Директор Музея Москвы Алина Сапрыкина: "Современные музеи формируют колоссальный спрос на архитекторов"

<h2>Архитектура выставок, экспозиционный дизайн – одно из достаточно новых и весьма актуальных направлений развития мировой музейной культуры. Выставки в «цифровом» мире зачастую становятся одним из главных инструментов коммуникации offline, приобретая медийную значимость. В рамках конференции <a href="http://archsovet.msk.ru/competitions/open-2018">«Открытый город»</a>, которая пройдет на следующей неделе, участники обсудят как проектировать современные выставки, почему «вау эффект» актуален для музеев как никогда и за какую аудиторию они борются. </h2> - Первый вопрос – насколько важна для современного музея архитектура выставок и как она меняется в мире, который уходит в онлайн? Значимость визуальной среды действительно выросла в разы за последние годы, ведь сегодня мы работаем с аудиторией, которая просматривает десятки картинок одним кликом. Неудивительно, что форма подачи вышла на исторически новый уровень: теперь архитектор - участник креативной группы в такой же степени, как и куратор. Именно он отвечает за то, что называется образностью, духом выставки, а дизайн и стиль экспозиции в современном музее не менее важны, чем её содержание. Мне кажется, что можно говорить о повышении значимости художника и архитектора в любом музейно-выставочном проекте в России. Это началось примерно 15 лет назад, и стало началом новой эры со своими первопроходцами – Юрием Авакумовым, Александром Бродским, Евгением Ассом и многими другими. Они – на тот момент уже великие художники – не посчитали музейное проектирование чем-то слишком простым, недостойным своего уровня. Сработало, я думаю, и совместное чутье - как с их стороны, так и со стороны самих музеев. Сейчас с выставками, биеннале, фестивальными проектами работают уже ученики этой первой волны, новая плеяда, а культурные пространства теперь сами ищут новые имена. Но костяк, архитекторы, приглашая которых можно быть уверенным, что выставка «выстрелит», все еще составляет не более 10 человек. Этого, конечно, недостаточно. Поэтому современные музеи формируют колоссальный спрос на архитекторов. - Что актуально в выставочной среде? Какие решения и приемы – в тренде? Существует ли мода на экспозиционный дизайн? Конечно. Сейчас, например, это чистый стиль, минимализм. Еще одна тенденция – использование разных материалов: архитекторы делают выставки из фанеры, картона, металла, стекла, ниток, тросов, бетона, дерева. Очень важен цвет, сегодня все предпочитают монохром или максимум три цвета. Как никогда важны шрифты, тексты, графический дизайн в современном музее может убить или спасти выставочный проект. У нас в музее, кстати, четыре графических дизайнера. Очень многие кураторы и архитекторы используют в своих работах к принцип включенности, задаваемый пространством, когда зрителя вводят в особенный мир, например лабиринт с множеством дверей. В нем происходит то, о чём мечтает каждый художник – тотальное погружение. А вот технологии, в частности, тачскрины и голограммы я бы назвала уже анти тенденцией. Обилие мультимедийного контента – вообще дурновкусие, которого нужно избегать. Он выглядит как роспись организаторов в неумении показать всё то же самое артефактом, предметом, рисунком на стене или чем-то другим, живым. Очень редки случаи, когда это действительно невозможно, и только тогда мультимедиа уместны. - Это интересное замечание. А какие ошибки при проектировании выставки могут привести к аудиторным или финансовым потерям? Во-первых, отсутствие взаимопонимания. Выставка – это всегда рассказ какой-то истории. Если вся команда проекта рассказывает одну историю, выставка получилась. Если каждый рассказывает о своём – не получается ничего. Экспозиция может быть неудачной и когда люди внутренне принадлежат к разному времени. Москва ведь такая разная и многогранная, и москвичи – тоже. Вот мы с вами живём сейчас в 2018-м году, а кто-то – всё ещё в 1996-м или 82-м. Внутренне. И даже если все эти люди будут одного года рождения, они могут выдать совершенно разные месседжи. Бывает и