История Музея-галереи иконописца и реставратора Владимира Кобзаря
В городе Боровск (районный центр Калужской области, в 2023 году в нем было 12686 жителей, по их числу он находится на 839-м месте из 1119 городов Российской Федерации) работает Музей-галерея иконописца и реставратора Владимира Кобзаря. В доме XVIII века находится музей, где собрано более 700 работ самого Кобзаря, его учеников, принадлежащие ему исторические реликвии, а также его мастерская. А на втором этаже иконописец живет. В экспозиции представлены иконопись, мозаика, резьба по дереву, гобелены, золотое шитье, чеканка по металлу и многое другое
Скоро музей отметит юбилей, — в 2025 году ему исполнится 10 лет. Мы поговорили с Владимиром Кобзарем о музее, иконописи и городе Боровске.
— … Музей находится на первом этаже бывшего купеческого дома. Второй этаж в таких домах был жилым, первый – общественным пространством. Это могла быть мастерская, небольшой магазинчик или что-то еще. В девяностые годы я купил этот дом, а в нулевые приводил его в порядок. Там нашлось очень много склянок и бутылочек с надписями: «краски двора его Императорского Величества» — краски были самых разных цветов. Рядом храм, иконописцы в Боровске были. Думаю, что когда-то в доме была иконописная мастерская. Я тоже иконописец – и сам Бог велел сделать здесь галерею. А еще мне хотелось показать, как жили купцы.
Я пишу иконы вот уже сорок лет. Иконопись связана с изучением истории, и у меня понемногу появилось много артефактов, исторических реликвий. Все это, наряду с моими работами и работами учеников, можно увидеть в галерее. Двадцать лет я преподавал и руководил, у меня была иконописная мастерская-студия в честь св. Иоанна Богослова при Свято-Пафнутьевом Боровском монастыре. А теперь она находится в Боровске, в моем доме, где я и преподаю: это удобно, можно ни от кого не зависеть и быть круглосуточно в мастерской. Провожу мастер-классы по мозаике, иконописи, резьбе по дереву. Кто-то из учеников идет в одну сторону, кто-то в другую, в иконопись, мозаику, резьбу. И все это пригодится им в реставрации.
— Значит, начали вы в 1984, при советской власти, когда иконопись была экзотическим и не поощряемым делом. По шапке получить, наверное, уже было нельзя, но и преуспеть было сложно…
— Еще как можно было получить по шапке! Я учился в Москве, на факультете станковой живописи и графики. И весной 1983 года приехал в Боровский монастырь на этюды. Тогда там не было монастыря, прямо на его дворе был построен сельхозтехникум, в помещениях храма работали мехмастерские, размещались гаражи. Но при этом с шестидесятых годов в монастыре велись реставрационные работы. Очень научные, скрупулезные, кропотливые. Я попал туда, когда в монастыре уже был создан музей. Потом я несколько раз приезжал в этот музей, очень заинтересовался иконописью, и начал искать, где бы этому научиться. Но иконописцев было мало.
И я пришел в московский мужской Данилов монастырь, там это мастерство передавалось от одного монаха другому, из поколения в поколение. Советская власть нас гоняла, и иконы я, по большей части, писал для себя.
Много читал по иконописи, причем в основном старинные книги, потому что таких учебников не было. Но в девяностые годы Арбат был русским Монмартром, там продавалось все, и я ездил туда за альбомами. Позже я много реставрировал, расписывал храмы, занимался иконописью
— Значит, со стороны Церкви есть спрос на современную икону?
— Конечно. Но при этом нет понятия «современные иконы». Иногда говорят: «У вас старые иконы». Они написаны мной, но по канонам, по правилам. Так писали иконы до XVIII века, когда все сломалось. Петр I привел в иконопись немцев, итальянцев, французов, западных художников. И все они для их российских современников были немцы – из-за немоты, потому что они не говорили по-русски.
Петр I поставил их во главе иконописных мастерских, и в иконопись пришла европейская живопись. Иконы стали писать маслом. А мы пишем их темперными красками, и стираем краски сами, на яйце, на желтке – так, как это делалось в допетровскую пору. Маслом икону можно написать в два-три приема за два-три дня, а мы ее пишем около месяца. Такова старинная технология, и мы ничего не меняем. Это долго и трудно, но такова уж стезя иконописца.
