Мандельштамом, и стихи «Пока душа в порыве юном...» обращены именно к нему. Но скорее всего Анна Ходасевич ошибается, поскольку в 1924 году, когда были написаны эти стихи, Мандельштаму всего 16 лет. Тем не менее её утверждение об их дружбе соответствует истине.
Мандельштам знал лично Ходасевича в течение последних 12 лет. По словам Мандельштама, между ними существовала та таинственная круговая порука, которая объединяет всех писателей. Это подтверждается не только уважительным отношением начинающего поэта к старшему другу, большому поэту, но и длительной литературной близостью, моментами и человеческой, годами общей работы в редакции одной из самых популярных парижских газет «Возрождение», в которой Ходасевич заведовал литературным отделом.
Ходасевич умер 14 июля 1939 года после операции, так и не придя в себя. Особенно тяжело перенёс потерю друга Мандельштам, часто посещавший его в больнице. Смерть Ходасевича для него — одна из самых тяжёлых, невосполнимых, самых «невообразимых». «Как писать об этой смерти, какими словами выразить ту живую, ту острую боль, которая наполняет сердце при одной мысли об этой потери?» — сокрушался Мандельштам в статье «Памяти Ходасевича». Со смущением и благодарностью он вспоминал отзыв Ходасевича о своей первой книге стихов, когда «вместо злобного уничтожения», которого ожидал, прочитал «слова поощрения и благожелательства». Именно этот отзыв решил «внутренне» судьбу Мандельштама, помог найти своё место в литературе.
Провожали Ходасевича в последний путь со слезами на глазах, гроб поэта несли Мандельштам, Владимир Смоленский, Владимир Вейдле — самые близкие и дорогие его сердцу люди… После смерти Ходасевича Мандельштам заменил его на посту редактора литературного отдела газеты «Возрождение».
— Как Юрий Мандельштам понимал творчество?
— Не как слепое повиновение силам, в нас заложенным, а как сотрудничество с ними. «Бог как бы оставил мир недосозданным, дав нам миссию продолжать творение». То есть творчество для него — это синтез различных элементов, слияние рационального и иррационального, передающее сложнейшее личное внутреннее мироощущение творящего, умение преобразить увиденное через собственное восприятие. Итогом — новая преображённая величина, будь то поэзия или проза, критическая статья или очерк.
— По словам поэта и художника второй волны эмиграции Сергея Бонгарта, «...стихи как люди — / Мало стихов бессмертных». У Мандельштама такие есть?
— Конечно, есть. По крайней мере, для меня. Однако чтобы стихи Мандельштама стали бессмертными, он должен прежде всего, говоря строкой из стихотворения Георгия Иванова, «Вернуться в Россию — стихами». Мандельштам писал, что одни поэты становятся бессмертными с первых же написанных строк, другие — постепенно, «после чуда второго рождения». К сожалению, его «второе рождение» пришло на пороге гибели...
Для стихов Мандельштама характерно поэтическое чутьё, мысль, неразрывно связанная с содержанием, образная смелость, подлинная лиричность и та эмоциональная ткань, без которой нет настоящей поэзии. И о чём бы он ни писал, всегда звучала тема любви — трагической, часто безответной.
Увы, любовь — не этот шёпот,
Не ласка этих нежных рук,
А страстный опыт, страшный опыт
Тревог, страданий и разлук.
Любовь была для него источником поэзии. Самый сильный поэтический цикл «Памяти твоей» написан после смерти жены.
— Однако стихи — лишь одна из форм литературной деятельности Мандельштама. Он имел репутацию литературного критика высокого уровня...
— Да, и лично я считаю Мандельштама в первую очередь литературным критиком, и критиком значительным. С 1929 по 1939 год почти в каждом номере «Возрождения» появлялись его статьи — путеводитель не только по русской литературе, но и литературе мировой. Если бы не преждевременная гибель, Мандельштам, возможно, встал бы в русской зарубежной литературе на одну линию с Ходасевичем и Адамовичем. Однако даже то, что он успел сделать — более 500 критических статей, не считая книги очерков «Искатели», — даёт нам не только полное представление о творчестве целого поколения литераторов русского зарубежья, заключённого в рамки двух войн, но и о тех, кто им предшествовал.
Одним из первых Мандельштам обозначил метафизическую направленность эмигрантской литературы. Такое понятие, как вера, стало для него критерием для разгадки тайны героев романа, понимания их пути к духовному совершенствованию. И авторы, и их герои для него не пешки, а живые люди, действующие и чувствующие, как он сам.
Особенно важно подчеркнуть, что он видел критику именно как самостоятельный вид творчества, находящийся в непосредственном контакте с творчеством данного писателя.
