О судьбе его собрания, а также о достижениях других московских собирателей позапрошлого столетия рассказывает новая выставка в Музеях Московского Кремля.
— Нельзя сказать, что Павел Федорович — совсем уж неизвестная фигура. Его имя включено в словари русских коллекционеров, биографические издания, хотя отдельной монографии о нем пока нет. Встречаются и упоминания созданного им Русского музея — как называл его сам Карабанов. Кстати, это не первый Русский музей: первопроходцем в этом смысле был Павел Петрович Свиньин (дипломат, журналист, коллекционер, основатель первого в России частного публичного музея. — «Культуромания»). Второй Русский музей — карабановский, ну а третий — всем известный Русский музей в Петербурге.
Изначально я занималась изучением документов, связанных с Георгием Дмитриевичем Филимоновым, который с 1886-го по 1893-й был хранителем Московской Оружейной палаты. Еще в студенческие годы он сделал каталог для музея Карабанова — это издание мы, кстати, показываем на выставке. Я заинтересовалась историей музея, а затем стала исследовать архивы, связанные с Павлом Федоровичем Карабановым, а также с его современниками — московскими коллекционерами XIX века, так или иначе связанными с Московским Кремлем или Оружейной палатой.
Я провела немало времени в архивах, пытаясь собрать информацию о коллекции Павла Федоровича, и понять, где — помимо Музеев Московского Кремля — сейчас находятся эти предметы. Карабанов одним из первых заинтересовался отечественными древностями. В целом, увлечение русской историей началось после Отечественной войны 1812 года, когда многие артефакты погибли в московском пожаре, и коллекционеры бросились искать сохранившиеся вещи, изучать их и публиковать. А вот Павел Федорович заинтересовался русскими древностями задолго до нашествия французов. Он происходил из знатного дворянского рода, и в его семье бережно относились к истории и фамильным реликвиям. Например, у них хранилась шведская Библия 1703 года, которая по легенде когда-то принадлежала Карлу XII. Павел Федорович собирал именно русские древности и весьма в этом преуспел, в том числе благодаря удачной женитьбе на княжне Варваре Ивановне Гагариной, обладательнице большого состояния. Как я понимаю, у них сложились теплые, доверительные отношения, они заботились друг о друге, и поэтому жена поддерживала его увлечения. Карабанов оставил военную службу и полностью посвятил себя коллекционированию: формированием музея он занимался около 50 лет.
— Как это отразилось на составе коллекции?
— В его собрании было много подделок, фальсификатов. Вообще их можно обнаружить практически в любой коллекции, но собранию Павла Федоровича они придают определенную самобытность. Надо понимать, что подделки нередко создаются в угоду коллекционерам: спрос рождает предложение. И если поначалу Карабанов мог не понимать, что покупает, то за 50 лет собирательства он приобрел большой опыт и научился отличать подлинный предмет от его имитации. Мне кажется, некоторые вещи он даже мог заказывать сам — как реплики. Подобные прецеденты были характерны для XIX века. Первую часть поддельных вещей в коллекции Карабанова выявил в 1870–1880-е Георгий Дмитриевич Филимонов, который изъял их из витрины Оружейной палаты. Вторая волна борьбы с подделками началась после революции — когда было решено пожертвовать некоторыми предметами, чтобы сохранить более важные памятники. Тогда значительное количество вещей, в том числе карабановских, были отправлены в Гохран, и, видимо, оказались переплавлены в аффинажных печах. Наконец, современные исследователи также активно занимаются атрибуцией предметов. На выставке есть целая витрина, посвященная поддельным вещам. Здесь можно увидеть, например, медвежьи когти, которые якобы были охотничьими амулетами. Надписи на оправах приписывают их вымышленным князьям Ивану и Якову Кудеяровым. Есть и не слишком изящно сделанные из медного сплава бармы — попытка имитировать древние княжеские и царские ожерелья.
Представлены также предметы оригинальные, но впоследствии доработанные мастером с целью придать им историческую значимость. В частности, можно увидеть кружку со сценой обручения царя Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной Нарышкиной. Сама кружка изготовлена в XVI веке, с оригинальными клеймами, однако изображенная сцена, на самом деле — более поздняя доделка, скорее всего, XIX века: я установила, что она восходит к гравюре XVIII столетия. Еще показываем очень интересную рукопись из собрания Карабанова. Как правило, нам неизвестны имена мастеров, создававших фальсификаты, однако этот случай — уникальный: мы знаем автора рукописи — это Антон Иванович Бардин, владелец антикварных и книжных магазинов, живший в XIX веке. Он изготавливал подделки, которые стилизовал под известные древнерусские памятники, и продавал их — в том числе маститым ученым.