— Вы художник…
— Я не художник, а иконописец.
— Присуще ли иконописцу самовыражение?
— Нет. Иконописец — инструмент в руках отцов Церкви. Кисточка Всевышнего. Но к этому нужно прийти. Потребуется лет десять—пятнадцать.
— Почему?
— Потому что быстро можно стать хорошим ремесленником. А для того, чтобы стать иконописцем, придется поменять образ жизни. Окружение должно тебя принять – люди не понимают, почему ты изменился.
А что касается самовыражения… Современный художник ляпнул краской на холст, и сказал, что это роза. Вы говорите: «Да это же клякса!» А он в ответ: «Я так вижу, а вы ничего в искусстве не понимаете». А если я написал Иисуса Христа или Николая Чудотворца, тысячи человек поймут, что это Он. Это похоже на мастерство ювелира, который доводит до совершенства то, над чем он работает, растворяясь в предмете.
Есть еще другое. Икона становится иконой через надписание. Вот, например, я написал икону и пишу сверху: «Преображение Иисуса Христа». И икона еще выступает, можно сказать, учебником. В старину по иконам учили понимать Евангелие. И читать учили.
У нашей студии есть проект «Церковное искусство». Мы рассказываем об иконах, как они пишутся, что это вообще такое. Это часть единого комплекса музей-галерея. И дети, и взрослые выходят ошарашенными новыми знаниями. Многое в иконописи пошло со времен Древнего Египта, фараонов!
— Как это?
— Тогда так же растирались краски, они так же были на желтке. Благодаря этому расписанные древнеегипетские маски дошли до нас в первозданном виде.
— А как же олифа, из-за которой иконы темнеют?
— Олифа – убийственная штука. Раньше олифу делали из подсолнечного масла, ее отстаивали год. Темнела она за 70—100 лет, икона в черноту превращалась. А сейчас мы эту черноту снимаем, и под ней все прекрасно сохранилось.
— То есть олифа выступает в роли консерванта?
— Да. И олифа была разного качества: некоторые иконы потемнели, некоторые нет. Например, иконы владимирских иконописцев темнели не так сильно, у них была своя олифа. А в Пскове темные иконы из-за некачественной олифы. Другая конопля, другой подсолнечник – район-то северный.
— Солнца мало.
— Именно так. А у царских иконописцев из Оружейной палаты иконы вообще не темнели. У каждого старого мастера были свои секреты, и мы их открываем. Сейчас мы варим лаки сами, на основе воска, тоже по старым рецептам.
— Мы – это вы и ваши ученики? Сколько из них стали иконописцами?
— За двадцать два года моя студия дала тринадцать иконописцев. Некоторые девушки вышли замуж за священников, стали матушками, и пишут иконы. Некоторые из учеников стали монахами. Светских иконописцев среди них мало.
— Тринадцать – за двадцать два года…
— Не все становятся иконописцами, ведь это не столько профессия, сколько Путь, и пройти его непросто. Другие мои ученики стали реставраторами, художниками, дизайнерами.
— В вашем музее есть и церковные мозаики – ими мало кто занимается.
— Сейчас я делаю большую мозаику для храма. У нашей церковной мозаики долгая история: наш первый мозаичист и иконописец, преподобный святой Алипий Печерский, ученик греческих мастеров, жил и творил в ХI веке. Алипий участвовал в росписи и создании мозаик Успенского собора Киево-Печерской лавры. Там он – в ближних пещерах – и похоронен. Первая совместная работа с иностранными мастерами — огромная мозаичная икона «Нерушимая стена» в Софии Киевской.
Мозаичных икон на Руси, действительно, не так-то уж и много было. Но это церковное, православное искусство, тем не менее, существовало, и при СССР переросло в нечто иное. Многие построенные в советское время дома украшала мозаика. Мозаику использовали при оформлении станций метро.
— И это все шло от церковных мозаик?
