8 сентября Московскую международную книжную ярмарку посетил известный французский писатель Фредерик Бегбедер. На встрече с читателями он рассказал о книжной серии «Коллекция Бегбедера», в которой будут представлены российской публике самые интересные французские авторы, поделился мнением о современной Москве, о коммунизме и о чуде, которым является книга. Корреспондент «Культуромании» высказывания аккуратно записала: еще бы, не каждый день встретишь автора «99 франков» в Москве.
О «Коллекции Бегбедера»
Для меня большая гордость участвовать в этом проекте. В течение трех лет каждый год я буду представлять 12 французских авторов, которые мало известны в России. Книги в этой серии выйдут уже в следующем году. Список писателей будет постоянно обновляться, потому что я меняю точку зрения каждый день. Самое главное сейчас — быстро подписать договоры с ними, поскольку другие издательства тоже в них заинтересованы. Вместе с Андреем Геласимовым (писатель и педагог Литературного института им. А.М. Горького, предложивший идею издания серии Бегбедеру — Ред.) мы должны найти переводчиков, которые будут в состоянии хорошо перевести современный текст с французского на русский язык. Я горд работать с большим писателем Геласимовым. Единственное, что я просил у него как у представителя издательства (Издательский Дом «Городец» — Ред.), чтобы мое имя было написано более крупными буквами, чем имена авторов (смеется).
О критериях отбора в «Коллекцию»
Есть только один критерий — удовольствие. Мы все разные и когда встречаемся с произведением искусства, мы реагируем также по-разному. Идет ли речь о музыке, кино, живописи или книге. Сейчас мы присутствуем в месте, где находятся тысячи книг (Московская международная книжная ярмарка — Ред.), но из них лишь малое количество станут настоящей встречей. Пройдя по аллеям из книг, вы найдете только одну или две, которые откликнутся именно вам. В этих книгах вы встретитесь со своим страхом, со своим опасениями. С одной стороны, это случайность. С другой стороны — чудо. И если вы здесь, то для того, чтобы встретить его. Вы еще этого не знаете, но, возможно, столкнетесь с текстом, который расскажет вам о вас.
Что касается нашего проекта, который мы готовим, то мы, еще не знаем, случится это чудо или нет. Потому что эту встречу предсказать нельзя. Мой собственный выбор книг очень эгоистический. Я выбираю книги, потому что лично меня они заставили плакать или смеяться. Мы надеемся, что кто-то из читателей эти эмоции испытает. Это пари, не факт, что мы его выиграем. Но это и есть красота книг, красота литературы, красота этого места, где мы сейчас находимся. Только подумать: это же сумасшествие столько народу собрать в одном месте, где так шумно и неудобно, и все это ради надежды на чудо, которое должно произойти! Это и сумасшествие, это и чудо, но я очарован этим.
О Москве
За три дня чудесных дня, проведенных в Москве, я понял, что разницы между Францией и Россией стало совсем мало. У меня ощущение, что на улицах меньше народу, чем 20 лет назад. Я увидел в Москве много ресторанов с террасами, именно там теперь сидят люди — практически, как в Париже. Это изменение мне очень нравится.
О таланте
Бодлер сказал: «Ты мне даешь грязь, я тебе отдам золото». Даже если ты пишешь что-то ну очень радикальное, есть разница между вдохновением и результатом. Если мы сейчас здесь все сядем и начнем писать о нашей вчерашней ночи, возможно, кто-то напишет страничку прекрасного текста. А кто-то — банальности и совершенно неинтересные вещи. То есть недостаточно сказать все, выше этого — еще талант. А талант — это несправедливость. Он кому-то достался, а кому-то нет. Талант — редкость. И я думаю, что сложность писательства — она в выборе. Лучшие писатели — это те, кто больше всего вырезают, больше всего убирают.
О Пушкине
Когда я читаю «Евгения Онегина» — отдельные строки — я понимаю, что это даже аморально иметь такой дар, такой талант, до такой степени это несправедливо. Почему все досталось вот этому типу? Почему на него это упало? (смеется). Слава Богу, что нашелся француз, застреливший Пушкина.
О коммунизме и русском менталитете
Коммунист ли я? Нет, я закончил с этим. Как и русские. Но все равно я люблю эту эмоцию, этот романтизм, этот энтузиазм. Русские все время смешивают смех и слезы. И после нескольких стаканов водки с русским ты никогда не знаешь — он тебя сейчас будет целовать или ударит. Россия вот в этом. И поэтому эту страну я люблю.
О писателях, писательстве и Набокове
Авторы — в принципе, они же сумасшедшие. Они — шизофреники, которые хотят прожить чужую жизнь. Почему я хотел чтобы герои одной моей книги встретились в другой? Потому что я написал две трилогии, и мне было интересно, чтобы они пересекались благодаря персонажам, свидетелям.
На самом деле я пишу только для себя. Но есть определенные уровни, когда пишешь. Есть сторителлинг, есть стиль — вербальные какие-то новшества. Есть еще третий уровень — ты его пишешь для коллег. Людей, которые способны понять поэзию, хорошо образованы, способны узнать книгу, которая неизвестна.
Если говорить, например, о Владимире Набокове, то у него есть все эти уровни. И его можно читать просто, чтобы прочесть историю, восхититься его потрясающим стилем. И, наконец, у него есть отсылки. Это может быть какая-то картина на стене, историческое событие, персонаж чьего-то романа — и именно это и заставляет его любить и читать.
О сатире и связях между Россией и Францией
Первый раз когда мы встретились с Алексеем Гуськовым (российский актер и продюсер, друг Бегбедера — Ред.) в Париже, у нас был разговор о сатире. История сатиры — это Рабле и Вольтер или это Гоголь. И мы немножко поспорили о том, кто был отцом сатиры. Правда в том, что мы этого не знаем. На самом деле смеяться надо всем — это французская традиция, такая же, как и русская.
Мы никогда мы не сможем разделить Францию и Россию. Связь между нами вечная. И мы никогда не расстанемся, нас никто не заставит расстаться — у нас слишком много общего. Мы любим праздники, мы любим любовь, мы любим речи, мы любим переделывать мир. Все эти вещи — общие между французами и русскими. Мы — невыносимые народы.
Елена Сердечнова
2024 Все права защищены
