Михаил Расходников, режиссер фильма «Временные трудности»: «Выходя из зоны комфорта, получаешь шанс на чудо»

<h2>В сентябре в прокат выходит один из самых скандальных фильмов 29-го «Кинотавра» – «Временные трудности» Михаила Расходникова. История о мальчике, больном ДЦП, и об упрямом отце, не жалеющем видеть его болезнь, вызвала серьезные споры на фестивале. О причинах такой реакции, а также о сути конфликта и о работе над фильмом с режиссером разговаривала журналист «Культуромании». </h2> – Михаил, давайте, наверное, начнем с банальностей. Как появилась идея фильма, кому она пришла в голову? На самом деле, идея появилась еще до того, как я оказался на проекте. Наш продюсер, Георгий Малков, узнал о жизни Аркадия Цукера – и сначала даже хотел снимать о нем байопик. Но потом, пообщавшись с Аркадием и узнав, что у того проблемы с отцом… – То есть семейный конфликт и в реальности имел место быть? Да, у нас большая часть фильма опирается на конкретные факты. Кстати, Аркадий долго не хотел признавать, что много добился именно благодаря отцу, но потом понял, как важны для него отношения с папой. Так что перемирие героев в самом финале – это тоже не выдумка. Да и эпизод в лесу, который, как я понял, вызвал у Ваших коллег столько эмоций, мы ведь не сочинили… (В фильме отец относит полупарализованного героя в тайгу – прим. редакции) – А медведь? Или встреча с ним – привет «Выжившему»? Ну, тут вопрос формы! У Аркадия всё было несколько по-другому, но суть от этого не меняется. – Тогда провокационный вопрос: Аркадий, как и Ваш герой Саша Ковалев, тоже играет на барабанах? Они-то как появились в фильме? А вот за барабаны спасибо Риналю Мухаметову. Кстати, когда я его впервые увидел, то сразу понял, что мой герой – это он. А уж когда Риналь предложил ввести в фильм игру на ударных… Знаете, мы сразу подхватили эту идею и стали ее развивать. Ведь мы все-таки снимаем не байопик: да, в основе нашей истории конкретный человек, но на экране – собирательный образ, объединивший жизни многих людей. Есть одиннадцать случаев такого же рода… – Но тогда на этом материале вполне можно было бы сделать социальную драму… Секрет Вам открою: у нас было шесть драфтов, и в какой-то момент сценарий мог свернуть на совершенно другую дорогу… – Только не говорите, что на дорогу боевика! Ну, это вряд ли! (смеется) Но тема, на самом деле, тончайшая, а жанр драмы не самый востребованный с коммерческой точки зрения. Поэтому продюсеры активно искали пути, которые бы дали возможность максимально расширить аудиторию. А когда я присоединился, проект уже двигался в том направлении, которое Вы и увидели… – А как бы Вы сами охарактеризовали это направление? Не хотелось бы сейчас жонглировать штампами, но я бы сказал, что это «жизнеутверждающая драматическая история». – Михаил, во «Временных трудностях» основных тем две: взаимоотношение отцов и детей и тема становления, тема преодоления трудностей. Какая из них была для Вас более важной? Да я их даже не сравнивал…. Думаю, одно без другого невозможно: это как курица и яйцо. К тому же инвалидность в фильме – это метафора. Каждый из нас с ограничениями, каждый ребенок по-своему «ограничен». И если мы кем-то становимся – в этом заслуга наших родителей. И не так уж важно, как именно это произошло: благодаря любви или же вопреки. – То есть любовь может принимать и грубые формы, быть жестокой в своем выражении? Знаете, я очень старался не переступать черту. Надеюсь, что получилось. Но мне было нужно, чтобы поведение персонажа, которого играет Иван Охлобыстин, никто не назвал бы жестокостью. Все, что он делает – во имя любви, во имя здоровья. И тайга появляется только тогда, когда других способов уже нет, и все опустили руки. Чтобы было понятнее, я объясню: готовясь к съемках, мы приехали в центр Дикуля. И Валентин Иванович сразу нас подержал. Он сказал очень просто: «ребят, есть статистика, что семьи, в которых рождается ребенок с ограничениями, часто распадается. Но когда за реабилитацию отец берется отец, 80 процентов полного избавления от симптомов». И я не берусь это трактовать, но это факт, это статистика. Возможно, в некоторых случаях надо быть чуть более настойчивым, что ли… – Михаил, а как Вы сами относитесь к людям с ограниченными возможностями? Наверное, не самый удобный вопрос, но ведь из песни слова не выкинешь: Ваш герой как… Если честно, я принципиально не делю людей на тех, чьи возможности ограничены, и на тех, чьи «безграничны». Пропасти между нами нет: это становится очевидным, когда вы работаете вместе или просто общаетесь. Кроме того, если Бог отнимает что-то одно, то другое