Гендиректор компании «Экспо-Парк», организующей главные ярмарки страны в культурной сфере, рассказал «Культуромании» о своей бизнес-философии
Василий Бычков родился в 1958 году в Москве. Окончил Московский архитектурный институт. Основатель и генеральный директор компании «Экспо-Парк Выставочные проекты» — организатора таких выставок, как ярмарка классического, современного и ювелирного искусства «Арт-Москва», «Российский антикварный салон», международная выставка архитектуры и дизайна «АРХ Москва», международная ярмарка интеллектуальной литературы non/fiction. Президент Международной конфедерации коллекционеров, антикваров и арт-дилеров.
— Я зашел и увидел, что вы сидите вместе с другими сотрудниками, без отдельного кабинета. Это какая-то философия?
— У нас просто не очень большая компания.
— Зато дела большие.
— Наши выставки не столько масштабные, сколько знаковые. Все №1 в своих областях. «Антикварный салон», представляющий классическое искусство, он фактически единственный вот уже 25 лет в стране. Ярмарка «Арт-Москва» когда-то тоже была единственной, представляя современное искусство. Но, с другой стороны, уникален ее сегодняшний формат — гибридный, где сочетается классическое, современное, ювелирное искусство, даже дизайн. Еще один проект, «Арх-Москва», не единственная выставка, посвященная архитектуре и дизайну, но она считается главной в России. Ну и ярмарка Non-fiction тоже не единственная, но вполне себе уникальная, так как крайне тщательно фильтрует то, что представляют издательства с точки зрения качества чтения. Все эти выставки мы делаем в Гостином дворе, на площади 12.000 кв. м. Примерно такая же площадь была в ЦДХ, где мы делали эти ярмарки прежде.
— И где вам больше нравится?
— Здесь, в Гостином дворе. Очень хорошая транспортная доступность, четыре метро рядом, две огромные парковки под боком. Поначалу, конечно, сомневались, так как до того 20 лет работали в ЦДХ. Но когда провели здесь две первые выставки, успели слава Богу до пандемии, была рекордная посещаемость, всем очень понравился этот антураж — Бове, Кваренги, воздух, до стеклянного потолка двадцать метров. А еще, что с выставочной точки зрения очень хорошо — есть верхняя видовая точка, с которой возможно наблюдать всю выставку. Точка, где вас настигает вау-эффект.
— Для культурной сферы вы компания уникальная — ведете сразу несколько проектов.
— Да, обычно у выставочных компаний 1-2 проекта в областях близких к культуре и все. Хотя когда-то мы делали, представляете, 12 выставок. Были еще совместные контракты с зарубежными партнерами. Кстати, одну из совместных выставок, Shop Design, мы сейчас возрождаем. Она должна пройти здесь в следующем году.
— Вы уникальны еще и потому, что занимаетесь этим почти тридцать лет. Как вам удалось так быстро сориентироваться в начале девяностых в новой реальности, а потом и удерживать лидерство?
— Мне до сих пор очень помогает мое архитектурное образование — с точки зрения структурного подхода к проектам. Все наши выставки для меня — проекты, схожие с архитектурными. Я их рисую. Не только планировку, но и смысловую карту проекта в целом. Как сумел быстро сориентироваться? Хотя я прожил в СССР больше тридцати лет, я никогда не работал на госслужбе. И при этом мне самому, думаю, всегда хотелось заниматься именно выставками. Помню, отец водил меня на выставку «Америка сегодня» в Сокольниках в начале шестидесятых, мне было лет пять тогда, может семь. И через много лет, когда, к сожалению, я начал курить, во время Олимпиады 1980 года в Москве появились американские сигареты, и я тут же вспомнил их запах, который был в павильоне в Сокольниках. Запах хороших сигарет и запах хорошего кофе. А потом на третьем курсе института кто-то пришел и принес новость из «Моспроекта», что в среднем советский архитектор строит пять зданий за жизнь, и я понял, что меня такой ритм творческой работы совсем не устраивает. Так, наверное, появилось желание попасть на торговый комбинат Торгово-Промышленной палаты, который в советское время делал все выставки за рубежом, от самых масштабных до обычных. Понятно, что было это блатное-преблатное место, но помог случай. Благодаря ему меня позвали проектировать наш павильон в Цукубе (Всемирная выставка 1985 года — Ред.), там понадобился кто-то, кто мог чертить по западным стандартам, я это умел. Да, то была, конечно госструктура, но для дизайнеров там действовал свободный режим, «удаленка» как сегодня сказали бы. Кроме того, дизайнеры благодаря этому режиму часто выступали как своего рода «отдел продаж», приносили на комбинат творческие заказы от других организаций. При том фактически работали как менеджеры проектов — сами составляли договоры и так далее. И вот это бесспорно сыграло свою роль. Кроме того, я еще работал на комбинате Союза художников — тоже проектно, через отдельные договоры. То есть для нас, художников и дизайнеров, капитализм был всегда. И когда 1991 год наступил и узаконили частные компании, у меня не возникало вопроса — создавать свою компанию — не создавать свою компанию. Начали мы с того, что делали по заказу как дизайнеры выставочные экспозиции, стенды. Надо сказать, что конкуренция была бешеная. Не такой уж сложный бизнес. Так я подумал, что надо бы попробовать формировать заказ самому себе. То есть, я начал организовывать выставки, чтобы самому строить для них выставочные стенды. Позже я понял, что это не только выгодно, но еще и интересно — ведь это весьма интеллектуальная работа, продать квадратный метр на non/fiction или «Арт-Москве». Мы продаем не только площади, но и смыслы.