— У Карабанова была большая коллекция?
— Да, и весьма разнообразная. Он скупал все, что касалось русской истории или каких-то исторических личностей. Его коллекцию в целом можно разделить на несколько частей. Во-первых, это произведения прикладного искусства, во-вторых, библиотека, в-третьих — огромное собрание эстампов, в четвертых — минцкабинет, или кабинет медалей. Хорошо известна история о том, как его собранием заинтересовался император Николай I, который просил министра двора узнать частным образом, не продается ли коллекция. Павел Федорович отказался продавать свои сокровища: сказал, что музей — утешение при его старости. Но пообещал после своей смерти пожертвовать ее государству в лице императора. И свое слово сдержал. Наследников у него не было, и он боялся, что коллекция попросту уйдет с молотка, будет раздроблена — поэтому решил передать ее государству. В итоге после кончины Карабанова его музей переехал в Оружейную палату. Император Николай Павлович пришел посмотреть на коллекцию и отдал распоряжение оставить в Москве произведения прикладного искусства, а библиотеку, кабинет эстампов и произведения XVIII-XIX веков отправить в Петербург. Туда же уехал и архив, который, к счастью, сохранился единым комплексом: он включает в себя переписку самого Павла Федоровича, его отца и деда. А вот книги разошлись по Императорской публичной библиотеке. Некоторые из них я смогла найти, мы показываем их на выставке. Надеюсь, мне удалось заинтересовать коллег из Российской национальной библиотеки и, возможно, мы вместе продолжим поиски.
— Может быть, сохранились записи поступления книг в библиотеку?
— В XIX веке все было немного по-другому. Например, в Галерею драгоценностей Эрмитажа из коллекции Карабанова поступил 151 предмет XVIII-XIX века. Я нашла опись, но она чрезвычайно «глухая»: написано, например — «две табакерки черепаховые». И все. Впрочем, некоторые произведения мне все-таки удалось обнаружить. Часть из них нельзя экспонировать по состоянию сохранности, тем не менее, на выставке представлены четыре табакерки. Еще мы показываем акварель Константина Ухтомского, на которой видно, как именно в Галерее драгоценностей Эрмитажа в шкафах располагались предметы, в том числе из коллекции Карабанова. Крайне не повезло кабинету эстампа: эти вещи попали в руки скептически настроенного хранителя отдела эстампов Эрмитажа Николая Ивановича Уткина. Ему принадлежит фраза: «Карабанов собирал портреты, касательно русских знаменитых мужей, не обращая внимания, как бы ни было слабо и дурно исполнение работы, было бы только относительно к России и наших соотечественников». В итоге из двух с лишним тысяч гравюр сохранилось только 306 листов: остальные, видимо, пустили на продажу. Так же поступили и с табакерками — оставили лишь полторы сотни. В общем, мы по возможности постарались виртуально воссоздать карабановский музей.
— Расскажите о наиболее интересных экспонатах.
— Например, это шведская Библия, о которой я уже упоминала. Правда, мне не удалось подтвердить ее легенду. Я попыталась проникнуть вглубь истории этого памятника и обнаружила еще четыре Библии с похожей легендой. Но очевидно, что это памятник своего времени, в оригинальном переплете, переизданный по настоянию Карла XII на шведском языке. Еще интересный экспонат — стакан, принадлежавший предку Павла Федоровича Гавриле Михайловичу, который — как мы знаем из документов — был стольником царей Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Или зеркало, принадлежавшее Авдотье Васильевне Черкасской — жене Ивана Борисовича Черкасского, двоюродного брата царя Михаила Федоровича. Немецкий путешественник Адам Олеарий писал о ее природной красоте, а также о том, что она не хотела пользоваться румянами и белилами, как было принято на Руси, и это пренебрежение традициями вызывало у многих недовольство.
– О каких еще коллекционерах XIX века рассказывает выставка?
