Юсуп Разыков, режиссер фильма «Турецкое седло»: «Есть режиссеры, а есть

Юсуп Разыков, режиссер фильма «Турецкое седло»: «Есть режиссеры, а есть – супервайзеры»

<h2>В прокат выходит один из самых интригующих фильмов прошлого «Кинотавра» – «Турецкое седло» Юсупа Разыкова. Глубокая, трогательная и ироничная драма уже стала гостьей (и лауреатом) многих отечественных фестивалей, а сейчас добралась и до кинотеатров. «Культуромания» встретилась с режиссером, чтобы поговорить с ним о фильме, о психологии советского человека и о том, почему нельзя путать понятия «супервайзер» и «режиссер». </h2> – Юсуп, как я поняла, у фильма несколько уровней восприятия. И несколько трактовок. Например, для меня «Турецкое седло» стал фильмом о том, что очевидное часто обманывает. И что человек, на все сто уверенный в своей правоте, может ошибаться… По правде говоря, мы не закладывали никакой кроссвордообразующей магии, так уж получилось. Наоборот, когда я выхожу к зрителям, я всегда стараюсь упростить им задачу и говорю: «Это история о том, как некий пенсионер влюбляется в молодую девушку, а такие вещи никогда не заканчиваются хорошо». И с одной стороны, это, конечно, верно: внешняя сюжетная канва выглядит именно так. Но с другой, в фильме есть много чего еще важного. Посмотрите, например, на наш слоган на постере: «Я у вас за спиной, мы вместе». Речь здесь о неразделимости преступника и жертвы, «топтуна» и преследуемого. И это одна из главных тем в «Турецком седле». – Ваш герой Ильич, отставной кэгэбэшник, человек из советского прошлого. Почему он ничего не хочет в себе менять? Или просто не может? А он не знает, что менять и зачем. Ильич – человек в скорлупе, «человек в футляре». У него маниакальное стремление к жизненной статике, к повторам, к монотонности, к стабильности – в том виде, как он эту стабильность понимает и чувствует. Она для него важна, как колышек, к которому он привязан намертво и без которого не может существовать. Кстати, в этом заключается один из симптомов «синдрома пустого турецкого седла»: надёжно только то, что знакомо, проверено, что с тобой каждый день, что было вчера и что будет завтра! И когда в квартире над ним поселяется Голос – Ильича из этой монотонности вышибает. Он не готов к таким передрягам…. Это для него не жизнь, а обман. Кстати, вот вам и еще одна важная тема: «искусство, как обман», как ритуал, как «выпадение из привычной жизни». – Мне правильно показалось, что в фильме есть конфликт поколений? Или даже конфликт времен? Очевидно, он есть, но старался не выводить его на первый план: меня это не очень занимало. Гораздо важнее, например, было выстраивать историю вокруг того факта, что Ильич ходит бесшумно… – А почему Вы его «одарили» синдромом пустого турецкого седла? Ведь болезнь – это всегда самое простое объяснение. Назови человека сумасшедшим – и не нужно будет разбираться в его проблемах… Я снимал не про больного человека – сто процентов. «Синдром» – это такая обманка. И обманка не столько для зрителя, сколько для него самого. Он придумал себе эту болезнь, чтобы избавиться от навязчивых вопросов, чтобы не ломать голову над тем, что же с ним происходит. Тем более что найти ответ он не может. Он ходит за людьми, потому что «за ними глаз да глаз нужен». Это психологический статус человека, выращенного в советском обществе, его кожа! Это его постоянное ощущение, что мы вечно под колпаком, что за нами следят, что нас «бдят». И что мы не должны делать каких-то лишних шагов, если хотим уцелеть или не быть расшифрованными. – Как Вам кажется, это осталось в людях еще? Да. Думаю, что осталось. Но если говорить шире (затрагивая, например, политический аспект): у Ильича – как и у всей страны – был шанс. И страна этим шансом не воспользовалась. Мы опять откатились черт знает куда. Так и у Ильича. Его трагедия в том, что рядом промелькнула какая-то другая жизнь, рядом было искусство. И он эту жизнь собственными руками уничтожил…. А вот у молодёжи синдрома слежки, по счастью, нет. Сын мой совсем другого поколения – и он, конечно, не ощущает этого груза. Но тут другая проблема: быт молодых забит гаджетами. И если эти гаджеты отключить, боюсь, они не смогут понять, как им жить и что делать... И что будет с их сознанием, если из них вытащить этот чип, который в определённом смысле тоже – «синдром» … – Юсуп, давайте поговорим еще вот о чем. Мне показалось, что в «Турецком седле» много элементов зрительского кино. Хотя оно авторское. Сочетание авторского и зрительского кино на постоянной основе возможно? Или нельзя запрячь в одну телегу «коня, и трепетную лань?! Я не думаю, что есть стена между зрительским и авторским. Я бы, по крайней мере, не хотел этого. У меня нет желания отгородиться