— То есть, вы в какой-то момент почувствовали себя своего рода демиургом арт-рынка или же литературного рынка, осуществляющим через выставки определенную селекцию?
— Ярмарки, конечно, важны. Но сказать, что мы оказываем некое полномасштабное влияние на будущее арт-рынка или русской литературы будет преувеличением. Выставка — это зеркало рынка. Хотя, конечно, мы осуществляем селекцию участников, не берем всех подряд. Кроме того, есть регуляция по уровню качества. Например, на Антикварном салоне все самые маститые галереи выделяем в одну, так называемую «золотую» зону. На «Арх-Москве» тоже никогда из принципа не выставляем плохую архитектуру.
— Почему наш арт-рынок в 30 раз меньше, чем во Франции, не говоря уже про лидеров, Великобританию и США?
— Чисто исторические причины. История нашей страны короче, чем история европейской цивилизации. С этим напрямую связан объем культурного наследия, коллекционирования, у нас оно начало формироваться только в имперские времена, после Петра I. Кроме того, очень многое было вывезено в первую волну эмиграции, а остальное национализировано. Около 90% оставшегося культурного достояния было музеефицировано и находится сейчас в музеях. То есть на рынке — только 10% культурных ценностей, примерно. Да, многое было привезено в последние годы после принятия закона о беспошлинном ввозе культурных ценностей. Тогда буквально за несколько лет привезли 200 тысяч предметов. Но сейчас все пути перекрыты, ввозить, даже покупать очень сложно.
— То есть перспективы роста нет?
— Ну, существует все-таки оборот коллекций. Второй источник предметов для рынка — это, собственно, время. До недавнего времени, например, конформисты не считались антиквариатом, а теперь их представляют антикварные галереи. Вот эта планка для антиквариата «не менее 50 лет» — она все время смещается в сторону уменьшения, так как процесс осмысления искусства ускоряется. Вполне можно предположить, что художники 1970—80-х гг. уже являются полноценным культурным наследием. Надо сказать, что антиквары, в том числе и отечественные, вносят большой вклад в это «расширение товарной базы». К примеру, делают выставки художников, которых раньше на рынке не было.
— Государство что-то способно сделать для арт-рынка?
— Самый крупный затык — которому уже лет 25 — это закон о меценатстве, налоговых преференциях для меценатов. Тех, кто спонсирует культуру, собирает коллекции, делает музеи. Со стороны финансового блока правительства есть очевидное непонимание этой проблемы. Опасения, что на самом деле это все будет использоваться для ухода от налогов, отмывания денег и так далее. Потому, например, у нас нет никаких крупных финансовых партнеров, которые бы вкладывались в наши знаковые выставки.
— Бизнес вкладывается в культуру, но за границей. Правда, весьма специфически. Вспомним того же Рыболовлева с миллиардом долларов, который у него фактически украли при покупке произведений искусства.
— Это связано с нашей исторической вторичностью. Ощущением, что бешеные деньги надо зарабатывать здесь, а жить там. Детей учить там, коллекции хранить там. А деньги зарабатывать здесь, потом что там заработать миллиарды невозможно. Это наше историческое ощущение своей вторичности по отношению к Западу. Только сейчас по капле начинаем его из себя выдавливать. Расскажу вам еще пример — мы обсуждали с одним нашим бизнесменом продажу доли в «Экспо-Парке», но он предпочел вложиться в одну немецкую ярмарку. Сейчас имеет много головной боли с этим вложением.
— На открытии «Арт-Москвы» был представитель посольства Нигерии. Это просто чтобы показать некую «международность» мероприятия, или действительно у нашего арт-рынка есть перспективы развития в сторону Африки и Азии с точки зрения превращения в некий международный арт-хаб?
— Никакой показухи. Происходит медленный, но все-таки поворот на Восток. Мы недавно делали дипломатический завтрак для представителей зарубежных культурных центров, было 22 страны, Латинская Америка, Африка, Ближний Восток и так далее. Знаете, в этих странах (включая нас) проживает 85% населения земного шара. То есть поворот на Восток — это поворот ко всему миру.
Игорь Сирин
Фото: Предоставлено пресс-службой «ЭКСПО-ПАРК ВЫСТАВОЧНЫЕ ПРОЕКТЫ»
2024 Все права защищены
