Виталий Суслин, режиссер фильма «Голова. Два уха»: «Снимаю только о том, что болит»

<h2>На завершившемся недавно 11-м Чебоксарском Международном кинофестивале победителем стал фильм Виталия Суслина «Голова. Два уха». Корреспондент "Культуромании" поговорил с лауреатом о реалиях российского кинематографа.</h2> «Голова. Два уха» на подобных смотрах не новичок. У фильма богатая фестивальная биография: он побывал почти во всех крупных городах России. Есть у него и награды: например, с «Кинотавра». Но дело, конечно же, не в призах. «Голова. Два уха» – кино удивительное. Искреннее, честное. Простенькая история про деревенского простока, которого охмурили ушлые горожане – но какое обаяние в этой простоте! А «изюминка» фильма в том, что он почти полностью дублирует то, что случилось на самом деле. Да и в главное роли снимался не актер, а бесхитростный сельский парень – наивная жертва реальных событий. – Виталий, у меня к тебе много вопросов, но... О чем бы хотел поговорить ты сам? О любви. Важнее темы просто не существует. К тому же именно о любви мой фильм и снят. – Отлично, давай говорить о любви. Как она проявляется в «Голове. Два уха»? Во-первых, я люблю своего героя. И, кстати, без этой любви вообще нет смысла что-то снимать. Исключение: если ты героя не любишь, но полюбить пытаешься. Во-вторых, я снимал про мою страну, которую тоже люблю. Ну, и в-третьих, фильм о парне, который ищет свою любовь – и об его одиночестве. – Кстати, мне очень нравится, что ты в своем фильме не говоришь об этом напрямую. То есть это ощущается, но вербализации нет. Да, я стараюсь ничего не формулировать: человек должен сам всё почувствовать и понять. Я вообще считаю, что опасно навязывать зрителю что-то конкретное: ведь он гораздо умнее, чем принято думать. Я просто рассказываю чью-то судьбу – и ставлю знак вопроса, если так можно сказать. – А как ты героя своего нашел? Я нашел его в 2011-м, когда снимал курсовую во ВГИКе и мне был нужен главный герой. Мы приехали в деревню, и глава сельской администрации предложил необычного парня по имени Иван Сергеевич. Ему на тот момент было лет двадцать. И вот представьте: март месяц, черноземье, красивая жирная грязь (красивая, конечно, для тех, кто приехал на один день)… И по этой грязи вышагивает человечек: в сапогах, в шапке огромной, усики девственные торчат...Он увидел нас, заважничал, закурил. И я сразу понял, что это мой герой. При этом я ничего абсолютно о нем не знал: ни чем он занимается, ни чем живет… – И ты снял его в курсовой? Да, а потом и в дипломе, и в дебютном «Дефиле». Мы начали с ним общаться, по-настоящему подружились. И я постоянно за ним наблюдал. Понимаешь, когда мы с ним познакомились, он был совсем юным. А сейчас он молодой мужчина. И он взрослеет. Вот ты смотришь на детей, замечаешь, как они растут – и это удивительно, это божественное проявление. Так же и здесь. Я вижу, как он меняется. И мое кино – это некий этап в его жизни. – Ты говорил, что история в фильме абсолютно реальная… Да, Иван Сергеевич как бы невзначай рассказал мне ее. И я решил, что она требует рассказа большого. Хотя историй у него масса – и они все очень важны. Потому что это истории про нас самих. Про русскую душу вне зависимости от времени. Ведь время меняется – а душа все та же. Кстати, «Голова. Два уха» не о деревне кино. Просто так сложилось, что человек живет в селе. Маленький человек с большой душой. – Знаешь, мне вдруг показалось, что тебе очень близок Шукшин. Это так? Я очень люблю Шукшина, считаю его одним из самых выдающихся авторов 20 века. То, что он делал – очень сильно. Это такая мощная исповедь… Ты видишь, что человек снимает, потому что у него болит – а это встречается крайне редко. И у тебя начинает болеть в ответ. На Шукшина нужно ровняться по честности. Что же касается его стилистики, то ее ни в коем случае нельзя копировать. И мне не нравится, когда Шукшина ставят или снимаю ( хотя я сам снимал по нему диплом). Просто мне кажется, что это должен делать сам Василий Макарович. – Кстати, о честности. Перед показом «Головы. Два уха» ты говорил так: «Смотрите честное кино по-честному, без фиги в кармане». Насколько важно смотреть кино честно? И умеем ли мы это делать? Я думаю, что мы, к сожалению, делаем это очень редко. Когда садишься писать картину или стихотворение, ты вначале должен очиститься, забыть, что позавтракать не успел, что поругался с женой – с походом в кинотеатр то же самое. Тогда возникает честный диалог. Вопрос лишь в том, зачем человеку, у которого куча своих проблем, идти и смотреть на проблемы кого-то еще. Но, с другой стороны, мне кажется, что в этом и есть суть нашего бытия – жить проблемами других людей. – Кстати, довольно большой процент зрителей «проблемных» фильмов пытаются избегать. Они в кино за сказкой идут, а так называемого «реализма» им и в жизни хватает. Я снимаю о том, что у меня болит. Но если людям нужна сказка – это их право, каждый выбирает для себя. Хочешь попкорн-кино? – пожалуйста, только таких фильмов хватает и без меня. Зачем еще я