от зрителя. Да и разделение это придумали специально. Зрители – от лени, художники – от фанаберии. На самом деле, нет ничего божественнее и проще, чем, например, «Сказки Пушкина». Или фильмы Аки Каурисмяки… – Кстати, Вас с ним часто сравнивают, причем, те кинокритики, которых я очень уважаю. Спасибо, это, безусловно, лестно…. Взять хотя бы его «Юху» (картину 1999-го года). Элементарная, пушкинская история – немое, чёрно-белое кино. Но какое неожиданное пластическое решение! Неуклюжая месть героя – а мы ее одобряем. Потому что фильм нас меняет, делает своим сторонником. Волшебная сила… Хотя сейчас ситуация, конечно, непростая. Сейчас и книги многие читают по диагонали. Даже высоколобые люди! Чего они пытаются этой диагональю выяснить для себя, я, простите, не понимаю. Еще Салтыков-Щедрин писал о «вялости мысли». Вот эта-то вялость мысли заставляет делить кино на зрительское и авторское. А деление это искусственное, конечно. – Юсуп, как я понимаю, «Турецкое седло» Вы снимали на свои деньги. Это дело принципа или были попытки найти спонсоров, получить государственное финансирование? Ну, условно на «свои» снимал, если иметь в виду, что в картине нет государственных денег. Есть деньги моих друзей, есть помощь техническая, товарищеская… Откровенно говоря, мы даже не успели обратиться в Минкульт. Так уж получилось: лошадь понесла, а останавливать ее мы не хотели. – Но сейчас большинство продюсеров и режиссеров (особенно если они задумали очень большие проекты) стоят в очереди за деньгами в наш Фонд Кино… Я историю вам одну расскажу. На одном из наших фестивалей Тимур Бекмамбетов показывал фильм. Но сам не приехал – приехал его актер, бешено популярный в Америке. И когда журналисты его спросили «а как Вам работалось с режиссером», он просто не понял, о ком идет речь. А потом сильно удивился: какой же он режиссер? Он гениальный супервайзер! Режиссер – профессия совсем другая! Человек, работающий на крупных проектах, объясняющий актерам, что они должны делать на фоне зеленой тряпки – это не режиссеры. Это супервайзеры. Кстати, очень нужная работа, требующая и умения, и фантазии. Но те, кто становится в очередь за деньгами – для меня они супервайзеры. Они предлагают нечто, что точно принесёт прибыль! И знают, как это сделать! Потому что до них такое уже не раз делали – и взрывали бокс-офисы! И ничего стыдного в этой профессии нет. Бондарчук, например, отличный супервайзер. Он понимает, что ему нужно, у него есть идеи – и он за эти идеи дерется, молодежь его фильмы смотрит… Но суть его профессии – в организации, в коммерческой, продюсерской стороне дела. Режиссеров же очень мало. И это прекрасно. – Но ведь есть истории, которые нельзя снять в трех локациях, как «Турецкое седло»… Значит, нужен бюджет. В моем новом фильме (который сейчас заканчиваю) локация вообще одна.... – Но «Мастера и Маргариту» так не снимешь, «Тихий Дон» так не снимешь… Это зависит от задачи. Чтобы снять экранизацию романа, не надо брать оттуда вообще всё. Возьмите из романа одну идею – а в великих романах их предостаточно – и разработайте. И пусть в конце ничто не будет напоминать первоисточник – это и интересно! К примеру, из «Мастера и Маргариты» можно взять только разговор Христа с Понтием Пилатом – и всё. А из «Обломова», например, только одну главу про Захара… – А сложно сейчас снимать кино? Мне – нет. Проще только не снимать… Я, кстати, снимаю быстро: вижу всегда, что именно буду делать, всегда знаю, чего хочу и сколько это будет стоить… «Турецкое седло» вот сняли за 11 дней. – Сериальная школа? Да нет, производственная. Я же пять лет был директором киностудии «Узбекфильм». И всегда находился в кругу маленького бюджета. И денег хватало только на хорошо продуманную историю и на хорошо прописанную главную роль. А все красоты – только за счёт личных усилий и заблуждений… – Юсуп, и последний вопрос. Он касается состояния нашего проката… Я не понимаю ничего в устройстве кинопроката. Могу сказать только, что новые кинотеатры и мультиплексы – это новая культура, культура кинопоказа, общения. Я вижу, как наши дети тянутся к ней – идут за ней, как за волшебной флейтой крысолова, который заводит в реку. Они ведь в кинотеатры не кино приходят смотреть. Это их клуб, где они тусуются. Есть и синефилы, конечно, которые целенаправленно идут в кино, долго ждут своего режиссера – с этими всё понятно, речь не о них. Не на них прокат держится. Прокат умудряется выживать за счет новой культуры – а наших зрителей, увы, в мультиплексах нет. Или их очень мало… «Турецкое седло» в прокате с 12 апреля, прокатчик – «Русский Репортаж». Вера Алёнушкина

Кино-театр

Коллекционирование/Арт-рынок

Государство и культура

Коллекционирование/Арт-рынок