— Перед кем как будто оправдывается Мандельштам в цитируемой вами его статье «Коммунизм и христианство» в газете «Возрождение» (1937): «В чём же основа нашей нетерпимости? В индивидуальной нашей катастрофе, потере имущества, тех самых “чайных ложках”, над которыми столько смеются иностранцы? Нет, конечно, поскольку мы эмигранты, а не абсолютно несознательные беженцы, спасавшие шкуру и остатки благосостояния. Мы все понимаем, что не в одном терроре и дело, как и не в одном лишь политическом и социальном строе. Мы не приняли насилия над свободой личности, над свободой человеческого творчества в любой области, над духовным обликом человека».
— Я не рассматриваю эту цитату как оправдание эмиграции. Причины, по которым русская интеллигенция покидала Россию, объясняет Мандельштам, были не экономического и даже не политического характера. Они связаны со свободой творчества, уходом от советской принудительной цензуры. Марксистское учение, как известно, не рассматривает духовную сторону жизни с точки зрения метафизики, являясь активно враждебным философии духа, христианству, и не признаёт ничего, кроме материальной стороны мира.
Мандельштам чётко проводит черту различия между коммунизмом и христианством: «Победа христианства, победа жизни над тенью, победа коммунизма — торжество тени, небытия». Другими словами, он противопоставляет религию коммунизму, свободу — насилию «над свободой личности, над свободой человеческого творчества в любой области, над духовным обликом человека», что и стало основной причиной эмиграции творческой интеллигенции.
Более подробно Мандельштам продолжает эту тему в статье «Метафизический заказ», подразумевая под «метафизическим заказом» свободу творчества, уход от литературы заказной, принудительной, лишённой коммунистической направленности, то есть уход от «социального заказа». Для него философское направление, духовная, метафизическая сущность русской зарубежной литературы нераздельно связаны со свободой творчества. «Хотим мы того или не хотим, понимаем ли это или не понимаем, но эмиграция фактически оказалась явлением метафизическим».
— Расскажите, пожалуйста, более подробно о жене Мандельштама.
— Людмила (Мика) Стравинская родилась в Петербурге в 1908 году — в том же, что и Мандельштам. Ей было только шесть лет, когда семья покинула навсегда Россию. В 1920 году Стравинские переехали из Швейцарии на жительство в Париж.
После той первой встречи Мика и Юрий уже не расставались. Любовь, о которой так много писал Мандельштам и в статьях, и в стихах, пришла неожиданно, как просветление. Он счастлив. У него есть не только любимая женщина, но и верный, преданный друг. 12 сентября 1935 года Мандельштам принял обряд крещения и через полтора месяца венчался с Людмилой Стравинской.
Летом 1936-го Мандельштам уехал с беременной женой в Швейцарию, в Савойю. В январе 1937-го родилась дочь Китти. Мандельштам обожал маленькую Китти. Казалось, пришло время безоблачного счастья, душевного равновесия, покоя. Но вскоре несчастья вдруг одно за другим обрушились на поэта, навсегда изменив его жизнь и творчество… Через год после рождения дочери у Мики развилась тяжёлая форма туберкулёза. Она умерла 30 ноября 1938-го.
Смерть Мики стала для Мандельштама самой большой трагедией жизни. «Мир, в котором он жил, разрушился, из человека — он превратился в парию», — писал Терапиано.
Образ жены навсегда с ним, в памяти, в стихах, воспоминаниях: «Тоскую и глухо страдаю. / И всё-таки труд мой безмерен, / И всё-таки путь мой потерян…» Он верил, «что вечный свет, а не могильный мрак», «покой» дарует ей Господь, верил в высшее благо, но принять разлуку с любимой не мог.
Вскоре произошло ещё одно горестное событие. Разлука с дочерью. Навсегда. У Китти и младшей сестры Людмилы, Милены, врачи обнаружили ту же болезнь. Игорь Стравинский направил их на лечение в Швейцарию. Но у Мандельштама не было денег, чтобы поехать навестить дочь. А потом началась война…
После гибели Мандельштама Китти удочерил старший сын композитора, художник Фёдор Стравинский. Китти умерла в Париже в 2002 году. Её дочь Мари Стравинская — президент Фонда Игоря Стравинского в Женеве.
— «В каждой строчке стиха есть судьба предрешённая...» Эту высказанную в ваших стихах мысль невольно подтверждает напророченный Мандельштамом конец его земного пути. Могилой поэта, как пишет составитель антологии «Мы жили тогда на планете другой...» Евгений Витковский, «стало чадное небо над трубой крематория в немецком концлагере...» Вот строки из мандельштамовской «Элегии» (1931):
..........через десять лет в плену
У косности непостижимой
Бессильным прахом в тишину,
Презрев восторг, летящий мимо,
Я тело отпущу навек,
И распылившийся в эфире
Не ангел и не человек
Я буду жить в незримом Мире.
