Дмитрий Врубель, автор известного граффити «поцелуй Брежнева и Хонеккера» на Берлинской стене, рассказал «Культуромании» о виртуальном музее, который откроется в начале лета
- Как вы называете свой проект глобального VR-музея, в который можно попасть из любой точки земного шара?
- Чаще всего мы это называем одним словом – Будущее. Хотя это уже настоящее. «Мы», потому что нас трое: я, Дмитрий Врубель, Виктория Тимофеева, с которой мы работаем вместе уже двадцать пять лет, и присоединившийся к нам Артемий Врубель, наш с Викой сын. Ему сейчас двадцать один, а когда ему было пятнадцать, он начал нам говорить, что есть такое дело – VR, и хорошо бы нам этим заняться.
Мы думали – ну, молодежь, они же в своем мире живут. Но в какой-то момент поняли, что это не так дорого, как нам казалось, и под его нажимом в начале 2017 года купили VR-очки и вошли в этот прекрасный мир.
Первым шагом в виртуальное пространство стала наша выставка 2008 года, которую мы восстановили. В рамках «Арх-Москвы» мы с Маратом Гельманом и при участии Геннадия Мельникова сделали выставку «Евангельский проект». Представляете, шесть залов ЦДХ, больше 40 работ три метра высотой, и дальше девять лет говорить, что она была. Мы взяли планы третьего этажа ЦДХ, фотографии работ, и полностью восстановили экспозицию. Я помню, что когда все закончил, позвал Вику, она вошла туда и расплакалась. Оказаться на своей выставке, в 2008 году…
- В апреле, во время карантина, вы открыли превосходную выставку Пасхального плаката. Она изначально задумывалась как VR-проект?
- Там был момент отношений с оффлайном – выставка предполагалась в галерее «На Ходынке», но к концу марта галерея уже была закрыта, и мы доделывали эту выставку в приятном понимании, что она будет виртуальной. Если смотреть ее в VR-очках, она выглядит очень круто: вначале вы попадаете в открытое пространство, серое, потому что освещение мы специально убрали. Над вами бесконечность, под вами бесконечность. Дальше вы нажимаете на кнопку рядом с вами, на столбике, и сразу попадаете вовнутрь главного зала. Звучит музыка, совершенно божественная, и эти плакаты вокруг тебя, и можно переходить из зала в зал. Без VR-очков вы полного впечатления не получите.
- Сейчас вся культурная жизнь ушла в онлайн: музеи, галереи, театры работают дистанционно. Ваш проект в этой ситуации стал суперактуальным.
- Мы еще до кризиса говорили, что виртуальная реальность - область будущего. Во-первых, потому, что это первая горизонтальная индустрия. Говорилось, что интернет не вертикальный. Где там! Google, Amazon, Facebook, - все это вертикали. Вы попробуйте написать письмо Цукербергу, до него оно даже не дойдет, потому что у него два миллиарда клиентов. А VR-индустрия – это миллионы людей по всему земному шару. Какой-нибудь двенадцатилетний мальчик, живущий в деревне недалеко от Лимы, имени которого никто не знает, потому что у него никнейм, создает какую-нибудь штучку, которая весь этот VR переворачивает.
Индустрия постоянно обновляется, она не централизована, и ты должен постоянно следить за тем, что нового появилось. Вот у тебя задача, чтобы дверь открывалась. А хорошо бы, чтобы она открывалась со скрипом. А хорошо бы, чтобы это был скрип от ржавого железа с шебуршанием по паркету. И все это уже кто-то придумал. Конечно, есть в VR-индустрии большие компании, которые делают игры, но в основном это много-много людей.
- В каком состоянии сейчас ваш виртуальный музей?
- Он находится в постоянном обновлении и жутком нашем страхе перед ним. Когда мы только начинали, сделали хаб – главный зал, из которого можно попасть в другие проекты. На стене кнопки: Эрмитаж, Тейт Модерн, Гугенхайм, Метрополитен, Помпиду и так далее. И мы говорили: придет такое время, и вы, нажав на эту кнопку, окажетесь в музее. Время пришло, и VR-музей у нас практически готов. Единственное, мы думали, что в нем будет и современное искусство тоже, но выяснилось, что в этом случае возникает куча заморочек с лицензиями и правами.
Вы посмотрите, что произошло за последний год с мировыми музеями. Огромное количество музеев, включая тот же Метрополитен, не просто выложили в хорошем разрешении шедевры от Боттичелли до Сезанна, вплоть до современного искусства, - они присвоили всем этим материалам лицензию СС0. Есть лицензия СС, которой вы даете право публиковать свои материалы, но со ссылкой и без права коммерческого использования.
Лицензия СС0 – это public domain, плюс вы имеете право делать с этим произведением что угодно – перерабатывать, продавать, дорисовывать. Одним словом, оказалось, что «Ночной дозор» Рембрандта или «Менины» Веласкеса гораздо проще выставить, чем любую работу современного художника, находящуюся в маленькой галерее на берлинской улице.
