Актер Алексей Гуськов: «Актерская профессия

Актер Алексей Гуськов: «Актерская профессия – это высказывание»

<h2>В прокат вышел фильм «Элефант» – история известного детского писателя, который заблудился в дебрях собственного сарказма и эгоизма, из-за чего потерял способность писать. Этого гения в творческом кризисе сыграл Алексей Гуськов, он же стал продюсером проекта. </h2> – Алексей Геннадьевич, давайте для начала поговорим о вашем персонаже. Что вас цепляет в нем больше всего? Что было отправной точкой, после которой вы сказали себе «я буду его играть»? – Это моя тема. Я ведь перевалил за «шесть-ноль». Да, выгляжу я, возможно, «товарно» (улыбается), но при этом абсолютно соответствую своему возрасту. И именно поэтому я постоянно думаю о том, что нам мешает чувствовать себя счастливыми. Кстати, разговор на эту тему я начал еще в «Вечной жизни Александра Христофорова». Там моему герою приснился сон, что он отбыл в мир иной, а на похороны пришли только три человека, да и то по обязанности – с работы. А больше не было никого. И он пытается понять, как же так получилось, ведь он же целую жизнь прожил... Так что эта тема «не будь козлом, и тогда к тебе потянутся люди» для меня очень важна. Я ведь тоже, как многие из нас, насовершал массу ошибок, массу каких-то поступков, за которые мне не очень хочется себя любить и хвалить. И я много думаю о том, почему так произошло. – Будет очень нескромно, если я спрошу «почему»? – Я вам так скажу. Римас Туминас – худрук театра им. Е. Вахтангова, в котором я служу – начинает ставить «Войну и мир». Мы все, естественно, перечитали роман, и я вдруг абсолютно точно увидел, что когда человек, как Болконский, ищет свой Тулон, когда он выпирает свое эго гораздо больше, чем нужно, то тогда и наступает война: война в умах и сердцах. И вы ведь помните, конечно, хрестоматийную сцену на поле Аустерлица? – Конечно! – В ней Андрей вдруг понимает, что он порвал все человеческие связи: что он бросил рожавшую жену, что он никогда больше не увидит отца… И ради чего? Ведь от нас ничего не остается: мы все приходим из памяти, и в память уходим. Тот же пример с Петей Ростовым, бесконечно ожидавшим, что Александр Первый увидит его, скачущим в атаку и отметит крестом. Но после ранения в руку все становится на свои места: он вспоминает мать и родных, и чувствует, что важнее их нет никого. – Но ваш персонаж-писатель вовсе не Петя Ростов: он старше героя Толстого втрое. Тем не менее, он специально порвал все человеческие связи, о которых вы говорили. – Да просто уединился. – По сути, он социопат, который и видеть-то никого не хочет... – На мой взгляд, в этом тоже есть юмор. Эдакая ироничная комедия, где у добрых детских книжек про слона очень злобный нелицеприятный автор. – В чем причина такого разрыва? Это его писательские амбиции, желание скакать на каком-то условном коне, как герой Толстого? – Я для себя определил так. Поверьте, очень приятно, когда тебе постоянно напоминают о том, что ты сделал вчера. Когда тебе говорят о той же работе спустя два года, в общем, приятно тоже. Но когда тебя хвалят за нее же через двадцать-двадцать пять лет, появляются странные ощущения, что ничего кроме этого ты ничего и не сделал. И это страшно. В актерской профессии, кстати, такое тоже встречается сплошь и рядом. – Надеюсь, у вас не было таких ощущений? – Они были у всех. Ведь если ты не интересен здесь и сейчас, если ты не нужен современному зрителю, значит, ты застрял в прошлом. И вообще, актерская профессия – это же высказывание. Ты выходишь на сцену или на съемочную площадку и выкладываешь перед зрителем свои размышления о дне сегодняшнем. Такова уж природа творчества. И мои рассуждения – вполне определенного характера и порядка. Я пытаюсь найти ответ, что нам мешает жить в радости ежедневно. – А вашему персонажу что мешает? Его одиночество? – Его эго. Огромное, безразмерное эго. Из-за него он даже дня рождения внучки вспомнить не может. – Кстати, он же в своих книжках придумал смешного персонажа – слона, который вынужден притворяться медведем. То есть, по сути, ваш писатель создал существо, которое живет не своей жизнью и вполне этим довольно. Что-то похожее можно сказать о нем самом? – Разумеется. Намек на это есть даже в названии – «Элефант». Да мы все такие: ранимые с тонкой душой, хотя и представляем себя кем-то еще. Не обращали внимания, как у нас лицо меняется, когда мы на паспорт фотографируемся? Это мы так себя видим. А в реальности мы совершенно другие. И мой писатель – человек с ранимой душой, который напялил на себя толстую слоновью кожу, якобы защищаясь от той жизни, которая его жмет. А она его совершенно не жмет – он сам от нее отказывается. – Алексей Геннадьевич, вы так же являетесь продюсером «Элефанта». А почему вы занялись продюсированием? Чем оно вас притягивает? Насколько я знаю, вы им занимаетесь с 1993-го года. Актеры же, как правило, идут в режиссуру… – По поводу режиссуры я не тревожился никогда. Другое дело – процесс производства, когда маленькая идея, записанная в трех предложениях, начинает обрастать людьми, талантами, самолюбием. Это всегда было интересно. Ведь в итоге ты создаешь кино – и зовешь людей провести с тобой полтора часа их жизни. Правда, на подготовку этой встречи ты тратишь как минимум год