дает взамен. Простой пример: в том же центре Дикуля мы встретили парня (ровесника нашего актера – Илюшки), который борется с ДЦП. И оказалось, что он подтягивается безумное количество раз, делает 150 на пресс и так далее. Ничего подобного я не сделаю никогда. А что касается детей, то они и вовсе различий не видят… – Да, но во «Временных трудностях» дети не больно-то ласковые. Они довольно жестко маленького героя гнобят… Тут многое зависит от среды, в которую малыши попадают. Но если детей не провоцировать, не ставить физические недостатки во главе угла, то они ничего и не заметят. Просто потому, что особых различий нет. Если же говорить обо мне, то я безмерно таких людей уважаю. Они во многом сильнее, мудрее и чище нас. Они вынуждены очень многое преодолевать – и в этом их сила. – Михаил, я после премьеры фильма много разговаривала с коллегами. И одна из их претензий заключается в том, что в нашей стране, где нет пандусов, где из точки А в точку Б человеку с ограниченными возможностями добраться почти невозможно, вдруг появляется фильм, который говорит: «э, чувак, ты чего? – вставай и иди, а если ты не встал, то просто мало старался». Что вы ответите на это? У меня, конечно, нет морального права что-то советовать людям, которые не могут ходить… Но вот что рассказал мне Аркадий Цукер. Одно время он ходил с палочкой (ему так было удобней). А однажды оставил палочку дома. И в результате упал: его затолкали. Но это стало лишь стимулом для того, чтобы бороться дальше. Выходя из зоны комфорта, ты получаешь шанс на чудо. Да, я знаю, что такой шаг дается непросто, и я против радикальностей, и не говорю о том, что нужно постоянно находиться в агонии. Тут очень тонкая грань. Но правда есть по обе стороны баррикады. Среда должна быть доступной для всех, для всех удобной. Но при этом надо понимать, что люди с ограниченными возможностями такие же, как и мы. Они не требуют жалости, покровительства, помощи. Поэтому мы должны не только построить пандусы – мы должны поменять наше отношение к тем, для кого мы их строим. – Михаил, тогда давайте чуть-чуть о другом. У Вас в фильме очень обаятельный парнишка снимался… Кстати, я слышала, что его дублировали… Илья Рязанов его зовут. И дублер у него действительно был, правда, в финальную версию из этого дубляжа вошло всего секунд девять. Понимаете, у Илюши на самом деле есть инвалидность, поэтому он лучше нас с вами знает, что и как надо делать. Тем не менее, определенные физические особенности (например, держание предметов) мы хотели дублировать. И даже пробовали это делать, пока Илюша не шепнул мне тихонечко: «Миша, а можно именно мои руки будут в кадре? Я постараюсь!». И меня это поразило: в семь лет взять на себя ответственность за фильм – это очень серьезно. А он на это пошел. – А с Иваном Охлобыстиным как Вам работалось? Не самый простой человек, как говорят... Великолепно! Может быть, для кого-то он непростой, но для меня – многогранный. Я давно мечтал с ним работать, еще сто лет назад предлагал ему роль. И очень рад, что, наконец, всё сложилось. Тем более что кому-кому, а уж Ивану Ивановичу есть, что сказать о детях и о взаимоотношении с ними. И я не сомневался, что он, не переступая черту, сможет быть резким: не превратится на экране в деспота или садиста. К тому же, он прекрасный человек да и актер невероятно самоотверженный. Мы снимали на настоящем заводе, где сталь плавится при температуре 2000 градусов… – Не лучшие условия для съемок, если уж честно… Да не то слово… Но Иван Иванович на площадке чего только не делал: бросался в огонь, причем и в прямом, и в переносном смысле. И, что бы ни случалось, из образа не выходил… А бывало всякое… – Кстати, Иван Охлобыстин рассказывал, что Вы очень дотошный режиссер. Это так? Не знаю, вполне возможно (смеется). Об этом не мне судить. Очень хочется, конечно, быть правдивым, честным с теми, кто придет на мое кино. Поэтому всегда пытаюсь докопаться до чего-то подлинного, настоящего. Получается или нет – пусть оценивают другие. – А зрелищность фильма для Вас важна? Хотя, наверное, глупый вопрос, особенно, если вспомнить эпизод с барабанами и пожар на заводе… Важна не зрелищность, важна выразительность… Что касается пожара, то он делает нашу историю не просто более выразительной, но и более метафоричной. Пусть каждый решает сам, что это за пожар: внутренний или внешний. А завод? – может быть, это символ жизни ребенка? Кстати, такие вещи я называю визуальным поэтизмом: они добавляют красок в нашу историю… Впрочем, как и в любую другую. Вера Алёнушкина

Кино-театр

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок