Здесь мы стремительно перемещаемся в область споров о понятиях, чего и хотелось бы избежать, но никак не получится. Ведь нельзя не задать вопрос: почему именно это – «современное искусство», и почему именно этим оно якобы исчерпывается? Кто и каким составом вообще определяет его, то есть современного искусства, временные, жанровые и морально-этические границы, – и кем для столь ответственной миссии определители отобраны и уполномочены? Допустим, наши безусловные современники, лишь пять лет назад умерший Рэй Брэдбери, умерший недавно Даниил Гранин или Юрий Бондарев, который жив и, дай Бог, еще долго проживет, - они представители современного искусства или нет? А книга епископа Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые», ставшая бестселлером и хитом продаж, ее можно отнести к современному искусству?
Радетели «современного искусства» как эпатажа и преодоления всех мыслимых и немыслимых норм и условностей наверняка скажут, что нет, не представители, нет, не относится. На вопрос же о легитимности своих цензорско-комиссарских полномочий они прямо ответить, думаю, засмущаются, и тем самым лишний раз подтвердят, что по большому счету назначили себя сами.
Указанная проблема не является сугубо российской, она и западная тоже, более того, в первую очередь она именно западная и с Запада российскими самопровозглашенными культуртрегерами бездумно (или осмысленно?) импортирована. Весь (пост)христианский мир переживает драму навязывания ему беспрецедентно противоестественной и нездоровой культурной парадигмы.
Отнести агрессивное наступление т.н. «современного искусства» исключительно к сопутствующим эффектам социально-экономических процессов не представляется возможным. Да, эти процессы превращают людские массы в атомизированных потребителей, но все же от нулевого уровня духовности до отчетливой антидуховности вроде инсталляций из нечистот и спектаклей с голыми актерами, ползающими на четвереньках и лающими, есть некоторая дистанция.
Да, часто социально-экономические и культурные трансформации общества, государства, цивилизации идут рука об руку или вытекают из одного источника. Так, эпоха Ренессанса создала и одноименный пласт культуры и искусства, и типаж «возрожденческого человека», индивидуалиста и носителя все более и более секулярного сознания, который стал на свой салтык переделывать Европу и христианскую цивилизацию. Но, повторимся, к культурным сдвигам второй половины ХХ – начала нынешнего века это если относится, то не в полной мере, подобных скачков – и, называя вещи своими именами, падений – в понимании прекрасного человечество еще не знало.
Даже такие радикальные революционеры, как большевики, ничего поначалу не имевшие против лозунга «бросим Пушкина с парохода современности» за авторством примкнувшего к ним Маяковского и его товарищей по кубофутуризму, столь далеко в ревизии культуры не заходили.
Так, в конце 1920 года Ленин сказал: «Марксизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры… Не выдумка новой пролеткультуры, а развитие лучших образцов, традиций, результатов существующей культуры с точки зрения миросозерцания марксизма». Ленин, кстати, был человеком в плане личных художественных вкусов достаточно консервативным, недолюбливал тех же футуристов и даже, при несомненно негативном отношении к религии и церкви, давал советы по ремонту и реконструкции поврежденных храмов Кремля (альманах «Памятники Отечества», 1987 г.,№2, стр.15-16). Можно привести и иные примеры из коммунистического лагеря. Так, известный философ и литературовед Михаил Лифшиц, будучи твердым марксистом, одновременно придерживался культурного консерватизма и всю жизнь боролся против бездумного провокационного модернизма. А известный фантаст Иван Ефремов, автор утопий о светлом коммунистическом будущем человечества, в «Лезвии бритвы», одном из самых своих известных произведений, отстаивал традиционно-консервативный на человеческую красоту и ее отражение в искусстве, делая это, правда, с чересчур биологизаторских позиций.
Классическому либерализму т.н. «современное искусство» тоже вроде бы чуждо. Не совсем понятно, как идея свободы человека и ценности его жизни соотносится с демонстрацией разнообразных отклонений. Но в середине ХХ века на арену вышел уродливый гибрид марксизма и либерализма, в котором на самом деле не так уж много от обоих компонентов в исходном виде, а именно «культурный марксизм».
