О чем рассказывают старинные вещи
«Музей на ладони» -- просветительский образовательный онлайн-проект. Его создали и развивают три коллекционера и исторических танцора – Екатерина Андрейченко, Лилия Пономарёва, Екатерина Макарова. Одна из них, Екатерина Андрейченко, выпускница Московского гуманитарного университета, культуролог, коллекционер дамских аксессуаров XIX века рассказывает о том, что обозначали вещи, которые собирает музей.
- Наша концепция – музей без витрин, где у слушателей есть возможность рассмотреть антикварные предметы поближе и даже некоторые подержать в руках. Выставки в музейных пространствах мы делаем очень редко, это противоречит нашей концепции, но иногда бывают предложения, от которых невозможно отказаться, например, как наше многолетнее сотрудничество с литературным музеем Л. Н Толстого на Пречистенке – или наш последний проект «Благородная дама: в свете и дома» с усадьбой «Воронцово». Для меня лично все началось с образования – я культуролог, специальность – культура Европы, но главное – я мечтала танцевать «как тогда», потому что в 1995 году вышла знаменитая экранизация «Гордости и предубеждения» Джейн Остин с Колином Фёртом в одной из главных ролей, и моя жизнь бесповоротно изменилась. Тогда я была маленькой девочкой, и мне страшно понравился весь этот прекрасный мир. Потом я уже училась в университете, когда волею судьбы в моей жизни появились исторические танцы с совершенно неожиданной стороны. Мой будущий муж учился в Бауманке, где оказалась одна из сильных студенческих школ исторического танца. Так и началось мое путешествие в мир танца, реконструкции и прикладной истории. Тут стоит сказать, что степень историчности таких танцев бывает разная, и уровень погружения может меняться. Точка входа для многих – это как правило танцы-стилизации в «нарядном» или приблизительно соответствующих времени костюмах, со смешанной танцевальной программой под запись, но кто-то доходит до самой глубокой степени погружения, когда у вас исторический костюм на определенный период вплоть до десятилетия, аутентичная танцевальная программа, соответствующая времени историческая площадка, живой оркестр. Все имеет право на существование как вид досуга, но со временем я поняла, что мне больше всего интересно именно это. Но для того, чтобы одеться, к примеру, как в первую треть XIX века, надо знать, каковы нюансы силуэта, отделки, какие аксессуары, длина перчаток, как надо быть причесанной. Мой путь в мире исторического танца привел меня к бытовым деталям в виде сумочек, балеток, веерам и украшениям и умении в этом разбираться. На самом деле у многих исторических танцоров есть какая-то мини-коллекция антикварных или винтажных вещиц типологически похожих на нужные экземпляры разных периодов в истории моды. Но вот лично мне после первой потерянной антикварной броши и первого поломанного антикварного веера стало очень грустно, – ведь он жил больше ста лет до этого момента! Так подкралась мысль, что эти вещи могут служить как-то иначе. Не лежать дома в картонных гробах. И наша «светская» жизнь в реконструкции сама предложила нам вариант.
Исторических танцоров достаточно часто привлекают к организации разных съемок и городских мероприятий. На праздновании одного из «дней города» 8 лет назад мы представляли начало XIX века. Наша задача была показать «атмосферу», но технически при большом скоплении людей это всегда быстро превращается в фотозону, а мы так не можем - нам становится скучно и неинтересно. К тому моменту у нас уже, как у многих, было какое-то количество антикварных вещей и вместо позирования мы стали о них рассказывать в формате интерактивного общения со слушателями: «Как вы думаете для чего этого?», «А как этим пользовались?» А ведь есть совсем простые вещи, вроде носового платка или перчатки, и о них как будто все известно, но в XIX веке у этих вещей были свои нюансы. Так мы начали об этом рассказывать и по отклику стало ясно, что людям очень интересны такие вещи – они готовы слушать и слышать, узнавать, удивляться, вникать. Дело в том, что, будучи включенными в этот контекст через мир танца, мы можем раскрутить такие темы культурологически, сделать их глубже, понятнее и ближе… С тех пор наша коллекция продолжает формироваться, мы ищем вещи, которые лягут в канву наших тем о быте и нравах, рассказываем, показываем, увлекаем.
Мы продолжаем изучать XIX век, читать, ходить по выставкам, знакомиться с коллегами, обмениваться опытом и знаниями, и продолжаем танцевать.
– Как «разговаривали» вещи из вашей коллекции во времена своей молодости? В чем заключалась их коммуникативная и социальная роль?