своей. – А «Элефант» тоже родился из крохотной идеи в три предложения? – В этот раз нам режиссер принес сценарий. – Кстати, по поводу режиссера. Я понимаю, что вопрос не простой. Но как так получилось, что Алексей Красовский снял свое имя с титров? – Мне кажется, что мы с продюсером Сергеем Сельяновым были максимально корректны и объективны. И на всякий случай еще раз скажу, что «Элефант» – фильм именно этого режиссера и никакого другого. Просто прокатная версия сделана более чисто. И если режиссерский вариант идет час двадцать две минуты, то прокатная – час девятнадцать, поэтому говорить о том, что из картины вырезана третья часть как минимум странно. Справедливости ради: мы взяли кусочки, которые режиссер не использовал, а он не взял то, что в итоге включили в фильм мы. Но мы позволили сделать режиссерскую версию, провели несколько фокус-групп и даже растянули процесс производства на полгода, что увеличило наши расходы. Тем не менее, ни на какие уступки человек не пошел. – И в итоге в прокат выйдет именно продюсерская версия? – Да. Хотя сейчас, в принципе, конфликт улажен. – Алексей Геннадьевич, давайте тогда сменим тему. Я знаю, что вы много снимаетесь за рубежом… – Я работаю в Европе с 2008-го года. Правда, случаются перерывы, бывают года более урожайные, бывают менее, ведь я все-таки русский артист и к тому же служу в театре. – Но я вот о чем хотела спросить. Как вам кажется, у нашего кино есть шанс прорваться на зарубежный рынок? Ведь случаи удачных зарубежных «гастролей» у отечественных проектов пока единичны... – Я не очень уверен, что у нас должна быть такая задача. Посмотрите на Болливуд – там же фильмов снимается больше, чем в Голливуде. Кстати, вы знали, что фильм «Гладиатор» вышел в Индии всего на двух копиях? Для меня это стало настоящим открытием. А потом индусы быстренько выкупили права и сняли свою версию. С песнями, плясками и так далее. – То есть получается, что нам туда и не надо? Но вот Министерство культуры, к примеру, старается продвигать наши фильмы на Западе, серьезные средства планирует на это выделять... – То, что нам необходимо присутствовать в общемировом кинематографе, это точно. И замечательно, что наше кино субсидируется государством. Посмотрите на Италию: после того, как Берлускони отменил государственную поддержку, остался такой режиссер как Соррентино, а итальянского кинематографа нет. Так же, как нет немецкого. Или японского. Есть определенные режиссеры, есть определенные фильмы. Но без субсидирования своей культуры мы вообще исчезнем... – Тогда вопрос к вам как к продюсеру. Как вам кажется, в чем основная проблема нашего сегодняшнего кинематографа? Чего ему не хватает? Я, кстати, довольно часто задаю этот вопрос, и, как правило, все жалуются на отсутствие денег или сценариев. А вы как думаете? – Для меня деньги все-таки на втором месте. На первом – отсутствие идеи. И, как говорили большие мастера, не хватает того, «из-за чего ты не спишь». Вот почему, к примеру, фильмы Звягинцева так точны по высказыванию и так выверены сегодняшним днем? Да потому что он снимает о том, что у него болит. – Это на самом деле большая редкость, согласна. – К сожалению, большинство подходит сегодня к кино как к продукту. И чем дальше, тем больше. Все движется к интертейменту. Это заметно даже по кинотеатрам: они все переместились в торговые центры. А «культурплексов» остались единицы. К слову сказать, клубный прокат, который существовал и у нас, в Америке есть. Там существуют синематеки. Например, в 2008-м году я сам ездил на Лонг-Айленд в такую синематеку, принадлежавшую обычной семье и находившуюся под патронажем Спилберга и де Ниро. Но мы эту культуру подачи кино за годы перестройки убили – и вернуть ее фактически невозможно. Зато меня действительно радует то, что «Движение вверх» до сих пор стоит на первом месте по сборам в России. Это значит, что зритель начал доверять большим индустриальным фильмам. Если же вернуться к вашему вопросу о продвижении фильмов на Западе… Понимаете, даже природа юмора у каждой нации разная. Одним из моих последних проектов была итальянская политическая комедия, на которой собралась интернациональная команда: датчане, англичане, француз… И я им постоянно рассказывал русские анекдоты (Russian jokes). – Смеялись? – Итальянец смеется семь раз из десяти, француз пять на пять, англичанин один из десяти, а немец вообще не смеется, ему нужно сказать, что это анекдот. Так что восприятие жизни у каждого народа свое. Поэтому говорить о мировом прокате сложно. Американский кинематограф много десятилетий выстраивал систему звезд, разрабатывал способ рассказа истории и так далее. – Алексей Геннадьевич, и последний вопрос. Кроме «Элефанта» мы вас еще в каких-то ближайших проектах увидим? – В этом году у меня выйдут три очень большие индустриальные картины: «Лев Яшин», «Союз Спасения» и «Серебряные коньки». Также под Новый год появится веб-сериал «Бар на груд-2». И я, конечно, не могу сказать, что бегу за временем – наоборот, я стараюсь этого никогда не делать. Но мне интересно то, как меняется в сегодняшнем кино способ рассказа и подача материала. При этом я всегда пытаюсь говорить только о том, что меня волнует. Вера Аленушкина

Кино-театр

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок