Компьютерные программы обыгрывают человека в шахматы, успешно играют на бирже, но могут ли они писать гениальные романы?
Известный российский лингвист, доктор филологических наук Максим Кронгауз рассказывает «Культуромании» о том, что произойдет с литературой, когда в нее зайдет искусственный интеллект и о том, что «читерство» станет самой большой проблемой в мире слова.
– Отличается ли цифровая литература от обычной?
– Сначала хорошо бы договориться, что мы называем цифровой литературой. Это выражение используется в разных смыслах. Во-первых, цифровой называют литературу, созданную с помощью компьютерных технологий и без них не существующую. Компьютерные эффекты в тексте могут быть очень разными, но, пожалуй, главные – это гипертекстовость и интерактивность.
При этом прототипы гипертекста и интерактивности существовали и в бумажной литературе в качестве экспериментов. Можно вспомнить «Хазарский словарь» Милорада Павича и «Бесконечный тупик» Дмитрия Галковского. По своему преодолевал линейность Хулио Кортасар. Главы его книг «Игра в классики» и «62. Модель для сборки» можно расположить и, соответственно, читать в разном порядке. В этом же ряду нужно упомянуть и странный текст Владимира Набокова «Бледный огонь», включающий поэму и огромный комментарий к ней.
Вне художественной литературы так устроены целые жанры. Например, принципиально нелинейны и наполнены гиперссылками энциклопедии, а интерактивен любой задачник. Собственно, задача – это вопрос, а ответной репликой читателя становится решение.
Во-вторых, есть еще одно очень важное понимание цифровой литературы. Это литература, написанная искусственным интеллектом. И вот об этом сегодня особенно интересно поговорить.
– Может ли современный ИИ создать качественный литературный продукт?
– Когда-нибудь – да, сейчас – нет, хотя тексты, написанные компьютерной программой, публикуются и участвуют в литературных конкурсах. Например, в 2016 году СМИ радостно сообщили, что робот-писатель вышел со своим романом в финал японской литературной премии имени Хоси Синъити, которая принципиально открыта для текстов, созданных нечеловеческими участниками.
Но при этом нужно понимать, что эти произведения написаны не исключительно ИИ, а в своего рода соавторстве с человеком, который всегда выступает в качестве рецензента и либо отправляет текст в корзину, либо дорабатывает его.
– А электронный текст может существовать без человека?
– Есть теорема о бесконечной обезьяне. Если это животное посадить за пишущую машинку и заставить случайным образом нажимать клавиши бесконечное время, то обезьяна «напишет» любой возможный текст, ту же «Войну и мир» Льва Толстого. Но тогда возникает сразу много вопросов, в том числе и ваш: «Существует ли такая «Война и мир» без человека?», «Каково ее место в человеческой культуре?», «Следует ли называть бесконечную обезьяну автором романа, писателем?» И ответ тут один – текст без человека существовать не может, потому что создается с его участием. И вряд ли кто-то рискнет назвать обезьяну автором романа, ведь для нее нет разницы между «Войной и миром» и, скажем, миллионной последовательностью буквы «а».
Искусственный интеллект намного умнее бесконечной обезьяны, он не создает множество последовательностей букв, он строит текст по определенным правилам, которые придумали люди. Пока одних правил недостаточно, и человек должен вмешиваться в процесс работы, но постепенно алгоритмы становятся умнее и отдаляются от нас. Так, появилось самостоятельное машинное обучение. Самостоятельность обучения, конечно, относительна, ведь образцы для обучения предоставляет человек, и он же оценивает результаты.
– Как вы относитесь к тому, что в литературу приходит искусственный интеллект, может ли он захватить литературное пространство?
– Смотря что называть литературным пространством. Искусственный интеллект будет учиться на большом количестве образцов, то есть всегда будет подражателем и эпигоном. В принципе, так устроена и массовая литература, которая состоит из бесконечного повтора штампов. Именно поэтому ее пространство будет захвачено в первую очередь.
Ответить на вопрос, как я к этому отношусь, очень трудно. С одной стороны, чрезвычайно интересно моделировать человеческую деятельность. Это и любопытнейшая научная задача, и глубокое погружение в суть предмета. Давно отмечено, что обучение кого-то – один из лучших путей познания, поэтому обучая компьютер творческому письму, мы лучше понимаем его природу.
С другой же стороны, моделируя человеческую деятельность, мы фактически отнимаем у человека соответствующую компетенцию. Это пенсия, с которой мы уже не вернемся.
– А что такое гениальный роман, и сможет ли когда-нибудь его написать ИИ?
– Мы сами, к великому нашему счастью, не знаем, что такое гениальный роман, следовательно, не можем его смоделировать, а значит, не можем никого научить писать гениальное произведение, в том числе и ИИ.
Мы не понимаем, какими свойствами должен обладать полученный на выходе текст, потому что между двумя гениальными романами может не быть ничего общего.
Конечно, можно будет, используя машинное обучение, нейросети, создать текст, имитирующий роман известного писателя, заложив в программу его лексикон, стилистические особенности, художественные приемы и даже сюжетные ходы. Компьютер научится подражать автору, в том числе и великому, станет писать, как Зощенко или, например, как Кафка, но это все равно будет не новое гениальное произведение, а лишь подобие, копия.
