Чем современная русская литература отличается от классической русской литературы, чего ждут читатели от прозы наших дней, как трансформируется восприятие художественного текста, да и вообще — как выживает и будет выживать литература в наше время? Обо все этом в беседе с «Культуроманией» рассуждает писатель, лауреат недавно вручавшейся госпремии РФ за вклад в развитие отечественной литературы Павел Басинский.
— Современная русская литература — какая она?
— Русскоязычные тексты стали более профессиональными, но они перестали врачевать в отличие от классической русской литературы. Писатели еще любят повторять фразу Герцена: «Мы не врачи, мы — боль». Но эта цитата не такая уж и верная. На самом деле самое трудное — написать книгу или снять фильм, над которыми люди будут просто смеяться или просто плакать. Труднее всего написать «Му-Му». Даже труднее, чем написать «Отцы и дети».
Время сейчас такое — бесслезное. С другой стороны «слезу» очень активно эксплуатирует массовая литература, телевидение, как и смех, впрочем. Достаточно посмотреть на эстраду, которую заполнило сонмище хохмачей, все эти камеди-клабы. Это все — жанр смешного и сентиментального. Сентиментальное — любовные романы, читая которые или смотря их экранизацию, люди плачут. А человек образованный — вот я — реально смотрю и не понимаю почему. Вот как соединить высокую литературу и «низкую», чтобы пробиться к чувствам простого человека? Это и есть, кстати, высший пилотаж. Мало кому дано, может это только гений.
— Сейчас время, как вы сказали, бесслезное, наверное сострадать не хотят и литераторы...
— Ну, да. Сострадание в принципе в дефиците. Я сейчас сплошь и рядом слышу, от женщин главным образом, что они не хотят читать современную прозу. Не хотят сопереживать искусственным героям, тратить на это свои чувства. У них и так достаточно проблем, ресурса нет. Современный человек — особенно городской человек — он очень трепетно относится к себе, к своим эмоциям. Он считает, что его «слеза» стоит просто миллион долларов. И поэтому городские люди говорят: «Мы не хотим это читать, мы не хотим смотреть это современное кино, мы не хотим тратить свои душевные переживания, нам их и так в жизни хватает в семье и на работе. Поэтому лучше будем смотреть сериалы и шоу, понимая, что это туфта, но которые нас не напрягают».
— И писатели идут на поводу у этого, получается?
— Да. На рынке есть все. Если человек с уважением относится к своему интеллекту, то ему предложат нон-фикшн. Он будет читать документальную прозу, биографии, исследования, какое-нибудь, я не знаю, «Страдающее Средневековье». Будет читать популярные книги по психологии. Лабковского, например, и книгу «Мой любимый кишечник». Ну, я понимаю людей. Вообще, от читателей ничего нельзя требовать. Это мое убеждение. У тебя есть читатель — какой он есть. Ты писатель, ты создаешь продукт. Нельзя требовать от человека, чтобы он любил стул, который ты сделал. Вот он не хочет на нем сидеть и не будет сидеть. «Почему вы хотите сидеть на табуретке, я вам сделал такой стул?» А читателю неудобно сидеть на твоем стуле. Пиши для вечности, если ты веришь, что тебя через 100 лет прочитают.
— А как же катарсис, к которому должно приводить произведение?
— Очень трудно добиться катарсиса. Как я уже говорил, самое трудное — это заставить людей смеяться и плакать. Это и есть высокое искусство. Но я имею в виду нечто противоположное понятиям «заржать» и «заплакать крокодиловыми слезами». Хотя, мне кажется, серьезным писателям кое-чему стоит поучиться и у смехачей, и у создателей сериалов. Просто немножко избавиться от гордыни своей и понять — почему их смотрят и читают, а вас не смотрят и не читают. Может быть, чего-то вам не хватает? Поэтому когда говорят, что Дина Рубина — это не писатель, то это неверно. На мой взгляд, писатель. Может быть, она слишком много пишет в последнее время, но нормальный писатель абсолютно. И Донцова у меня не вызывает никакого отторжения.
— Некоторые критики считают, что современная российская литература уходит от нового реализма и реализма вообще. Это так?
— Нет. Новый реализм — это лукавство. Реализм — он и есть реализм — это изображение действительности в тех формах, в которых она существует. Никакого другого определения реализма нет. С другой стороны — фантастика, фэнтези, где все выдумано. Любые попытки что-то среднее создать — мистический реализм, метафизический реализм и так далее — вот они, на мой взгляд, не работают. Есть уже «Мастер и Маргарита» Булгакова — гениальная книга, но она неповторяема. А реализм существует. Вся проза, которая сейчас становится бестселлером во всем мире — это психологический реализм. Что вы не возьмите: «Щегла» Донны Тартт, «Это моя маленькая жизнь» Янагихары, книги Орхана Памука. Возьмите наших — Рубанова, Прилепина, Алексея Иванова — ну, до его социально-психологического «Географ глобус пропил» — все это абсолютно реалистическая проза. Это реализм.
— А нет ощущения, что русская литература в состоянии перехода сейчас находится?
— Она всегда в состоянии перехода находится. Всегда кризис. В России всегда конец литературы.
— Как вы думаете, что ожидает русскую литература в ближайшие 5-10 лет?
— Очень трудно сказать. Самое интересное — это то, что сейчас меняются технологии. Восприятие, чтение, визуальное искусство вытесняет искусство текста. Очень многие люди читают книги на электронных носителях. Это меняет само восприятие текста. Потому что когда ты книгу купил, ты купил вещь. Ты ее прочитал, но ее нужно куда-то поставить, кому-то отдать или хотя бы выбросить. А сейчас у тебя иллюзия, что в ридере или компьютере — вся Александрийская библиотека закачана. Только ты читать ее никогда не будешь. Все меняется, поэтому очень сложно прогнозировать, что будет через какое-то время. Люди 20 лет назад жили в другой цивилизации, потому что не было интернета. Технологии настолько стремительно меняются, что я не исключаю лет через 10, что у всех будут чипы в голове. И — нам сейчас кажется странным и диким — люди будут ходить со «встроенной» книгой или кинофильмом.
— Да, особенно в депрессивной российской деревне...
— И в деревне будут идти и говорить: я хочу поплакать, я хочу почитать «Му-Му». И все это будет сразу — и кино, и картинка, и он сам там будет жить. Человека, его рецепторы очень легко обмануть. Симуляция сильнее действует на нас, чем реальные ощущения. И мы движемся, наверное, к тому, что будет виртуальный секс, виртуальная любовь, виртуальные страдания. И они будут вызывать более сильные эмоции, чем чтение книги. Что тогда будет, я не знаю. С другой стороны, наверняка возникнет сопротивление этому. Всегда, когда идет прогресс, идет сопротивление.
— Ну, вряд ли это можно назвать прогрессом?
— Прогресс — я имею в виду в целом развитие. Прогресс — это не обязательно положительное явление. Думаю, что в моде будет что-то ретроградное. Люди будут принципиально читать книги или смотреть только старые фильмы. Главное — не надо этого пугаться и кричать: ой, конец-конец!
Елена Сердечнова
2024 Все права защищены