— Прежде всего, о Николае Борисовиче Юсупове — одном из самых известных коллекционеров той эпохи. Он был главноначальствующим Экспедицией Кремлевского строения в Москве и Мастерской и Оружейной палатой в 1814–1831 годах, занимался ее первой экспозицией, заботился об экспонатах, которые привезли из эвакуации, восстанавливал Кремль после нашествия французов и в целом много сделал для музея. У него был дворец в Большом Харитоньевском переулке, который его потомок Феликс Феликсович Юсупов в конце XIX века отделал в русском стиле. В комнатах разместили предметы из коллекции Николая Борисовича, в том числе европейское и русское серебро. После революции Феликс Юсупов уехал из России, однако еще надеялся вернуться — многие не верили, что советская власть установилась надолго. Поэтому он замуровал семейные драгоценности и утварь в тайнике под лестницей. Его управляющий нанимался на работу во все учреждения, которые размещались во дворце, и таким образом, как я понимаю, охранял клад. Однако в 1925 году его репрессировали, и после этого тайник все-таки нашли. К описанию клада был привлечен директор Оружейной палаты Дмитрий Дмитриевич Иванов, великий подвижник, спасший множество памятников русской истории. Вероятно, он решил, что нужно сохранить хотя бы часть сокровищ — иначе они ушли бы с молотка или отправились в переплавку. Он запросил 46 предметов и в итоге смог их получить: некоторые из них мы показываем на выставке.
Другой известный коллекционер — Алексей Иванович Мусин-Пушкин. К сожалению, его собрание сгорело в московском пожаре 1812 года, в том числе — знаменитый древнерусский памятник «Слово о полку Игореве». Уцелело лишь то, что успело «уйти» из коллекции: например, в 1809 году Мусин-Пушкин подарил несколько предметов императору Александру I, они были переданы императором в Оружейную палату.
Еще один интересный коллекционер — малоизвестный историк Михаил Андреевич Оболенский, заведовавший главным архивом Министерства иностранных дел. Он также был председателем ученой комиссии по восстановлению палат бояр Романовых, и, собственно, заведовал палатами, которые были филиалом Оружейной палаты.
Наконец, мы рассказываем о Михаиле Петровиче Погодине — известном историке, журналисте, публицисте, создателе «древлехранилища» — коллекции древних рукописей, старопечатных книг, автографов знаменитых исторических деятелей, картин, икон, гравюр… Он был страстно увлечен русской историей, его знали все меняльщики, антикварщики, и множество агентов искали для него по городам и весям древние памятники. Огромная коллекция Погодина располагалась на Девичьем поле, в деревянном доме, впоследствии сгоревшем в годы Великой Отечественной войны. Там, в 50 шкафах хранились, в основном, рукописи, которые Погодин любил и увлеченно собирал. В конце концов, Михаил Петрович решил, что коллекция слишком разрослась, а хранить ее в деревянном доме — опасно, и продал ее императору за 150 тысяч рублей серебром. Правда, поставил ряд условий: он хотел, чтобы собрание осталось в Москве, даже мечтал о музее всероссийского искусства, а себя видел в роли его директора. Однако император поступил по-своему: собрание рукописей отправил в Императорскую публичную библиотеку, а многие предметы — в Эрмитаж. Погодин расстроился, когда узнал, что вещи из собрания уезжают в Петербург, и отправился вместе с ними, подписал на месте передаточные акты. Кстати, его собрание рукописей в Императорской публичной библиотеке сохранилось целиком: в 1852 году были построены шкафы, в которых рукописи хранятся по сей день, и исследователи их постепенно описывают — уже опубликовано семь выпусков каталога «Рукописные книги собрания М.П. Погодина». А вот предметы, отправленные в Эрмитаж, по воле Николая I были позднее переданы в Оружейную палату. Погодин, конечно, был этому рад, однако вскоре, в 1856 году, значительную часть церковных ценностей передали в Синодальную ризницу, а оттуда — в формировавшийся Музей древнерусского искусства при Императорской академии художеств, а затем в 1897 году — в Русский музей. В итоге оттуда на выставку нам дали несколько экспонатов. А в Оружейной палате от коллекции Погодина осталась не так много: оружие, пули, подобранные на поле Бородинского сражения, лук и стрелы XVII века… Надо сказать, Михаил Петрович не угомонился, и, продав коллекцию, начал собирать заново. Но столь впечатляющих результатов уже не достиг, и после его смерти вдова передала вещи в Румянцевский музей.
— Что отличало коллекционеров XIX века?
— Те, о ком мы рассказываем на выставке, были любителями родной истории: в XIX столетии так называли тех, кто интересовался русскими памятниками, собирал их, публиковал, вводил в научный оборот. Они искренне увлекались прошлым своей страны и даже европейские, китайские вещи покупали, мне кажется, только потому, что те бытовали здесь, в России. Поэтому в этих коллекциях мы видим памятники русской истории во всех ее проявлениях.
Ксения Воротынцева
Фото: предоставлено Еленой Исаевой, публикуется с разрешения правообладателя
2024 Все права защищены
