15 августа на Болотной набережной установили скульптуру швейцарского художника Урса Фишера «Большая глина № 4». Инсталляция была приурочена к открытию «ГЭС-2» – центра современного искусства. И вот уже несколько дней вся Москва только и говорит об этом арт-объекте
Думаю, что эта реакция связана с тем, что эта скульптура – скульптура знакомства с центром. И, конечно, она провокативна и отнюдь не френдли. Например, в музее Гуггенхайма в Бильбао посетителей встречает собачка из цветов Джеффа Кунса, там стоят работы Аниша Капура. Эти арт-объекты всем нравятся, собственно их цель в том и состоит, чтобы расположить зрителя к себе и пригласить в музей.
А вот со скульптурой Фишера ситуация противоположная. Она сразу создает ситуацию конфронтации, и зритель реагирует на нее однозначно. Разбирается он или нет в искусстве уже не важно, для знакомства это жестковато, как будто с тобой знакомятся очень и очень крепким рукопожатием.
Но при этом само пространство выиграло. Без этой скульптуры оно было виртуальное, сухое, стерильное. «Большая глина № 4» придало ему динамики, энергии, фактуры, которой там не было.
Сейчас пытаются сравнивать эту скульптуру с произведениями мастеров от Микеланджело до Родена. В музее Родена действительно есть скульптура с таким мотивом: рука скульптора держит кусок глины. Но у Родена это маленькая шутка, которая у Фишера превратилась в гигантский монумент, который уместнее сравнить с советскими и постсоветскими скульптурами. «Большая глина № 4» вполне с ними корреспондируется. Сравнение же ее с работами Бернини я считаю пошловатым. Но вообще забавно, что кто-то видит в этой скульптуре работу Микеланджело, кто-то – дерьмо.
Надо сказать, что фекальная тема у Фишера безусловно есть. Более того, ее много и в современном искусстве. Она идет от старого доброго Фрейда, который предположил, что человек получает удовольствие сексуального характера от испражнения. Это история об инфантильной сексуальности. Ее подхватили сюрреалисты, и выдавливание формы стало одним из методов формообразования. Этот момент выдавливания у Фишера, конечно, тоже есть. Он не лепит, а выдавливает эту глину. Можно вспомнить работы Пола Маккарти, который вообще делал надувные собачьи кучи. Но это были фантомные монументы, они появлялись и исчезали в разных городах.
Появление монумента с фекальной тематикой в качестве знакомства с новым музеем – жест элитисткий. Нам как бы говорят, что хотим, то и ставим, мы продвинутые, а вы – нет, но вы можете приобщиться. Это такая неолиберальная история, конечно, недемократичная. Демократичный жест представил бы нам более узнаваемый или наоборот – рассчитанный на воображение объект. Поэтому неприятие скульптуры Фишера имеет социальную природу, а не эстетическую.
Есть еще один момент, который возможно стоит проговорить. Этот объект находится в контексте global аrt – интернационального искусства, которое делают несколько десятков суперизвестных художников с большими монументальными проектами. Например, музей Гуггенхейма в Бильбао – это сцена интернационального искусства.
Но глобал-арт – это феномен двухтысячных годов. Сейчас никто не может претендовать на некий центр, искусство распадается на региональное. Актуальное соотношение глобального и локального выстроены более тонко, чем еще несколько лет назад. Появление скульптуры Фишера жители Москвы считывают как имперский жест в отношении колонии, которой себя и ощущают.
Навязывать эту скульптуру как некое высокое искусства более, чем лицемерно. Типа, посмотрите, аборигены на произведение великого искусства! Стоит помнить, что после постмодерна нет эталона. Поэтому любая идея обслуживается группой людей, которые участвует в ее создании, кураторов.
Но безусловно в установке этого арт-объекта есть достоинство. Такого рода скульптуры должны были появиться в Москве давно как альтернатива монументальной пропаганде, возможности которой исчерпаны и давно. Произведения в этой стилистике продолжают создавать только потому, что нужны высказывания идеологического плана, а скульпторам надо зарабатывать деньги.
Сама идея скульптуры как антропоморфного великана, доминирующего над пространством, сегодня безнадежно устарела. Люди уже не «мыслят» монументами, вечными ценностями, абсолютами. А традиционная скульптура продолжает разговаривать с жителями на языке, которого больше нет. Культура сейчас очень динамична. Ее смысл сегодня – преображать пространство на какое-то время и дальше двигаться, как это и будет с арт-объектом Фишера. В идеале скульптуры вообще должны висеть, а не стоять, но пока это сделать технически сложно. Они должны летать.
Скульптура Фишера более абстрактная и доминирования у нее нет. Местные жители просто спроецировали на нее свое отношение к монументальной скульптуре. Вот и получилось, что если над нами раньше доминировали герои, то теперь доминирует «Царь-какашка». Но это лишь инерция восприятия. «Большая глина № 4» не навсегда на Болотной набережной, она создаст магию пространства и исчезнет.
Скульптура должна быть такой, чтобы, когда она исчезнет, люди пожалели бы об этом. Это подход более демократичный, эгалитарный. Скульптура Фишера взболтала Москву, стала катализатором. Вопрос отношения к ней – это вопрос неких конвенций, договоренностей, собственно как и к любому произведению искусства сегодня.
Мы увидели первое слово «ГЭС-2» ,надо смотреть, каким будет второе, какие инсталляции будут следующими. Знаю, что в планах центра создание ресерч-проекта о мексиканских сериалах. То есть это уже история более демократичная.
Кирилл Светляков – куратор выставок
Источник фото: Youtube, скриншот лекции «Проблемные зоны» и культурные коды русского искусства / Лекторий 2019-2020.
2024 Все права защищены