так, что выставка делается, например, об СССР, и куратор это время хорошо помнит, он в нём жил, а архитектор – слишком молод, старается всё сделать современно и интересно, но несмотря на весь свой талант, не попадает – просто потому, что не считывает контекст. Во-вторых, для создания успешного проекта требуется специальный подход со стороны архитектора. И дело не только в таланте. Нужно мыслить широко не только по части своих задач, но и уметь просчитывать сроки, бюджеты. Один из факторов неуспеха выставки – архитектор, который предлагает проект без учета суммы его реализации, группа работает, а в итоге в последний момент, что на исполнение идеи просто не хватает средств. И совсем плохо, когда визуальный язык начинает подчинять содержание. Это главная угроза, мне кажется – когда дизайн начинает подавлять смысл, исторический источник или произведение. Здесь как никогда важна чуткость, точность, деликатность архитектора – чтобы он не «надевал всё лучшее сразу», не устраивал стилистическое господство. В таких случаях несложно заиграться и тогда у зрителя с самого порога возникает ощущение: вау, как всё клёво, стильно, а дальше вроде можно и не смотреть. Это неверный подход, и наш музей здесь прикладывает все усилия к тому, чтобы история всё-таки была одной и общей. - В чем специфика выставочного пространства Музея Москвы, и как архитекторы выставок работают с ней? В первую очередь, наша специфика, обусловлена, конечно, нашим зданием. Музей Москвы располагается в Провиантских складах, которые были построены в I половине XIX века. С одной стороны у этих помещений собственная атмосфера, с которой выставка должна не бороться, а коммуницировать. С другой, у нас много чисто технических сложностей, ведь корпуса нам достались в нереставрированном и неприспособленном пока состоянии. Это налагает на визуальную составляющую выставок особые требования. Есть несколько способов соответствовать им. Первый – максимально абстрагироваться от пространства, и сместить акценты на оригинальность застройки. Когда всё поёт настолько в унисон, что входишь и не замечаешь состояние потолка или стен. У нас были такие проекты: «Оттепель», «Старая квартира» – превращение музея в тотальные инсталляции, так называемая буферная модель, пространство в пространстве, другая жизнь в этой жизни. Второй способ – напротив, полное растворение и подчинение памятнику архитектуры, в котором ты живёшь – и складам, и гаражам, и всему, что тут было до нас. Это симфония на уровне архитектора и здания, когда размыкаются границы и вот уже сам воздух – из всех времен сразу. Ну и третье – когда оба подхода смешиваются. - В таком случае, расскажите о том, как по какому принципу вы выбираете выставочные проекты? Мы открытая институция и реализуем как проекты штатных кураторов, так и специалистов «со стороны». Этот подход вытекает из нашей концепции. Музей Москвы – о чем он? О городе. Не только истории, но и обо всех аспектах современности. И при всем желании, внутри штата мы не сможем уловить все интересные тенденции городской жизни – это невозможно в таком многогранном, подвижном, активном мегаполисе как Москва. Поэтому ежегодно мы проводим конкурс проектов, в котором наши кураторы и приглашенные находятся в одном положении. Это сложная, многоступенчатая процедура, задача которой – выбрать проекты интересные, актуальные, соответствующие духу музея и, конечно, мы должны быть уверены в том, что куратор готов довести проект до конца. В конкурс входит обсуждение заявки – серьёзного документа, где, помимо презентации, нужно ответить на множество вопросов: актуальность, научная значимость, интерпретация, параллельная издательская программа, мероприятия, встречи с журналистами и др., методсоветом и собеседование с куратором, где он также должен представить свой проект. Мы всегда задаем соискателю вопрос – почему вы хотите сделать выставку именно у нас? Почему это важно показать именно в Музее Москвы? Также, куратор обязательно должен рассказать с каким художником, архитектором он намерен реализовать проект. От этого зависит практически всё. После того, как происходит отбор проектов, мы