Коллекционер Александр Шаров провел корреспондента «Культуромании» по выставке своей коллекции икон в Третьяковке
С конца апреля и до середины августа в Инженерном корпусе Третьяковской галереи проходит необычная выставка «Жизнь и чудо», посвященная русской иконе. Здесь демонстрируются «иконы с сюжетом» — то есть, не просто лики, а еще и иллюстрации тех или иных священных текстов. Представлено более 70 таких икон XIV—XIX вв. — и все они из коллекции Александра Шарова, хорошо известного на рынке коллекционера и арт-дилера.
Специалист по Древнему Египту, получивший свой диплом в середине 90-х, он по необходимости начал заниматься антиквариатом. С тех пор в поисках икон объездил (и продолжает объезжать) всю Россию. Как известно, сами продавцы стараются не увлекаться коллекционированием — начинаешь оставлять для себя самое лучшее. Но Александр Шаров в какой-то момент все-таки не выдержал — красота иконописных шедевров оказалась сильнее, чем холодный дилерский расчет, подчинила его себе. В итоге за десять лет он создал крайне интересную коллекцию, которую, как уверен, нельзя было собрать без помощи свыше, уж больно невероятные совпадения приводили к нему ту или иную икону. Самое интересное, что для него иконы не просто произведения искусства — это материальные, видимые формы духовного основания, на котором устроена Россия.
— Александр, в чем особенность именно этой выставки?
— Похожие выставки с иконами, иллюстрирующими тексты — а здесь представлены иконы, которые иллюстрируют тексты житий, акафисты Спасителя, Богородицы, святых — прежде делались коллективными усилиями, когда объединялись несколько музеев. Последний раз такая выставка проходила 12 лет назад в Музее Андрея Рублева, называлась «Слово и образ». Мне тогда эта тема, как говорится, запала. Рассказав одному из своих клиентов о ней и о том, какой может быть коллекция, я заинтересовал его. Он начал собирать такие иконы. Но так как у этих людей подобные увлечения обычно находятся на периферии их интересов, где-то на 15—20-м месте, то с какого-то момента клиент начал часто отказываться от вещей, которые ему предлагали. И я ему раз говорю, другой — «Слушай, давай я тогда куплю себе». Так я потихонечку этим заинтересовался, и за десять лет у меня образовалось собрание, которое смогло стать основой этой выставки.
Вообще обычно для выставок выбираются две концепции. Первая — человек показывает, что он вообще собрал. Если же коллекция большая, то показывается икона одной школы, или икона определенного хронологического периода. У моей выставки задача более сложная. Если сравнивать это с шахматами, а я очень люблю шахматы, там есть целый раздел — решение задач. То есть выигрыш в течение определенного количества ходов. И вот такие обычные выставки — это как простейшие шахматные задачи. Мне это уже не интересно. Хотелось бы сделать выставку, которая прошла через всю русскую историю, от конца XIV века до икон начала XX века. Кроме того, мне показалась, что такая выставка будет актуальной, потому как много говорится о том, что современный человек изменился, смотрит только ролики короткие, не может на чем-то сосредоточиться. А такая икона как раз и дает возможность перемещать свое внимание с картинки на картинку. Если человек при каком-то минимальном интересе начнет в это вглядываться, то может он этим заинтересуется. За что-то визуально зацепится, начав потом интересоваться, что же это такое нарисовано.
Некоторые из этих икон не просто произведения искусства, но и артефакты нашей истории. Например, одна из самых больших выставленных здесь икон, Афанасия Александрийского. Когда специалисты при подготовке к выставке стали ее исследовать, то оказалось, что это вклад реально существовавшего исторического персонажа, князя Афанасия Вяземского, в Вологодскую церковь святого Афанасия. Афанасий Вяземский был вологодским воеводой времен Ивана Грозного, которого делегировали из Москвы на этот, как сейчас бы сказали, административный пост. Он, приехав в новый город и увидев строящуюся церковь, сделал вот такой замечательный вклад. Некоторые иконы несут на себе владельческие надписи. Вот икона XVI века — у нее на обороте написано, что это вклад священнослужителя. Он рассказывает о себе, о своем отце. Все это интересный исторический материал, который можно дальше «раскрутить».
— Как получилось, что ученый, занимавшийся Древним Египтом, стал успешным арт-дилером?