Авторы концепта, марксисты новой волны из «Франкфуртской школы», разочаровались в привычных способах революции, решили рушить западное общество через разрушение его культуры, причем разрушение тотальное, затрагивающее и христианский фундамент, и до- и внехристианские пласты. Рассказ о том, как данная стратегия воплощалась в жизнь, занял бы слишком много места, но если вкратце, то она оказалась достаточно успешной. Правда, об окончательной и безоговорочной победе говорить рано, это еще относительно верхушечный переворот, захват «почт и телеграфов», то есть точек контроля, модерирования и цензурирования интеллектуального дискурса, но пока не кардинальная переделка человеческой натуры, упорно сопротивляющейся новшествам.
В России завезенное извне «современное искусство» успешно еще в меньшей степени, и если на Западе у людей уже удалось выработать автоцензуру, то в России прививать любовь к разнообразным «перформансам», «инсталляциям» и «креативу» приходится методами цензуры внешней, продуцируемой пулом СМИ, блогеров и, собственно, авторами самого этого «искусства». Несмотря на наличие весьма весомых ресурсов, «искусство» указанного типа воспроизводится и котируется в основном в собственной среде обитания, не привлекая широкие массы граждан. В этой среде существуют жесткие законы, что вообще считать культурой, а что нет, и отклонение от канонов крайне не поощряется. Скажем, описывая церемонию вручения литературной премии «Нос» за 2015 год, доставшейся в итоге автобиографическому роману старообрядца Данилы Зайцева, критик Елена Рыбакова посетовала: «Традиционное и домостроевское овладело умами судей настолько, что за два часа на сцене никто так ни разу и не заикнулся о квир-культуре». Госпожа Рыбакова даже не допустила мысли, что тема нетрадиционных сексуальных отношений, несмотря на ее активное продвижение, может кого-то не интересовать и не быть поднятой в ходе разговора о насущных проблемах общества. Приведенная цитата лишний раз доказывает, что от классического либерализма, приветствующего неограниченную конкуренцию, доморощенные сторонники разнарядок на темы и тренды весьма далеки.
Отчего же тогда термин «современное искусство» у нас все чаще употребляется именно в значении нигилистического постмодернизма? Это также продукт переноса на российскую почву западных реалий. На Западе, как было сказано выше, ультрамодернизм и постмодернизм победили если еще не тотально, то как минимум в борьбе за звание доминирующего дискурса и правом считаться искусством вообще.
В России такого рода практики, за рубежом именуемые еще contemporary art, приживаются плохо, но сторонникам и апологетам оных удалось ввести в оборот их именование «современным искусством» и навязать это тождество в том числе и противоположной стороне. Проигрывая битву за продвижение самого продукта, сторонники эпатажа и нигилизма одновременно побеждают в битве за лексику и семантику, вещи тоже весьма немаловажные и могущие стать одним из залогов победы в средне- и долгосрочной перспективе.
Чтобы избежать подобной перспективы, имеет смысл начать называть вещи их правильными именами, сообразно реальной обстановке в русской культуре и искусстве, а главное – нормам русского языка.
Современное искусство – искусство, созданное нашими современниками.
Актуальное искусство (термин, долгое время выступавший синонимом либо спутником «современного искусства» в рассматриваемом нами значении) – искусство, поднимающее актуальные, волнующие общество и действительно значимые для него темы.
«Современное искусство» же нигилистически-постмодернистского образца имеет смысл называть в соответствии с оригинальными западными лейблами: собственно, посмодернизмом, contemporary art, а также по названиям конкретных практик: перформанс, хеппенинг, инсталляция и т.д. и т.п.
В конфуцианстве одним из важнейших принципов является «исправление имен». Суть его в том, что всякий предмет и всякое явление для правильного их понимания должны иметь корректное название, соответствующее действительному содержанию. Вот и в случае с современным искусством нам необходимо исправить имена, точнее, вернуть им правильное соотношение с обозначаемыми предметами. Иначе трактовка современного искусства, сейчас свойственная от силы паре-тройке процентов россиян, рано или поздно окажется навязанной остальным 97% уже на уровне практики, а не терминов.
Автор статьи: Станислав Смагин - публицист, политолог.
2024 Все права защищены
