Съемки зимней части проекта о Валентине Распутине уже позади. Поездка на малую родину писателя, в глухую сибирскую деревню, обернулась путешествием в несколько иную реальность. Даже сам путь туда оказался необычным. Представьте, едете вы на машине, и стрелка навигатора показывает вам, что вы движетесь по руслу реки. В действительности так и есть, правда, река замерзшая и представляет собой огромное белое поле, в котором трудно сориентироваться и не пропустить нужный поворот. Для этого и необходим навигатор, чтобы видеть, какие притоки остались позади, какие еще впереди. Добраться до села Аталанка, малой родины Распутина, можно только по Ангаре, других доступных путей нет. Жителей всего 250 человек, да и эта цифра убывает с каждым годом.
Главная цель вашего путешествия -- в чем состояла, что вы ожидали там увидеть?
Мы снимаем документальный фильм «Народное слово. Валентин Распутин», поэтому поехали в места, где прошло детство Валентина Григорьевича. Нам было важно поговорить с людьми, которые знали его, учились с ним в школе, которые могут что-то рассказать. Пускай не о нем, потому что многие его маленького плохо помнят, «пацан, да пацан», но вообще о той жизни и атмосфере. Хотелось сделать такой срез времени, в котором рос и формировался писатель. Кроме того эти старики интересны еще и тем, что они герои его книг, он же писатель-реалист, представитель деревенской прозы, он писал о том, что видел вокруг.
Сильно изменилась деревня с тех пор?
С советского времени изменилась только в худшую сторону. Мы снимали в Аталанке и окрестных деревнях, это четыреста километров от Иркутска. Вообще дорога по земле туда есть, но разбита так, что ни на какой машине не проедешь. Поэтому жители целиком зависят от реки. Сообщение с большой землей есть только зимой, когда встает лед, и летом, когда ходит водная ракета. Вот тогда они могут и за продуктами съездить, и к врачам, потому что в Аталанке их нет. А с марта по июнь они живут замкнуто, как на острове. Никакая цивилизация туда не дошла. Водопровод летний, канализации нет. Туалет с дыркой на улице. Зимой воду берут из Ангары. У нас есть кадры в фильме, как женщина с коромыслом идет, это никакая не постановка, они действительно так носят воду, из проруби. У кого есть мотоцикл, те на мотоцикле возят. Сотовая связь там не ловит. Есть простые телефоны. Они через них интернет провели. В школе есть интернет. Школы, кстати, выглядят точно так же, как в те времена, когда Распутин был маленький, в классе печка стоит, от нее греются. И вот так, выныриваешь из той жизни, где люди думают, как им прожить - что выгоднее хлеб купить или мешок муки – приезжаешь в город, залезаешь в фейсбук, и читаешь, что в Москве с шести утра очередь за последней моделью кроссовок выстроилась. И переосмысливаешь тут же все свои ценности…
И сразу кроссовки не нужны становятся?
Даже не это…думаешь про то, какой мир разный. Это же одна страна, не то что там Африка…мы в одной стране… четыреста километров всего между нами, а совсем другая жизнь. Там даже время по-другому идет, медленнее. Из-за того, что они сами размеренные, эти люди, то ты уже тоже по-другому рядом с ними ощущаешь время. Я даже объяснить не могу, почему. Вроде все медленно так, но ведь смена на работе она так же быстро кончается, и тебе хочется солнышка подольше, а оно уже закатилось.
О чем они рассказывали в основном, что вспоминали?
Главная тема, конечно, строительство ГЭС, затопление деревень. Она и у Распутина в книгах была главной. На Ангаре стоят четыре ГЭС, сейчас пятую собираются строить. А ГЭС это что такое? Это большая плотина. Это значит, что реку перегораживают, заваливают ее камнями, уровень воды поднимается, и деревни, стоящие на берегу, попадают в зону затопления. Людей переселяют в другое место. Дома, какие покрепче, те разбираются и по бревнышку переносятся на новое место, а какие плохие, те сжигаются. Кладбища, естественно, не перевозят. На новом месте приходилось все начинать сначала, бороться за то чтобы земля плодоносила. Новое место Аталанки хуже, ее перенесли выше, на нее все ветра попадают, а деревни обычно в низинах строят. У нас, конечно, ГЭС ассоциируется с прогрессом, с движением вперед, а у тех, кто там живет, все по-другому. Для них это все большая трагедия. И никакой выгоды они от этого не получили - как жили без света, так и продолжали жить. Им недавно только свет провели. Вплоть до 2000-ых годов не было. Хотя первую ГЭС построили еще в 60-х годах прошлого века. Так что местные жители видят в этом одни только убытки. Раньше кремлевский стол не обходился без ангарского осетра, а теперь его нет. Образуется же водохранилище, и вода неживая становится, стоячая, рыба гибнет. Аталанка уходила под воду дважды. О затоплении, собственно, главная, как он сам считал, книга Распутина «Прощание с Матёрой». Он говорил: наверное, я родился, чтобы написать «Прощание с Матёрой».
Ваша киностудия называется «Матёра». Это совпадение такое, или намеренная ссылка на Распутина?