— Нужно было найти источник финансирования тех научных проектов, которыми я на тот момент занимался. Это было в начале девяностых, я учился в Историко-архивном институте, куда поступил с желанием заниматься не только русской историей, но и общей историей, в частности историей Древнего Египта. Особый интерес для меня представляла история этой науки в России, архивы русских востоковедов. И большинство тех исторических документов, с которыми я работал, пытался найти, хранились в архивах Санкт-Петербурга. В Эрмитаже, в Петербургской Академии наук. Архивы русских египтологов, рассказывающие об их творческой судьбе, неопубликованные работы, рабочие материалы. Расцвет этой науки в России в конце XIX — начале XX века, был уникальным явлением, естественное развитие которого было прервано революционными событиями, потому осталось много незавершенных проектов. Многие из написанных тогда работ не утратили актуальности и сейчас. Например, труд Бориса Тураева о боге Тоте, написанный 130 лет назад, ценится в мировой египтологии до сих пор. А самая интересная египетская коллекция, которая хранится сейчас в Пушкинском музее, была собрана в те годы египтологом, очень богатым купцом Владимиром Голенищевым. И если по числу артефактов она уступает коллекции Эрмитажа, то по их качеству многократно ее превосходит, там экспонаты мирового уровня. Судьбы этих людей чрезвычайно интересны. Но каким-то образом надо было финансировать все эти мои поездки и поиски, потому что тогда не было системы грантов, моя же научная деятельность требовала многодневного пребывания в Петербурге. Работа в архиве — вещь специфическая. Это сложный процесс, архивная эвристика, поиск нужного документа по теме. Сначала ты работаешь с описями фондов, потом с описями документов внутри фонда, потом заказываешь лимитированное количество дел. Их подбирают достаточно долгое время. Могут принести, а там не будет нужного тебе содержания. И тогда можно ждать еще неделю, пока тебе не принесут следующие пять дел. В общем, находиться в Петербурге надо было долго. Тогда было время, когда каждый выживал по-своему, и один из однокурсников посоветовал мне заняться антикварным бизнесом, а в качестве специализации взять тему русской иконы. Мне как человеку, который родился и вырос в одном из древнейших русских городов, Муроме, в музее которого просто потрясающая коллекция икон, это показалось весьма интересным. Помню свои детские впечатления, когда я с родителями ходил в музей. Икона с житием Петра и Февронии с большим количеством клейм, необычная, горизонтальная. Тридцать пять лет назад она вошла в знаменитый альбом, выпущенный в СССР к 1000-летию крещения Руси... Вот так, под влиянием однокурсников, которые еще посоветовали почитать повесть Владимира Солоухина «Черные доски», я и стал заниматься иконами. Погрузился в волшебный мир реставрации, раскрытия из-под поздних записей, выявления. Это было близко и тому профилю, по которому я учился. В архивном деле это то, что называется эвристикой. Тоже открытие какого-то удивительного документа, который ранее был неизвестен, что интересен с разных ракурсов — формой, содержанием, даже носителем.
— И что же конкретно стали делать?
— Все по классике. Небольшая этнографическая экспедиция в одно из муромских сел. Она, надо сказать, закончилась блестяще, удалось найти и приобрести несколько потрясающих икон XIX века и даже одну XVI века.
— То есть просто ходили по домам?
— Да. В принципе, такой стиль работы сохраняется и сейчас, только в наши дни находок гораздо меньше из за того, что тридцать лет все скупалось профессиональными антикварами. Те очень плотно занимались, не то что мои студенческие поездки, когда я два раза в месяц выезжал, а изо дня в день отправлялись в многодневные экспедиции. Люди, умеющие общаться, знающие свои психологические приемы, говорящие с населением на одном языке.
— Слышал, этот рынок был тогда сильно криминализирован…
— Не согласен с вами. Более того, там часто все работало на честном слове. Можно было приобрести вещь и расплатиться за нее позднее. Это узкий мир, где все друг друга знают и дорожат репутацией. Это мир очень неплохих людей и в большинстве своем они заинтересованы в том, что делают, любят вот этот процесс поиска, находки, обретения древней вещи. Для людей моего поколения или чуть старше, он очень важен, потому что сейчас меняется парадигма. У современного человека есть навязанная страсть к постоянной смене, к новому, которая в моем понимании является путем к неведомому краю пропасти под чужую дудочку. Но люди послушно туда идут, заслышав эти кодовые слова — новая коллекция, новый дизайн… Эти слова оказывают на человека магическое действие, он забывает обо всем в погоне за новой моделью телефона. В итоге вместо высокопарных понятий совести, добра, любви сейчас в центр мировоззрения человека ставится комфорт. Ради комфорта человек должен жертвовать всем. Степень твоего комфорта есть мерило твоего успеха.