– До начала массового производства, до середины XIX века, вещей в принципе было меньше. Каждый предмет обладал художественной и функциональной ценностью. В XXI веке у нас масса чашечек, тарелочек, кофточек и всего остального, мы разбалованы разнообразием вещей. Но даже в середине XIX века, когда уже началось массовое производство, к вещам относились по-другому, и нам сложно это понять.
На наших лекциях мы обычно приводим самый простой пример – носовой платок. Этот предмет нам отлично известен, мы до сих пор им пользуемся, но сейчас он имеет чисто функциональное значение и потерял те дополнительные смыслы, которые были у него в XIX веке. На половине портретов самой знаменитой женщина Европы своего времени, королевы Виктории, в руках у нее носовой платок, большой, с роскошным кружевом. Вряд ли мы сейчас стали бы фотографироваться с бумажным носовым платком, теперь это слишком функциональный предмет. А платок, который изображается на парадном портрете, обладает не только функциональной, но и художественной ценностью. Он демонстрирует статус, вкус владелицы. Такой простой предмет, как носовой платок в XIX веке больше, чем просто вещь.
– А что же это?
– Это символическая система. По тому, какой вы носовой платок держите, как с ним обращаетесь, можно было понять, сколько у вас денег, к какому слою общества вы принадлежите. Сейчас эту функцию выполняют телефоны, дорогие сумки и часы.
Но обычно мы говорим, что носовой платок — это могло быть еще и коммуникативной системой. Его можно было ронять, можно было дарить, его можно было забыть, в него можно было вложить записку. Я при этом вспоминаю «Евгения Онегина»:
– Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок подымет ей
В этих строчках Пушкин, намекнул, что Татьяна как бы невзначай давала повод Онегину поухаживать за ней – ведь для того, чтобы он поднимал носовой платок, она должна была его ронять. Для современного человека это строчка проходит незамеченной, но если ты в контексте XIX века, то это понимаешь.
– Это приглашение к флирту?
– Это небольшой, незаметный знак внимания. При этом вы должны находиться в двух шагах от дамы. Женщины не так, чтобы часто роняли носовые платки. Это, все-таки, определенный жест. Какое-то микровзаимодействие у них происходило. Она давала ему повод оказаться рядом.
«Накинуть боа пушистый на плечо» или подать пальто – это автоматический жест, мы просто оказались в такой ситуации. А если я что-то уронила, и вы это для меня поднимаете, то я подала вам какой-то повод… Сейчас эта романтика обращения с простой бытовой вещью ушла.
– А как вещи XIX века, которые вы собираете, формировали фигуру, движение, поведение человека?
– Уточню: мы собираем не одежду, а аксессуары, и наша коллекция в целом уже сформировалась. Мы не занимаемся костюмами: это хлопотно и нужно обеспечивать достойное хранение. Но как исторический танцор я в этом разбираюсь. Пластика дамы эпохи ампир, в костюме начала XIX века, и пластика дамы эпохи турнюров, времен Анны Карениной – иная. Это разные движения, разные манеры сидеть. То, как появлялись и исчезали ручки на стульях с течением времени, очевидно, так или иначе связано с женским костюмом.
Костюм XIX века – это еще и другой навык дышать. Дама даже в не сильно затянутом корсете иначе дышит. Даже если я не очень модная дама, и ношу корсет, не утягивающийся на 20 сантиметров, а сидящий комфортно, у меня все равно перехвачена та часть, которой мы в XXI привыкли дышать. В корсете я дышу немножко наверх.
Кавалер XIX века очень долго по парадным случаям носил довольно высокий стоячий воротник, внутри которого в середине века находился, так называемый сток – это такой жесткий микрокорсет с косточками, не дававший заминаться воротнику, а уже на него укладывался в несколько оборотов сложно задрапированный шейный платок, завязанный разнообразными узлами по вкусу кавалера. Поэтому и модный кавалер мог быть несколько ограничен в свободе движения и иначе поворачивался и наклонялся.
Но все это, скорее, диктовали не аксессуары, а костюм.
– Пишут, что в викторианской Англии благородная дама была достаточно несчастным существом. Во-первых, из-за туго затянутого платья. Во-вторых, из-за вредоносных красителей в этом платье. Отсюда женская слабость, анемия, склонность к истерии и обморокам. И представление о том, что женщина – хрупкий цветочек, который надо беречь.
– Очень сложно говорить про весь XIX век. Любая большая эпоха — это очень много людей: я знаю, что существуют такие прекрасные туфли от бренда Christian Louboutin, но я их не ношу. А кто-то будет спустя сто лет смотреть фото с красных дорожек и жалеть всех нас, что мы так мучились в сложных платьях и на высоких каблуках.