Многие, кстати, думают, что это слово придумал Распутин, но это не так, это просто сибирское слово, которое есть в обиходе. Матёра означает материнская земля, родина. Нам это название предложила Галина Витальевна Афанасьева. Она в нашем фильме выступает в роли интервьюера за кадром, потому что лучше нее сибирских стариков никто не знает и не разговорит так, как она. Галина Витальевна филолог, доктор наук, она давно собирает фольклор в сибирских деревнях, пишет словари, уже семнадцать томов издано. Скоро выйдет отдельный словарь, который полностью посвящен Валентину Распутину, его языку. Она фигура значительная, ей со всего мира пишут, кто русский язык изучает. Она, как никто, знает уклад жизни сибирского деревни, уже тридцать лет этим занимается. И даже вот специалисты из НАСА к ней приезжали, исследователи полетов на Марс! Потому что выжить в сибирской деревне, это все равно как на Марсе. Такие они сравнения делают. Потому что обособленная группа людей живет замкнуто, оторвано от большой земли.
В книгах Распутина герои – очень сильные духом люди, он описал об особом характере сибирском, это удалось как-то почувствовать, уловить?
Да, было такое общее ощущение какого-то стержня нравственного. Для них понятия, которые нам кажутся сейчас избитыми, как патриотизм, вера, любовь…хотя любовь, пожалуй, они и не скажут даже, что это такое… Если им такой вопрос задать, это введет их в ступор, они на этот счет другими словами изъясняются… А слово родина для них очень много значит. Малая родина. У них есть очень четкое ощущение своих корней. Для них важно, что на этой земле жили их предки, что она вспахивалась десятилетиями. Представляете, каково им было самими сжигать свои дома? Они вспоминают многие про затопление Аталанки старой, у них слезы на глазах, они плачут, хотя столько лет прошло. Но почему-то они никого не винят в такой жизни. Они живут и живут. Горестно им, конечно. Работы нет в деревне. Аталанка раньше леспромхозом жила, там все работали. В 90-ые все колхозы разграбили, технику увезли куда-то. Молодые уезжают учиться и не возвращаются. Деревня исчезает. В школьных классах по два человека учится. Не знаю, может еще лет десять просуществует этот мир и исчезнет. Поэтому мы и хотим угнаться за временем и оставить в памяти это состояние деревни, которое в произведениях Распутина есть – ее уклад, ее жителей, их язык. То самое народное слово.
У них какие-то заметные особенности в речи, да?
Да, у них специфическая речь. Например, мальчик на уроке встает и говорит: «Ему нечего было исти». «Исти» вместо «есть». Ну и вообще проскакивают слова в речи, которых мы не знаем. К примеру, «батожок» - оно означает палка или посох, трость. У Распутина есть все эти слова в книгах, он сам так говорил. В институте он стыдился своего говора и деревенских слов, которые употреблял. Как и Шукшин, тот тоже стеснялся. Пока они оба не поняли, что это их сильная сторона. И еще вот такое наблюдение интересное – деревенские в большинстве своем правильно говорят, у них нет слов-паразитов, нет этого «эээээ», у них льется речь, и они знают всегда, что сказать. Это удивляет очень.
Найти деньги для авторского документального кино сейчас сложно?
Вообще-то, обычно авторский док спонсирует Минкульт, мы подавали заявку, но нам отказали. И мы нашли поддержку у крупного иркутского бизнесмена Сергея Владимировича Ерощенко. То есть нас спонсирует частная компания. Причем нам не выдвигали никаких требований к съемкам, это не как заказ, фильм полностью на наше усмотрение, такое редко встречается сейчас. Я знаю, что Ерощенко был сам хорошо знаком с Валентином Григорьевичем, и он для него не просто писатель, а такой пример нравственный что ли. И он всячески заинтересован, в том, чтобы имя Распутина знало как можно больше людей.
Какие задачи у летней экспедиции?
Я хочу в фильме два состояния деревни показать: зимнее и летнее. Первую часть мы снимали в трескучие морозы. А Сибирь зимой очень красивая – эти избы, крыши заваленные снегом, дымок из трубы, в общем, все, что соответствует такому, визуальному что ли стереотипу о Сибири, мы уже сняли. Но также очень важно снять живую Ангару, не застывшую подо льдом. Образ реки всегда у Распутина присутствовал в творчестве. Ангара как мать, как кормилица. И вода, как разрушительница.
Это будет фильм-монолог этих людей, сплошной живой голос, или будет еще авторский текст какой-то?
В основном будут звучать голоса этих людей, да. Я не люблю закадровые тексты. Но здесь он у нас все-таки будет. Но это будут слова самого Распутина, которые мы взяли из разных книг, статей, выступлений. Такие основные его мировоззренческие высказывания. Мне кажется, что в фильме о писателе обязательно должно прозвучать его слово. И еще у нас обязательно будут ангарские песни. Мы их как-то вплетем в авторскую музыку современную, но они будут, потому что без песни деревенские не мыслят себя. Они вот даже, когда есть нечего было, все равно песню затягивали. И то, что в советских фильмах показывали, там колхозники в поле поют, это не выдумка. Может, они не такими академическими голосами, как у артистов в кино, но поют красиво все равно.
2024 Все права защищены