— Как вы все-таки стали коллекционером?
— Оказалось, что с некоторыми вещами сложно расстаться и чем глубже погружаешься в этот мир, тем яснее становится значение того или иного памятника. Это как если ты долгое время собираешь паззл, приходит к тебе нужный кусочек, и стоит дилемма — или ты передашь его другому, кто тоже собирает свой паззл, или же попробуешь встроить в ту картину, что есть у тебя. Причем коллекция, тот самый паззл, тяготеет к постоянному расширению. Никому из коллекционеров, кто заявляет узкую тему, например, только палехская икона, или только богородичные иконы, не удается остаться в этих рамках. Человек обязательно что-то добавляет. К палехской иконе он добавит мстёрскую или гуслицкую.
— Вы, насколько я знаю, считаете коллекционирование почти мистическим опытом.
— Расскажу о неисповедимых путях, которыми иконы попадают ко мне в коллекцию. Вот, к примеру, я увидел эту икону лет восемь назад на Антикварном салоне в Москве в ЦДХ. Строгановская икона, лучегорских писем. Скорее всего, связана с вполне конкретным историческим лицом, Афанасием Строгановым. Строгановы — вообще уникальное явление в русской культуре. Люди, поднявшиеся из низов с помощью своей оборотистости, коммерческого таланта. Они приобрели такое влияние и могущество в российском государстве, что для них Иваном Грозным был придуман специальный социальный статус. Они именовались именитыми людьми, так как по рождению не могли иметь дворянский титул… Так вот, увидев икону на Антикварном салоне, я поинтересовался, сколько она стоит — в ответ назвали какую-то астрономическую цифру. Все время, пока шел салон, я ходил, чесал голову. Потом сделал предложение — с рассрочкой на год. Продавец замахал руками — мол, да ты что, мне предлагают оплатить все сразу и гораздо больше. Я подумал — ну, значит, не мое. А через два года вижу эту икону на уличной антикварной ярмарке Тишинки, стоящую в луже, разобранную на три части. Спрашиваю цену — в десять раз меньше, чем на салоне просили. Я быстро расплатился и увез с собой. То есть то, что должно прийти к тебе в коллекцию, оно придет.
— Сколько сейчас серьезных коллекционеров икон в России?
— Ну если по-настоящему серьезных, то десятки. Порядка 20—30 коллекций могут считаться серьезными.
— Это какие-то очень богатые люди?
— Не обязательно. Я знал несколько коллекционеров старшего поколения, которые отнюдь не были богаты, но обладали феноменальными вещами. Среди обладателей качественных коллекций относительно немного людей астрономически богатых. В основном средний класс — те, у кого есть свой бизнес, но кто еще не «улетел в космос». Знаете, во-первых у богатого человека круг интересов обычно чрезвычайно широк и ему непросто сконцентрироваться на коллекции. Кроме того, если человек стремится к финансовому благополучию, им обычно движет тщеславие, и потому ему приятнее владеть какой-то мегаяхтой, мегаособняком…
— Сколько надо тратить в месяц чтобы собрать хорошую коллекцию?
— На моей выставке в Третьяковке одна из самых интересных икон практически ничего не стоит. Но тем не менее искусствоведы, отбиравшие туда мои иконы, настояли, что они хотят ее показать. Это икона св. Герасима со сценами жития, где изображена история святого и льва. И когда я в благодарность за помощь в организации выставки высказал желание подарить Третьяковке любую из представленных икон, они выбрали именно ее. Сказали, что икон XV-XVI веков в музее достаточно, и такую икону по существующим стандартам они приобрести не смогут, ее же научное значение весьма велико.
— И все же, есть некая рыночная шкала, по которой иконы оцениваются?
— Можно собрать хорошую коллекцию икон по сто тысяч рублей, можно по сто миллионов.
— Вот те, которые по сто миллионов — это какие-то древние иконы?