Всегда есть люди, которые очень придерживаются традиций своего времени и следят за модой, и есть основная масса людей, выдерживающая некоторый баланс. Очевидно, тут надо делать скидку на то, что всегда есть место здравому смыслу, то, как туго я шнурую свой корсет, решаю я сама и согласую с местом и временем. Насколько фанатично я слежу за модой, использую ли очень модный яркий зеленый цвет, который действительно ядовит, тоже решаю я. Очень много дворян, если мы возьмем Российскую империю, жили в достаточно отдаленных усадьбах, и могли позволить себе запаздывать в гонке за модой.
Тут всегда очень много составляющих: кто это, где это, в какой стране он живет, к какому сословию относится. Место для перегибов есть всегда, как и сейчас оно есть. Мы с вами отлично знаем современных барышень, которые ходят с голыми щиколотками зимой, а кто-то делает пластику/татуаж и много чего еще в погоне за «картинкой», что может безвозвратно изменить внешность.
Факт в том, что с медициной тогда было сложнее. Обезболивающие были иные, лечения многих болезней просто не было, а других – было не так эффективно. Даже у очень обеспеченных людей были нюансы с питанием. Все это не способствовало тому, чтобы люди жили здорово, долго и счастливо. Если мы посмотрим на все вещи XIX века, то они меньше сегодняшних. Человек XIX века чисто физически жил в более стесненных условиях, просто каждый на своем уровне. Наша жизнь комфортнее, это несомненно, так нам и сложно понять ограничения прошлых времен.
При этом, конечно, и тогда были люди, которые прекрасно жили, следили за своим здоровьем, занимались спортом – к примеру, австрийская императрица Елизавета, «императрица Сиси», активно пользовалась шведской стенкой, а во всех странах к концу XIX века выходят разнообразные справочники по тому, как правильно питаться, как следить за здоровьем. Каждый решал для себя сам, в меру своих возможностей и на своем месте насколько «здоровой» будет его жизнь.
– Вы упомянули «нюансы с питанием» даже у очень обеспеченных людей. Мне казалось, что очень обеспеченные люди в XIX веке ели ну просто очень хорошо, если это не были кадеты русских военных училищ и отечественные же воспитанницы институтов благородных девиц, которые, действительно, мерзли и голодали.
– Очень обеспеченных людей в России XIX века было исчезающе мало. Да и на Западе их было немного. А все остальные вели хозяйство рачительно. Если мы почитаем учебники по домоводству XIX века, то там всегда советуют оставшееся с вечера мясо съесть на завтрак в виде холодной закуски и все в таком роде. Вспомните «тост с маслом» к чаю в английской литературе – это могло быть все, что вам предложат в довольно приличном доме. Людей, которые транжирили деньги, было очень немного. Существовала система ресторанов и трактиров, где в основном питались мужчины, ни в чем себе не отказывая. Но если мы говорим про ведение домашнего хозяйства, то люди считали деньги. Солили-мариновали, учитывали. Бараньей ноге, присланной из деревни, очень радовались, если судить по мемуарам и литературе.
Разнообразие в еде было ограничено тем, что по большей части питались сезонной пищей, доступной в этом же регионе. Мы это слабо представляем сейчас, когда в магазинах есть все, от ананасов до анчоусов и фейхоа.
– Вы не только исторические танцоры и лекторы, но еще и выставки проводите…
– Для нас это, скорее, случайные проекты. Наша коллекция неизбежно ветшает от встреч с людьми, вещи выходят из строя, требуют реставрации. Какие-то вещи не выезжают на наши выступления и интерактивные встречи, и мы используем их для выставок: в разложенном виде они вполне симпатичные. Но выставки – не наша главная задача. Мы – нечто вроде культурологического театра, интерактивного просветительского проекта. Мы хотим заставить людей проникнуться духом давно ушедшего времени в творческой форме, представить себя на месте литературных героев.
Для этого мы задаем им вопросы: «Почему Ленский вызвал Онегина на дуэль?», «Почему «Он пригласил ее на мазурку, они сели». Все мы знаем выражение «воткнуть булавку». Как это? А когда вы увидите шляпную булавку конца XIX века, то поймете, что имеется в виду. Она огромная и острая. Вот выражение «менять, как перчатки» – так вот пощупав бальную перчатку рубежа XIX–XX веков , вы поймёте, что она очень тонкая, растягивается, пачкается и она-то «сидит как перчатка».
Мы пытаемся погрузиться в XIX век для того, чтобы Пушкин, Лермонтов и Толстой для нас ожили. Они прописаны в ДНК нашего культурного кода, но если прожить через предметы знакомые тексты, всё станет понятнее.