И ещё его же, из стихотворения «Как Пушкин, в снежном сугробе...»: «...ничто не спасёт / Того, кто рождён поэтом!» Чем объяснить подобное пророчество?
— Прослеживая близость эмигрантской поэзии и философии, можно сделать вывод о том, что поэзия рождается в основном путём интуиции, а не умозаключения. Мандельштам неоднократно цитировал французского философа Анри Бергсона, жившего в Париже в то же время, что и он. Согласно Бергсону, интуиция — это и есть сам дух, сознательный инстинкт, луч света, мгновенно проникающий и озаряющий.
Таким интуитивным озарением часто являлись стихи. Находясь в мире глубоких душевных страданий, поэт видит себя обречённым на вечное одиночество и смерть. Среди поэтов-эмигрантов, предсказавших свою раннюю смерть, — Владимир Диксон, Смоленский, Ирина Кнорринг, мать Мария, Илия Британ...
— Вы не спрашивали себя, почему Мандельштам не перебрался вместе с матерью и сестрой в более безопасное место — на юг Франции, а остался в оккупированном немцами Париже?
— Этот вопрос я задавала себе неоднократно... В том же доме, но двумя этажами выше жил друг Мандельштама — поэт Игорь Воинов. К нему он и решил подняться по внутренней лестнице после наступления комендантского часа — выходить из дома не полагалось, но передвигаться в его стенах не запрещалось. Именно в это время к Мандельштаму с проверкой пришли полицейские. Не обнаружив его, оставили записку о немедленной явке в гестапо. Вот что говорит об этом Терапиано: «Хотя евреи не имели права покидать своих квартир после 8 часов вечера, никто не мог предположить, что в пределах того же дома “отсутствие” будет рассматриваться как преступление».
Почему пришли именно к Мандельштаму, и именно в это время, и именно к нему? Донос? Прямых доказательств нет. В 1935 году, как уже говорила, Мандельштам принял православие, следовательно, евреем не считался, к тому же он свободно владел немецким. По наивности, уверенный, что ничего плохого не случится, или же намеренно он идёт на верную смерть в гестапо, надев ранним утром 10 марта 1942 года жёлтую звезду? В комендатуре гестапо его немедленно арестовали. Домой уже не вернулся...
Вторжение немецкой армии в Париж тяжело отразилось на судьбах эмиграции. К творческой изоляции добавился постоянный страх за будущее. Чувство страха Мандельштам ощущал ещё с детства. Война снова заставила его жить в страхе. Но не войны и смерти он боялся — он не мог жить без творчества, без читателя, в полной изоляции от мира. Книги, которые окружали его, чтение любимых произведений помогали лишь на короткое время. Ответственность за маленькую дочь, находящуюся в Швейцарии, постоянные мысли об умершей жене, беспокойство за близких ему людей накладывали отпечаток на его душевное состояние...
Приняв смерть, на которую пошёл добровольно, Мандельштам всё-таки победил страх. На мой взгляд, это был акт мужества. Мандельштам встал, несмотря на переход в христианство, рядом со своим угнетённым народом. Писатель, указывал он в одной из последних статей в «Возрождении», «должен быть своей цели верен до конца, должен быть готов отдать саму жизнь». Юрий Мандельштам погиб в одном из подразделений Освенцима в польском местечке Яворжне 15 октября 1943 года. Кенотаф поэта помещён в склепе его жены на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Самые последние произведения Мандельштама — стихи, переданные им из лагеря Дранси под Парижем, где он находился до 31 июля 1943 года. На прозрачном листе бумаги почти нечитаемым почерком выведены строки, которые, по всей вероятности, были какой-то шифровкой. Они хранятся в архиве Мари Стравинской. Стихотворение «Дорога в Каргополь» вошло в вышеупомянутое «Собрание стихотворений», изданное в Гааге.
— Хотел ли Мандельштам быть известным в России?
— Думаю, что хотел. Но прямого ответа у него на этот вопрос, кроме нескольких стихотворных строк, не нахожу.
Мандельштам открыл новые горизонты для ознакомления и понимания метафизического направления русской зарубежной литературы. Обозначил ещё малоизвестную страницу для изучения темы — «Русские во французской литературе». Словом, как студенты, так и преподаватели, прочитав его статьи, найдут неисчерпаемые темы и идеи для диссертаций.
Елена Константинова
Фото: книга Юрия Мандельштама, вышедшая в издательстве Юрайт
2024 Все права защищены