— Дорого может стоить и икона начала XX века, если обладает определенными художественными достоинствами. Кроме того, рынок этот небольшой и когда появляется заинтересованный покупатель, цены на тот или иной сегмент могут резко подниматься.
— Где начинающему коллекционеру приобрести иконы?
— Антикварные магазины, ярмарки, аукционы. Но в основу любой коллекции должна быть положена концепция. Человеку необходимо определиться, что он хочет собирать. Эпоха, стиль, школа, сюжет. Да, есть очень масштабные коллекции, появившиеся в недавнее время, когда люди покупают все подряд — нравится, нравится.. Но, на мой взгляд, это как-то бессистемно. Хотя такое тоже бывает, когда человеку важно просто количество и ощущение от импульсивной покупки.
— С кем надо консультироваться коллекционеру?
— Зависит от того, что для него важно. Например, если волнует вопрос сохранности памятника, который приобретается, то, конечно, нужен совет реставратора. Если важна принадлежность иконы к той или иной школе, то следует советоваться с узким специалистом, который именно этой школой занимается. Если вещи того или иного периода, то тоже важен совет искусствоведа. Как правило, у каждого коллекционера есть свой «научный совет» из знакомых коллекционеров, реставраторов, искусствоведов. У меня самого такого «совета» нет. Предпочитаю доверяться интуиции, которая, правда, имеет в качестве основы тридцатилетний опыт работы на этом рынке. Часто случается так — покупаю и только потом разбираюсь, что же купил. И чаще всего, вещь оказывается интереснее, чем казалось на первый взгляд.
— Коллекционирование икон как инвестиция — насколько это перспективно?
— Я считаю это сказкой. Можно угадать, а можно и не угадать.
— Расскажите о том, как «раскрывают» иконы при реставрации.
— Лаки, которыми писались иконы в России, имели одну технологическую особенность. Каждые 80—100 лет чернели до полной потери прозрачности. Вот почему иконы поновлялись и, часто бывает, что икона в первоначальном состоянии, когда ко мне попадает, представляет собой черный квадрат. Часто вообще непонятно что там на ней. Бывает, что под поздней живописью, под слоями темной олифы, находишь живопись с совсем другим сюжетом. Иногда написанное на иконах даже перевертывали, потому что когда они перегрунтовывались, мастер мог путать стороны и начинать поновлять икону вверх ногами. Такие иконы-перевертыши редко, но встречаются. Возможны разные чудеса.
— Есть ли проблема подделок икон?
— Сейчас подделывают все. Очень много подделывают металла. Бронзу любую льют и старят как угодно. Ордена в огромных количествах, монеты. Центр этих механических массовых производств находится в Китае — но иконы, конечно, это другая история. Хотя подделки, конечно, есть, по факту они появились еще в XIX столетии. Порядка 200 лет назад уже были иконописцы-старинщики, пытавшиеся имитировать старую икону. Кстати, интерес к поискам древней иконы имеет свою известную отправную точку — в 1820-х гг. купец-старообрядец Николай Папулин приобрел две тысячи древних старообрядческих икон в сольвычегодском Благовещенском соборе. Лучшие он оставил себе, часть раздал по старообрядческим храмам. Нельзя сказать, что это была коллекционная покупка в чистом виде, тем не менее мы впервые видим желание обладать именно древними иконами. Что касается современных подделок, то даже если воспроизведены некие технические моменты, у современного фальсификатора часто проблемы со стилем, фантазия не работает. Он может сделать только копию. А копии для специалиста узнаваемы, в том числе и те, что скомпонованы из нескольких икон.
— Есть ли сейчас на Западе интерес к иконе?
— Конечно. Там есть феноменальные коллекции. После революции иконы активно приобретались западными коллекционерами через торговую сеть «Антиквариат», в 1930-е гг. ее активно раскручивали за рубежом. Была устроена огромная зарубежная выставка, куда вывезли все знаковые русские иконы с целью рекламы. А вслед за тем было организовано коммерческое предприятие для получения валюты в госбюджет. Примерно треть выставленных на моей выставке в Третьяковке икон приобретены за границей. Одна из самых значимых — икона великомученика Никиты Готфского. Сейчас уже сложно найти памятники такого качества. Более ста лет, согласно провенансу, она находилась в тех или иных частных коллекциях. Первая публикация о ней в научной литературе относится к 1929 году, когда она числилась в коллекции одного известного французского дипломата. Дело в том, что в то время выбор был гораздо шире, чем у современного коллекционера, то есть ее значение, художественное и научное, было очевидно уже тогда. Почти сто лет эта икона перемещалась по заграничным собраниям — бельгийским, французским, португальским — и вот в 2022 году я ее выкупил. Удалось вызволить из плена, как минимум столетнего, такую замечательную икону.