В нашей коллекции, например, есть микроскопические дамские сумочки , там поместится пара монеток. Почему они такие маленькие? Да потому, что обеспеченная дама конца XIX века вполне могла себе позволить взять мелочь, чтобы подать нищему и могла оплатить проезд. Все остальное ей было не нужно – косметику с собой не носят, телефонов не было, ключи от дома ей не нужны, дверь откроет горничная/швейцар, а счета за крупные расходы приедут к ней домой. Это другой мир. Помните, как в «Анне Карениной» Вронский считал, что карточные долги платить нужно, а за костюмы можно не платить?
С другой стороны, последнее вполне современно, сейчас многие живут в кредит… Поэтому мы стараемся найти смычки между прошлым и настоящим, чтобы чуть больше стало понятно про наш культурный контекст. Наша главная миссия – вдохновить людей перечитать, пересмотреть, сходить еще раз в музей, и увидеть экспонаты свежим взглядом. И полюбить время, в котором мы живем.
У нас куда лучше условия, питание, медицина, вообще возможности. Поэтому мы призываем изучать прошлое, в том числе и ради того, чтобы по достоинству оценить то, что мы имеем сейчас.
– Можно ли говорить о каком-то едином стиле XIX века? В мужской одежде все понятно: парадный черный фрак, Браммелл, дендизм. А женская одежда?
– Женская мода очень менялась, переходы были плавными, почти никогда невозможно назвать точный год, когда, например, рукав стал большим или юбка резко укоротилась. Но все менялось примерно через пятнадцать лет. Резких сломов не было – кроме Первой мировой войны, когда все изменилось сразу и безвозвратно.
Что касается мужской одежды, то в первой половине XIX века формируется представление о парадном мужском костюме, он становится черно-белым, формируется дресс-код white tie и black tie . Но есть нюансы. Мы совершенно забываем о том, что у нас половина кавалеров всей Европы – военные, и у них есть парадная форма. И на балы они приходят в парадной форме. Форма есть и у министерств, и чиновники тоже приходят на балы в мундирах. И все это сохранялось достаточно долго. Но была мужская одежда, которая носилась дома, на улице, на охоте, одежда для верховой езды, для катания на яхте, для игры в поло и так далее, а вспомните бесконечное разнообразие домашних халатов, выполненных в восточном стиле. Вот где цвет, разнообразие, индивидуальность, так что кавалеру было где самовыразиться.
Но что объединяет женскую моду и мужскую моду XIX века, так это внимание к деталям, нюансам, это работа над образом. Если вы собрались на бал в красно-черном платье в испанском стиле, то вы не можете украсить голову ромашками – у вас там непременно будет роза, потому что вы составляете образ целиком. Вот это образное мышление, на мой взгляд, характерно для костюма XIX века. А декоративные решения и силуэты могут быть разными.
– Что в вашей коллекции самое любимое?
– Я очень люблю неоднозначные вещи, за которыми стоит интересная история. Вот пуговица, на ней изображен профиль какого-то юнца с вихром. Но ты знаешь, что это не юнец с вихром, а знаменитая французская актриса Сара Бернар. Когда ей было уже за пятьдесят, она играла в пьесе Ростана «Орленок» юного сына императора Наполеона, и делала это с ошеломительным успехом, в Российской империи гастроли тоже были, и произвели фурор. Так вот пуговица эта, как бы мы сказали, – «мерч», по сути рекламная продукция, но за ней стоит целое культурное событие того времени, которое отражено в маленьком предмете. Но не знаешь – не догадаешься.
Или, например, не самые дорогие, но очень эффектные рекламные веера. Это целая история своего времени, когда веера действительно были частью рекламных кампаний алкоголя, техники, ресторанов, кафе, отелей. Веер был частью ежедневного, повседневного быта любой дамы, и маркетологи своего времени это хорошо понимали. Но рекламные веера конца XIX – начала XX века это с одной стороны интересно, а с другой стороны, можно провести аналогию, – это как сейчас пакет от Dior. Вы доходите до дома и оставляете его там, и дальше он, как пакет от покупок, у вас никуда не выходит. По этому вееру можно сказать не куда, а откуда идет дама.
Мы любим эту категорию простых, но непростых вещей. Для того, чтобы их понять, надо дернуть за веревочку, найти контекст – и приоткроется мир забытых вещиц и несмотря на все сложности – очарование прошлого…
Алексей Филиппов
Фото: предоставлено Екатериной Андрейченко, публикуется с разрешения правообладателя
2024 Все права защищены