У Хорхе Луиса Борхеса есть рассказ «Пьер Менар, автор «Дон Кихота», парадоксальным образом переворачивающий эту ситуацию. Он написан от первого лица, то есть «как бы автор» рассказывает о некоем писателе Пьере Менаре и его главном произведении, буквально совпадающем с фрагментом классического романа Сервантеса: «девятая и тридцать восьмая главы из первой части Дон Кихота и фрагмент из главы двадцать второй».
Рассказчик постоянно подчеркивает глубину текста Менара, хотя и повторяющего «Дон Кихота», но наполненного новыми постсервантесовскими смыслами («Тексты Сервантеса и Менара словарно идентичны, но второй почти бесконечно более богат»). Пьера Менара можно рассматривать как пример бесконечной обезьяны, но не простой, а интеллектуальной, поскольку он воспроизводит великий роман не случайным образом, а сознательно и, в отличие от обезьяны, создает не только формальную оболочку романа, но и новые смыслы. В действительности же эта ситуация невозможна, и Пьер Менар будет объявлен даже не эпигоном, а просто плагиатором.
В общем, гениальное произведение – это штучный товар, невоспроизводимый по определению.
– Ваш прогноз: что произойдет с литературой, с писателем в ближайшие 10 лет?
– Думаю, что для создания полноценного искусственного писателя понадобится чуть больше времени – лет 15-20. Это неминуемо приведет к большим социальным изменениям. Издатель предпочтет более дешевый «труд» нейросетей и алгоритмов человеческому труду. Будут закуплены программы, пишущие в разных стилях и жанрах: детективы, любовные и приключенческие романы. Появятся интерактивные детективы или любовные романы, написанные ИИ, романы-игры и многое другое. Представьте, насколько интереснее читать детектив, когда ты можешь не только следить за сыщиком, но и участвовать в расследовании. Возможность вмешаться в интригу любовного романа не менее увлекательна.
А вот в социуме от фигуры автора избавиться будет труднее. Кто-то же должен представлять новые книги, давать автографы. Возможно издатели станут нанимать актеров на роль писателей, либо приобретать роботов-андроидов.
– Вы сказали однажды, что поэт (или писатель) в сегодняшней России уже не больше, чем поэт, и хорошо, если не меньше, какова роль писателя в современном обществе, и какой она может стать в будущем?
– Очень точный вопрос. Нам надо думать не только об ИИ, но и о том, что будет с нами после его массового прихода. Вот, например, искусственный интеллект играет в шахматы лучше человека, но люди не перестали играть в эту игру. С другой стороны, престиж профессии все-таки снизился, а главной шахматной проблемой стало читерство, мошенническое использование программ во время игры людей друг с другом.
В литературе нас ждут не менее глобальные изменения. Писатели в России бывали и кумирами, и властителями дум, и моральными авторитетами. Наверное, самым ярким примером такой социальной вершины в России был Лев Толстой. В двадцатом веке эта ситуация долгое время сохранялась, но постепенно сошла на нет. Последний большой – в социальном смысле – поэт в России, наверное, Иосиф Бродский. Последний русский писатель, претендовавший на роль властителя дум, по-видимому, Александр Солженицын.
Тем не менее писатели первого ряда и сегодня вполне популярны, авторитетны, они могут выступать в качестве гуру и с удовольствием дают интервью и публично реагируют на различные события. Полагаю, что эта роль сохранится, я говорю не об авторах массовой литературы, а о создателях тех самых штучных, хотя и совершенно необязательно гениальных, произведений.
Но и здесь, как и в случае с шахматами, может возникнуть проблема читерства. Люди, используя ИИ, станут выдавать себя за писателей, что неизбежно приведет к падению престижа профессии.
И я вижу еще одну, может быть, самую важную проблему. Любая творческая профессия нуждается не только в вершинах, но и в массе ремесленников. Бывают и исключения, но в целом, чтобы появился один хороший писатель, нужно какое-то количество средних писателей и много писателей так себе и даже плохих. А если ИИ захватит область массовой литературы, то ремесленников почти не останется. Без пехоты не бывает генералов, они вырастают из нее, а алгоритмы на роль пехоты не подходят.
– Какое, на ваш взгляд, есть и будет самое важное отличие между текстом, созданным пусть не очень талантливым человеком, и прекрасно обученной нейросетью?
– Воспользуюсь подсказкой Борхеса. Самым важным будут не какие-то буквальные текстуальные различия, а смыслы, вложенные в текст. Текст человеческий, не каждый разумеется, а тот, который мы условно называли гениальным, – продуман, прочувствован, прожит его автором. Текст машинный – текст плоский, за ним не стоит личность, ее чувства, мысли и судьба.
Это различие эфемерно, например, читатель может взять на себя функцию «прожития текста», но в перспективе кроме этой эфемерности нам больше не за что уцепиться.
Елена Сердечнова
Фото: скриншот видео Youtube программа «Час Speak»
2024 Все права защищены