— Западному человеку интересен именно художественный аспект или привлекает и «духовный заряд» иконы?
— На удивление, их больше привлекает духовная составляющая. То, чего они не видят в своем искусстве. Особенно сейчас. Я знаю немало примеров, когда чистокровные американцы, европейцы пытаются получить российское гражданство. Говорят, что в Америке сейчас очень непросто жить христианину. А в Европе вообще здравомыслящему человеку.
— Концептуально икона, при всем сакральном значении, есть некий гуманистический инструмент самопознания человека?
— Любое произведение искусства рассказывает о человеке. Основная идея искусства — дать ответ человеку на вопрос «что он такое».
— А современное искусство оторвано от человека?
— Именно. В основе мировоззрения человека, занимающегося современным искусством, лежит не желание что-то сказать или выразить, а стремление обеспечить личный комфорт в смысле желания продать. Я не утверждаю, что все современное искусство бессодержательно, но лично мне не удается найти в нем содержание, идею.
— Мне кажется, оно в любом случае абсолютно дегуманизировано. Человек потерял интерес к самому себе — в смысле высшей формы материального творения, у которой есть некие непознанные задачи.
— Могу сказать так. Когда я смотрю на современное искусство, то вспоминаю цитату из Шекспира — «Жизнь — это история, рассказанная идиотом, наполненная шумом и яростью и не значащая ничего». А когда смотрю на икону, то ощущаю в себе ясность и покой. Икона — она меняет человека. Один из моих товарищей сформулировал эту мысль. За то время, что он этим занимается, он обнаружил в себе значительные изменения, даже их конкретизировал. Те самые ясность и покой. Когда я приезжаю вечером с работы домой, я не устаю смотреть на вещи, которые висят у меня по стенам.
— А как священнослужители относятся к коллекционированию икон?
— Наверное, как Церковь, скорее нейтрально. А те духовные лица, с которыми я взаимодействую, понимают, что иконы меняют человека, с какими бы целями он ни начинал их собирать. До революции же в каждом доме были иконы. Икона — почти как человек. Ты с ней встречаешься, начинаешь общаться и, как человек, она перед тобой начинает раскрываться. Ты находишь в ней что-то, что сделает тебя лучше. Икона — это искусство чистого образа, часто она не требует вообще никакого пояснения.
— Насколько я понимаю, русская, греческая икона уникальны для мировой культуры? Почему это не сделать такой визитной карточкой нашей страны, запоминающимся, извините за выражение, логотипом? Ведь икона сочетает в себе столько смыслов.
— Да, ведь это реально наш уникальный вклад в мировую художественную и духовную культуру. Причем тот вклад, который никогда никем не оспаривался. Вполне можно выступить с такой инициативой в адрес администрации президента. Но дело в том, что икона как и вера накладывает на человека определенные обязательства, внутренние и моральные, которые современный человек не готов нести. Тем не менее, икона может стать одной из отправных точек для восстановления культурного суверенитета. Мы уже боремся за экономический суверенитет, за политический, но культурный — не менее важен. Из тех потерь, что мы понесли за последние три десятилетия, одной из главных была именно потеря культурного суверенитета. Жили по чужим правилам, которые нам явно или неявно навязывали.
Выставка «Жизнь и чудо» в Третьяковке продлится до 13 августа
Биография Александра Шарова
Родился в 1972 году в г. Муром Владимирской области.
В 1989 — 1994 гг. обучался на Факультете архивного дела Российского государственного гуманитарного университета.
С 1994 по 1998 гг. в аспирантуре. Преподавал на кафедре Всеобщей истории РГГУ.
В 2000 году защитил кандидатскую диссертацию. Автор многочисленных публикаций по истории отечественного востоковедения.
С 2004 года произведения из коллекции регулярно участвуют в выставках древнерусского искусства в различных госмузеях.
Более 10 монографических выставок в музеях Московской, Владимирской, Ивановской, Кировской и Смоленской областей.
Петр Власов
Фото: редакция
2024 Все права защищены