выстраиваем временные графики и начинаем работу. - При этом у вас ведь по-прежнему нет постоянной экспозиции. Да, это ещё одна наша особенность и вызов и для нас, и для кураторов, и для архитекторов выставок. Другие музеи имеют этот мощный якорь, на который всегда придёт аудитория. Мы – нет. Это связано отчасти с тем, что мы готовимся к реставрации здания, отчасти с тем, что уже третий раз переделываем проект постоянной экспозиции. Москва настолько динамична, а технологии настолько быстро меняются, что наши планы трехлетней давности сегодня выглядит архаично, и в этих условиях создать такой масштабный проект как постоянная экспозиция пока не получилось. На это накладывается и усиление роли музея в современном обществе. Люди, которые приходят к нам сегодня, имеют серьёзные запросы не только на досуг, но и на самообразование. И при этом они уже прекрасно образованы, а кроме того, могут найти массу информации в интернете. Поэтому музей города, такой как наш, должен рассказать и показать только то, чего нигде больше нет. Именно поэтому мы так долго готовим наши выставки, хотя и делаем в итоге по всем филиалам (указаны на сайте <a href="http://www.mosmuseum.ru">www.mosmuseum.ru</a>) немало – более 50 проектов в год. Но это в разы повышает нашу ответственность, в том числе, за постоянную экспозицию. - Вы, в силу должности, видите и оцениваете много выставок и музеев. Какие вы можете назвать самыми интересными и любимыми? В Париже ретроспектива Мартина Маржела, легендарного дизайнера, который много лет работал с Hermes (выставка этого знаменитого бренда на днях открылась в Музее Москвы), и создал также собственный бренд одежды. Это прекрасная выставка, в очередной раз подтвердившая, что в основе каждого проекта должен быть еще и сценарий. В случае с этой выставкой он безупречен: пошагово прописано то, что должен чувствовать зритель переходя по разным зонам – от удивления на входе до катарсиса на выходе. Вообще экспозиционный сценарист – это еще одна важнейшая профессия в современном музейном мире, о которой мы еще не говорили. Это люди, которые работают с маршрутом посетителя и его ощущением на каждом этапе этого маршрута. Они как бы ведут его и с помощью множества деталей дают зрителю понять, что куратор и архитектор хотели сказать. Возвращаясь к интересным выставкам, мне очень понравилось, как построена одна из экспозиций в музее Ельцина – как раз те тонкие акценты, которые сразу на уровне ощущения дают связь с содержанием. Там размещены фотографии, на которых запечатлены радостные, успешные события и наоборот, неудачи. И «хорошие» периоды взяты в светлые, подсвеченные рамки, а плохие – в темные. Казалось бы, какое простое решение, а какой сильный эффект оно производит. И я очень люблю наши собственные выставки, такие как «Советское детство», «Московская оттепель», «Азбука музея», «Старая квартира». Выставка Петлюры, конечно же - все ведь знают историю его экспозиции и проектов, и вот недавно мы привезли его сюда, и это тот случай, когда художник сам стал и архитектором своей выставки. Выставки и подход к ним – это то, что мне казалось в первую очередь нужно изменить в Музее Москвы, когда я пришла в него 5 лет назад. И вроде бы стало получаться. Выставки вроде «Старой квартиры» - наши блокбастеры, потому что каждый найдёт там что-то своё, личное. Это такие артефакты, которые сбивают тебя с ног. Но это и большой вызов для куратора и архитектора, потому что они всё-таки больше привыкли работать с «чистым искусством». Вообще, я убеждена, что мы ещё придём в России к новому пониманию пространства – показам в метро, граффити, арт-консервации археологических находок, искусству в переходах и спальных районах, торговых центрах, выставкам на рынках. Это – та самая демократизация искусства, которую все ждут. Мы ведь успешно взаимодействуем сейчас в технологиях XXI века с потоком событий, явлений, дискурсов, высказываний, и всё то же самое может происходить с историей, повседневностью, скульптурой, модой –город открывается этому. Ирина Бас

Музеи и выставки

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок

Музеи и выставки