буду присоединяться? Это же будет враньем. Хотя сказки я безумно люблю. – Серьезно? Послушайте, я реально за сказки. Потому что в каждом произведении должна быть надежда. В каждом без исключения – иначе нет смысла вообще что-то делать. Но, как бы так сказать... сказка должна быть с пониманием своей греховности. Очень легко жить в красивых декорациях, забыв про беды и проблемы других людей. Жить будто бы в коконе. Но когда ты вылезаешь из своего кокона, возникает дискомфорт. И чем больше ты подключаешься к жизни, тем больше ты в конфронтации. Вообще, земной путь человека – это встреча с добром и злом. И отделение добра от зла. И если человек соорудил себе мирок из добра и отказывается из него вылезать – это его выбор. Но время идет – и человеку исполняется 70-80 лет. И что? – он разочаровывается в своем прошлом, потому что не может понять, а зачем он, собственно, жизнь прожил. А смысл твоего существования, на самом деле, только в жизни ближнего человека. И он обязательно должен быть, этот смысл. Да, не каждый может взять ребенка из детдома, но жить по-честному, не закрываясь от чужой боли – доступно каждому. – Виталий, давай вернемся к твоему фильму. Насколько я знаю, ты снимал его на свои деньги. Тяжело? Да, конечно же, тяжело! Но это еще и радость большая, потому что есть возможность снимать. Знаешь, мне очень помог Шахназаров, Карен Георгиевич, мой мастер – и тонировочный период у нас был на Мосфильме. Плюс нам очень многое бесплатно дали, да и актеры у нас снимались бесплатно…. – Кстати, а сложно снимать непрофессионального актера? Интересно снимать, удивительно интерсно! Он вообще не играет, он живет в предлагаемых обстоятельствах. Именно живет! И при этом он открыт, как ребенок. Вот он перед камерой кормит корову, ест вкусный помидор – и радуется. Для меня это очень ценно, это живая эмоция. – А ты и дальше планируешь снимать именно такое кино? Нет мыслей сменить стилистику, попробовать новый жанр? Знаешь, я вообще не задумываюсь о жанрах, и не люблю, когда их разделяют. Я просто рассказываю истории, которые мне интересны – и всё. А как только ты начинаешь задумываться, что «на третьей странице сценария хорошо бы сделать сюжетный поворотик» – это конец, это привет полный. Да, есть законы ремесла – без них никуда. Но основа, на которой всё строится – это твой интерес к судьбе своего героя. А иначе какое у тебя право собрать сто с лишним человек в зале и украсть полтора часа времени из их жизни? Ведь полтора часа – это очень много. – Виталий, у нас огромное количество фильмов снимается при поддержке Министерства культуры. Ты пробовал когда-нибудь получить субсидию на свое кино? Да, я свой дебютный фильм «Дефиле» снимал как раз на такую субсидию. Но в этот раз мне было нужно сделать фильм как можно быстрее, то есть по горячим следам, пока Иван Сергеевич все помнит, пока у него глаз живой. Поэтому мы решили действовать быстро и заявку не подавали. – А насколько трудко такую субсидию получить? И есть ли возможность как-то облегчить этот процесс, сделать его более эффективным? Мне кажется, это вопрос к чиновникам, к администрации. Но мне вот, например, очень нравятся худсоветы. И в советские времена были очень хорошие худсоветы, прекрасные! Мне кажется, что это большое дело. Лишь бы все было по-честному, лишь бы был выбор хороших сценариев. И люди, которые искренне эти сценарии защищают. В общем, в системе советского кинематографа было много хорошего, на мой взгляд. – Серьезно? Цензура, например… Слушай, да не в цензуре же дело! Ну, хорошо, положили снятую картину на полку – ну так ее же все-таки сняли! При этом только на Мосфильме делалось 50 с лишним фильмов год, если не ошибаюсь. А сейчас? И возьмите золотую коллекцию картин советских времен – там же огромное количество достойных работ, причем проверенных временем. А ленты, выстреливающие сегодня – есть среди них хоть одна, которая лет через десять будет так же значима, как «Ирония судьбы», например? Или так же любима, как картины Данелии, Рязанова, Шепитько, Климова? Если честно, то я сомневаюсь. – А дальше собираешься что-то снимать? Да, уже написан сценарий, и осенью хотелось бы запуститься. Денег, правда, пока нет, хотя сумма нужна смешная. И это, кстати, тоже, проблема. Вот мне на кино тридцати миллионов не надо, мне хватило бы и пяти. Но не могу же я подать заявку в Минкульт на пять миллионов, там же свои стандарты. А хотелось бы, чтобы такая возможность была. Ведь разные фильмы требует разного финансирования. – Виталий, и последний вопрос. Мы находимся с тобой на 11-м Чебоксарском Международном кинофестивале. Как ты думаешь, насколько такие смотры важны для молодых режиссеров? Они невероятно важны! Благодаря фестивалям «Голову. Два уха» увидели почти во всех городах России. Плюс мы много поездили по миру – и в этом тоже заслуга фестивалей. А что касается фестиваля в Чебоксарах, то я ему очень благодарен – и в первую очередь за полные залы на всех показах. Вера Аленушкина

Кино-театр

Музеи и выставки

Музеи и выставки

Коллекционирование/Арт-рынок