— Конечно. После революции запретили заниматься церковной мозаикой, а мастера-то остались. И это не только к мозаичистам относилось. Один из известнейших советских художников Кузьма Петров-Водкин, до революции был известным иконописцем. Возьмите палехские шкатулки, палехским иконописцам запретили работать по профессии, и они переделали китайские шкатулки под свой лак. Русская матрешка, например. Изначально это была японская игрушка, которую бывшие иконописцы переделали на отечественный лад. Советское декоративно-прикладное искусство в основном шло от иконописцев.
Мозаика — дорогое искусство. И материалы очень дорогие, и работа долгая, кропотливая, дорогая. Я уже четыре месяца делаю эту мозаику, и еще, наверное, у меня месяца три на нее уйдет. Семь месяцев на одну работу! Поэтому мозаикой занимаются немногие.
— Ваш музей в Боровске, вы живете и работаете в Боровске. Это ваш родной город, и все же – почему он, а не Москва, где гораздо больше контактов, возможностей, перспектив?
— Боровск — красивый, необычный, патриархальный город, является вторым центром старообрядчества, связанно это с протопопом Аввакумом, а также здесь была замучена и похоронена боярыня Морозова и сестра ее Урусова. Маленький – здесь чуть больше десяти тысяч населения. Он очень хорошо сохранился. Многие художники покупают в нем дома и остаются навсегда.
— Кто же ходит в ваш музей, если в городе чуть больше десяти тысяч жителей?
— В Боровске очень много приезжих, ведь рядом Москва и область, хотя приезжают из всей России. И мы открыли при этом музее туристическо-информационный центр, который организует разнообразные экскурсии, посещение мастер-классов в нашем музее-галерее иконописи, направляем туристов по интересным местам в городе: где остановится на ночлег, где поесть и т.д.
У нас есть еще один музей, он называется «Музей истории Боровска» созданный совместно с старообрядческой общиной. Он находится в административном помещении, из которого нас сейчас пытаются выселить и уже не первый раз, все это — отголоски нашей градозащитной деятельности.
— Почему?
— Мы слишком активно боремся за сохранение исторического наследия нашего города. Не даем перестраивать купленные объекты культурного наследия предпринимателями без экспертиз и реставрации, работа на этих исторических домах должна вестись по 73-ФЗ. В 2018 году в Боровске начали сносить дома, чтобы построить многоэтажки , но мы не дали это сделать благодаря поддержке Президента и всей России. В итоге наш город получил звание «Исторического поселения», этим мы защитились от застройки в историческом центре.
А еще в наши маленькие исторические города приходит большая беда, которая называется «благоустройством». Сносят булыжные мостовые, заменяя их плиткой, везде ставят одинаковые лавочки и фонари, производят бетонирование. Желательно, чтобы для исторических поселений была разработана программа по благоустройству с учетом сохранения истории России. Я — председатель Калужского областного отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, и член Центрального совета ВООПИиК, и мы делаем все, чтобы сохранить историческое наследие. А городская администрация борется с нами любыми способами, какие она только может придумать, потому что мы призываем соблюдать законность в деле сохранения наследия.
Музей истории Боровска на Городище бесплатный. Да и музей-галерея, фактически, тоже бесплатный, если в туристическо-информационном центре «Боровский край» есть экскурсия, его посещение входит в маршрут.
— Цены в музее-галерее, конечно, символические.
— 100 рублей за вход, куда уж ниже. Мастер-классы стоят гораздо дороже, но там материалы дорогие. Мы применяем смальту, золото, серебро, полудрагоценные камни, все это настоящее. Посетители делают плакетки, декоративные изделия, и потом забирают их с собой.
Плакетки сделаны вручную из латуни, с маленькими бортиками-кармашками для микромозаики. Гости бьют мозаику, используя инструменты мозаичистов XIX века, потом выкладывают узоры, которые сами придумывают или по канонам. Они декорируют плакетки, иногда делают красивые броши из натуральных камней и самоцветов, а я помогаю им, направляю, даю советы. У нас и пятилетние дети, и семидесятилетние этим занимаются – и все в восторге.
Так наш музей и живет, так живет Боровск. Прекрасный маленький город, где хорошо жить и куда стоит приехать…
Фото: предоставлено Владимиром Кобзарем, публикуется с разрешения правообладателя