Наша VR-тека - аналог домашнего музея, который в Советском Союзе был во всех интеллигентных домах. Все собирали альбомы по искусству. А сейчас вам достаточно купить VR-очки, скачать, нажав на одну кнопочку, нашу программу и спокойно смотреть у себя дома шедевры от Боттичелли до Сезанна и Матисса. В полный размер.
- Скачивание платное?
- Скорее всего это будет краудфандинг: если хотите поддержать проект, отправляете деньги. Виртуальный музей должен быть общедоступным, потому что проблема искусства заключается в его недоступности для 90 процентов жителей Земли. Тот мальчик из Лимы, который придумывает всякие штучки для виртуального пространства, никогда не доедет до Парижа или Москвы и не увидит того, что мы с вами можем видеть. А это несправедливо.
- Вы воспроизводите и музейные залы, в которых находятся эти картины? Хотелось бы побывать в тех музеях, до которых еще не удалось добраться.
- Вы знаете, мы с одним музеем по этому поводу вошли в контакт, потом еще с одним, и пока ни к чему определенному не пришли. Но неужели вам это важно? Что вот это полотно висит на зеленой стенке в таком-то зале Эрмитажа. Вы можете остаться с ним наедине, это важнее. Я могу сказать, что это самое начало, потому что дальше вы будете рукой проводить по холсту и чувствовать неровность его поверхности. Это чуть позже. Но все шаги, которые туда ведут, уже сделаны.
Как только мелкие музеи разберутся с проблемой собственности, как только они откроют свои архивы, мы займемся параллельно и восстановлением знаковых выставок. Это и квартирные выставки 60-х – 70-х - 80-х годов, и первые галерейные выставки конца 80-х – начала 90-х, и современные. Все выставки, которые делаются сейчас в Эрмитаже, Третьяковке и Русском музее, разрушаются после закрытия, следующим поколениям невозможно их показать. Мы ждем, когда наши коллеги из арт-сообщества поймут, что вот эта лицензия СС0 – она-то и есть самая главная.
- Карантин работает на вас, потому что галереи сейчас не знают, что им делать. У многих готовы выставки, но они не понимают, когда смогут их открыть. Вполне возможно, что кто-то решится открыться в виртуальном пространстве.
- Галереи чудовищно консервативны – «нет, мы не перейдем в VR ни в коем случае, потому что нам важен запах краски, шероховатость бумаги». Я вспоминаю, как в детстве нам говорили, что ни в коем случае нельзя переходить с перьевой ручки на шариковую, потому что шариковая убьет почерк. Где сейчас эти ручки? Мои родители были поэты, они не могли перейти с механической пишущей машинки на электрическую и тем более на компьютер. Вот не могли. К сожалению, консерватизм не только у нас, художников, галеристов, но и у ведущих производителей всего VR-оборудования, софта и так далее. Когда Цукерберг презентует очки Oсulus, обеспечивающие полное погружение в виртуальную реальность, за его спиной огромный экран, и на этом экране – очередная стрелялка. Не вход в Лувр, который мы организуем для всего человечества, а игра. И до сих пор во всех софтах, с которыми мы работаем, нет понятия зрителя, там есть геймер, игрок. Я думаю, что в какой-то момент должен произойти прорыв, и мы ему будет всеми силами способствовать.
- Я прочитала у вас на фейсбуке про возможности использования виртуальной реальности в театральном процессе. Как вы это видите?
- Уже сейчас есть многопользовательские социальные платформы – VRChat. Зайдите, наберите в ютьюбе. Это все живые люди, которые находятся в разных точках земного шара и собираются в одном виртуальном пространстве. Соответственно это могут быть актеры, и опять-таки они могут находиться в разных помещениях. Могут в одном. Зрители тоже физически могут пребывать в любой точке земного шара.
Я смотрю какой-то концерт с модной скрипачкой в виаре, и там написано: присутствовало 500 человек. Думаю: где же они? Оказывается, они присутствовали в виде светлячка. Вы там присутствуете как зритель, но в виде светлячка. Поэтому в зале сидят 500 светлячков.
- Но ведь зрители в театре не просто присутствуют и тихо сияют, они выражают свое отношение к происходящему. Могут свистеть, шикать, бросать на сцену помидоры.
- Это все тоже возможно, если, например, ограничить количество зрителей – у нас 100 мест и все. Сделать традиционный спектакль тоже проблем нет.
- Всем понятно, что мы сейчас стоим на пороге глобальных перемен, и от этого неуютно. Какие чувства у вас вызывает вот этот перелом, который всем нам предстоит пережить?
- Восторг, постоянное ожидание чуда и постоянное приобретение. У нас есть VR-копия нашей мастерской, которая находится посередине квартиры, и я сделал из двух дверей проход в две наших выставки. Когда я надеваю очки, я оказываюсь в своей же мастерской, открываю знакомую дверь, которая ведет на кухню, и оказываюсь на нашей выставке 2008 года. Это вау! Сейчас мы делаем виртуальную мастерскую для одной восточной художницы, не могу назвать имя, но это не Абрамович, и я сделал вход туда из нашей мастерской. Это очень странное ощущение – когда грань между реальным и виртуальным миром исчезает.
Татьяна Филиппова
2024 Все права защищены
