Как жило, развивалось и было надолго забыто русское крестьянское искусство
Филипп Маяков художник, графический дизайнер – и собиратель предметов крестьянского быта. Он проводит выставки, читает лекции, в его коллекции немало вещей музейного уровня. Сегодня он рассказывает «Культуромании» о народном искусстве Русского Севера и центральных областей.
– Как возникла ваша коллекция?
– Благодаря нашим с женой друзьям, художникам Максиму и Ане. Они стали инициаторами нашей совместной поездки на Север, на Кенозеро. Там я впервые увидел северные деревенские архитектуру и быт, они мне очень понравились. Через год мы съездили в Каргополь, впечатления были такими же сильными. И я захотел написать натюрморт с вещами, имеющими отношение к быту крестьян Русского Севера. Я начал их собирать, но натюрморт так и не был написан…
Благодаря Максиму, я многое узнал о феномене северной прялки, и мне стало интересно. Я тоже начал изучать эту тему, и, в конце-концов, замахнулся на то, чтобы собрать прялки всех известных регионов. Коллекция росла, в прошлом году состоялась большая выставка, на которой я представил чуть больше пятидесяти прялок. Но это были далеко не все регионы, не все известные мастера. Тема коллекции оказалась очень обширной – каждый регион в этом отношении почти безбрежен..
Я начал собирать коллекцию, будучи человеком семейным, имея ребенка и не имея больших заработков. Вещи часто покупались по принципу: интересно и недорого стоит. Основной упор был на прялки, но ты приезжаешь на барахолку, видишь другие интересные вещи… И думаешь: я возьму и эту вещь, она тоже северная и красивая. Сейчас я стал уделять резным прялкам гораздо меньше внимания. Моя задача – собрать наиболее полную коллекцию украшенных бытовых вещей крестьян Русского Севера и центральных регионов.
– Вещи Русского Севера настолько характерны, что даже на вернисаже, на развале их можно опознать?
– Конечно. К тому же на вернисаже есть определенное место, куда приезжают продавцы из регионов: Великого Новгорода, Вологды, Костромы, Вельска... Свой товар они собирают по деревням, и привозят его в Москву. Так проще атрибутировать предмет. Но бывают и «залетные» вещи. К примеру, я купил швейку коми-зырян (старинный инструмент, помогавший рукодельницам шить) у человека из Вологды. Он уверенно говорил: «я знаю этот дом, швейка не меньше шестидесяти лет в нем хранилась!»
Но оказалось, что в XIX веке молодые зырянки сплавлялись на плотах по реке Вычегде вместе со своим скарбом на большую ярмарку, которая проходила на границах Вологодской губернии. На эту ярмарку отовсюду съезжались люди, и у зырянок была возможность выйти замуж. А у крестьян, купцов и предпринимателей – найти себе красивую жену.
– То есть они с приданым приплывали?
– Именно так.
– Выходит, на границах Вологодской губернии была ярмарка невест?
– Это была обычная ярмарка, но в ее формате была и такая опция. Зырянки плыли торговать, и, в то же время, в качестве потенциальных невест.
– Различаются ли предметы крестьянского быта Русского Севера и центральных областей по стилистике, окраске, формам?
– Центральный регион всегда был более богат, развит и зажиточен. Вещи этого региона зачастую выделяются более совершенным и актуальным для того времени декором. Куда большее количество вещей центральных регионов сделано высококвалифицированными мастерами. На Севере тоже были такие мастера – упомянем, хотя бы, очень богатую Вологодскую губернию. Про Архангельскую губернию тяжело говорить, потому что поморские вещи очень сильно разнятся по качеству. Некоторые из них просто невероятного профессионального уровня. Такие прялки есть в Этнографическом и Русском музеях. Однако наряду с ними имеется и полный примитив. Центральный регион в этом отношении более «выдержанный», качество здесь не «гуляет», не так разнится.
– Но ведь центральный регион должен был быть менее состоятельным, чем Север. В XIX веке он был зоной крепостного права, барщины и невысоких крестьянских доходов.
– В центральном регионе расположены Тверь, Иваново, Нижний Новгород, Городец, Ярославль. В XVIII-XIX веках это – очень крупные торговые города. А если мы говорим о Севере, то Вельск в то время был крупным региональным центром, но нельзя сказать, что он был большим городом. Центрами по производству прялок были значительные кусты деревень, в Центральном регионе они часто были расположены около крупных городов.
– Прялки были и в городах? Мне казалось, что это, скорее, крестьянское занятие. Зима, полевых работ нет, и крестьянка берется за прялку… Или это было делом и городских мещанок?
– Именно так.
– Каковы были региональные различия между прялками?
– Не сохранилось прялок Москвы и Подмосковья. В Ярославле они широко представлены, а в Ростове Великом прялки могут найтись, но они будут привезенными из других регионов. В южных регионах не украшали прялки ни резьбой, ни росписью.
У прялок Севера очень много общего с прялками скандинавских стран. Если изучать народное искусство Швеции, Норвегии, Дании, то там очень много предметов народного быта, схожих с нашими по декору.
Это можно объяснить тем, что поморы торговали со скандинавскими странами задолго до Петра Первого. Не исключено, что из скандинавских стран к нам привозились резные прялки. А в дальнейшем прялки Архангельской губернии, взяв начало из Скандинавии, стали развиваться самостоятельно. Это нисколько не принижает культурно-историческое качество и самобытность этих предметов.
Я даже больше скажу: западные вещи кажутся мне слишком сухими. Они настолько четко сделаны, что думаешь – скучно! Многие из них на одно лицо. А когда ты смотришь на наши северные прялки, то порой видишь, что у мастера было веселое настроение, и он так залихватски их сделал, что нарочно не придумаешь.
– Читая Бориса Николаевича Миронова, нашего современного историка-клиометриста, а также писателя-публициста, агрохимика, помещика–народника XIX века Александра Энгельгардта, не создается впечатление, что крестьянская жизнь могла производить веселое и радостное искусство. Она – кроме Севера – была адски тяжелой. Россия плохо приспособлена для сельского хозяйства, это зона рискованного земледелия, и крестьяне средней полосы находились на грани выживания. Высочайшая детская смертность, скот в доме, нищета, тяжелый быт, скудные зимние рационы… Какое место в этой мрачной жизни занимало народное искусство?
– Север, действительно, был на особом положении. Вологодская и Архангельская губернии отличались зажиточностью, поэтому там и создавались прекрасные вещи. На это было время, были и возможности.
А что до прекрасного в жизни крестьян… Россия XVIII–первой половины XX вв. была глубоко воцерковленной страной. Православие было и орудием управления, и основой жизни любого человека. Каждого. Самые красивые здания и богатый декор можно было увидеть в церкви. Частичку этой красоты крестьяне старались привнести в свои дома. Так церковное искусство проникало в их быт.
В бывшей Костромской губернии мною было обнаружено несколько прялок, которые явно делались мастерами, создающими резные иконостасы. Там можно увидеть закрученные по ноге прялки виноградные лозы и крупную барельефную резьбу. Видно, что это создал профессиональный мастер-монументалист, который резал иконостасы.
Был очень интересный неизвестный мастер из Поважья, что в Архангельской губернии. Он писал на прялках фактически фаюмские портреты. На них можно увидеть изображения крестьян, лица которых прописаны как ангельские лики. Возможно, этот человек работал иконописцем и расписывал храмы. При этом цветочный декор сделан очень примитивно. Очевидно, эти прялки расписывали два мастера.
Расписывающий прялки иконописец, конечно же, редкий случай. Но известные мастера Северной Двины точно были старообрядцами. Они переписывали и иллюстрировали свои священные книги, а потом начали создавать прялки. В Борке жила очень обширная семья старообрядцев Амосовых, расписывавших различные предметы народного быта. Они были бестселлером ярмарок, их покупали в огромных количествах. Эти вещи делало очень много мастеров внутри семьи: братья, сестры, дяди, деды, – традиция шла из поколения в поколение. Были также хорошо продававшиеся мезенские прялки, их тоже существует десятки тысяч. И была семья Харловых, которая начала делать свои мезенские прялки: по другой технологии, но с идентичными сюжетами и композицией росписей. Ярмарочная торговля очень сильно подпитывала всю эту историю. Поначалу прялка – это изделие для себя, для родных и близких. Но к концу XIX–началу ХХ века изготовление и украшение прялок стало средством очень хорошего заработка.
– Начало ХХ века – время широкого промышленного производства доступных народу тканей. Тем не менее, домашнее ткачество все еще живо?
– Они существуют одновременно, новая жизнь парадоксальным образом подпитывает народное искусство. С появлением большого количества печатных открыток и журналов в Костромской губернии рождается так называемый Галичский фонарик, очень самобытный тип прялки. Эта прялка представляет собой столбик, с разных сторон декорированный инкрустированными в дерево обрывками тканей, бумажек, фотокарточек, тканей под стеклами. Чаще всего и зеркальца там присутствуют. Все это создает аляповатую цыганскую картинку. Так в крестьянской среде отражается городская культура.
В домашнем ткачестве использовались вставки фабричных ситцев. Платок поносился, порвался, и, чтобы не выбрасывать ткань, из нее вырезали кусок, и вставляли в девичий костюм в виде декора.
Индустриализация, конечно, сказалась на прялках как части народного искусства, но она ничего не убила. Этого не сделала и революция. В городах был агитационный фарфор, а в деревнях были агитационные прялки. На шенкурских прялках из Поважья в центре цветочка стали изображать серп и молот. В начале двадцатых годов было очень много ошибок, серп и молот часто рисовали неправильно. На прялках появляются красные звезды и красноармейцы.
Все это убил запрет ярмарочной торговли. Ограничение, а затем и ликвидация свободной торговли стали неизбежны в условиях Гражданской войны. А 6 февраля 1930 года было принято правительственное постановление о ликвидации крупнейшей в стране Нижегородской ярмарки. Начались преследования, пошел вал доносов, люди стали бояться. Состоятельные крестьяне начали закрашивать расписную мебель, интерьеры своих домов.
– Богатый крестьянский интерьер состоял из росписей?
– Если мы говорим о зажиточных семьях, то можно было встретить замысловато украшенный интерьер, вплоть до того, что расписывались потолки и полы. А вот стены расписывались крайне редко, практически никогда. Украшали определенные элементы интерьера: в роспись шло все деревянное обрамление печи. Полы были расписаны декоративными розетками с изображением цветов. Известен дом в Вельске с расписными потолками работы мастеров Петровских. У них очень узнаваемая манера росписей под морозные узоры.
В Архангельской области встречаются крестьянские лавки, столы и буфеты, декорированные под красное дерево. Красили их красноватым суриком, затем брали черную краску и резинку, вырезали в ней зубчики. Окунали это в черную краску и делали волнообразные разводы, имитируя рисунок древесины. Так пытались воспроизвести дворянские интерьеры. В целом же красоту брали из храма и старались привнести ее в свой домашний декор. Но рисовать у себя дома ангелов крестьяне не могли.
– Надо полагать, что эти особенности крестьянского быта окончательно исчезли, когда началась коллективизация?
– Именно так. Одновременно с этим исчезли и народные, а также церковные праздники. Быть крестьянином стало стыдно. Надо было быть рабочим.
Алексей Филиппов
Фото: предоставлено Филиппом Маяковым
2024 Все права защищены
