– Светлана, ваш фильм, судя по трейлеру, представляют зрителю как социальную драму, как «большое кино о чиновнике и коррупции». Но по моим ощущениям, «Воскресенье» гораздо глубже: для меня это разговор о человеке, который мается от собственной неприкаянности и не знает, как ему жить и что с собой делать. А что было важнее вам – социальное или психологическое?
– Знаете, если в фильме очень живая и убедительная социальная среда, это совсем не значит, что она меня интересует. Мне интересен конфликт внутри человека, интересно то, как в связи с этим конфликтом человек меняется, как он ощущает белый свет, каково его движение внутри себя…
Что же касается социального… Понимаете, сценарист Катя Тирдатова, с которой я работала впервые, очень точно чувствует время, чувствует энергетику, запах слова. Поэтому она волей-неволей сделала эту часть убедительной. Но социальная тема – лишь верхний слой в пироге. Он мне не мешает, но совершенно меня не волнует. Если кто-то остановится именно на нем, если кому-то будет важно именно это – я не против, этот слой я тоже делала с большим тщанием. Но такой герой, как Терехов, мог бы жить совершенно один: в лесу, в землянке. И мера его отчаяния от самого себя и от вечных вопросов была бы так же неутолима.
– Как вам кажется, его рефлексия и усталость от самого себя – это примета нашего времени?
-- Я видела уже много причуд и примет времени, которые когда-то казались важными. При этом мы ни на сантиметр не продвинулись в разговоре с самими собой, в понимании самого себя. Конечно, делай я картину, связанную с эпохой барокко, то мы бы надели кринолины и парики – и в кадре был бы другой тон, другая манера разговаривать и даже смотреть друг на друга. Но это ничего бы не изменило в главном: любой взрослый человек рано или поздно начинает понимать, что жизнь априори драматична и что счастье на белом свете ему никто не обещал. Кроме того, я не знаю, стоим ли мы его.
– Светлана, у меня, пока я смотрела фильм, постоянно крутилась в голове фраза Алексея Ремизова: «Человек человеку не волк, человек человеку бревно»…
– Я бы так не сказала. Бревно – это некая статика. Ты о него споткнешься, подуешь на ногу и дальше пойдешь. Мне же кажется, что все наши столкновения друг с другом гораздо более драматичны. Ведь странная штука: мы никогда не оставляем друг друга в покое. Мы очень безжалостны, включая детей и стариков, мы невероятно эгоистичны. К тому же любая встреча – это мощный урок или от Господа Бога (если вы верующий), или от судьбы. Поэтому бревно – нет.
– В центре «Воскресенья» персонаж очень сложный и очень противоречивый. Расскажете о нем?
– Дмитрий Иванович Терехов абсолютно честный человек. И он никого не представляет: ни власть, ни чиновников, ни идею, ни интеллигенцию. И он никого не винит. У него вообще нет никаких претензий к белому свету. У него претензии только к самому себе. К тому же, я не уверена, что он, будучи чиновником, крадет деньги. Терехов – совестливый человек, но он вовлечен в систему…
– Тем не менее, его ведь есть за что сажать, разве не так?
– Мы живем в таком пространстве, что любого из нас есть за что сажать. Как говорил Чехов: «Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей». Плюс обязательная игра с государством (я даже не про взятки сейчас говорю). Например, я строила дом в деревне – так это же невозможно, ты постоянно ходишь на грани правды. Туда дать, сюда… Поэтому в ситуации, когда все запачканы, обличать надо очень осторожно. Мы все включены в одну систему, и она засасывает так, что иногда одна рука уже оторвана, а мы еще думаем, что ничего не случилось.
– Но Терехова же постоянно тиранит чувство вины, иначе бы он не пытался откупиться от всех деньгами…
– Тут все дело в сакральной энергии денег. Он не знает, как по-другому успокоить женщину, которая с ним жила, которая родила ребенка. Как ему ей объяснить, что он не сволочь? Ведь женщина должна чувствовать, что мужчина ее не бросит. Он же не пытается от нее откупиться, чтобы никогда ребенка не видеть. Наоборот, он говорит: «Что бы со мной ни случилось, я никогда вас не оставлю». И он ни разу не дает деньги, чтобы покрыть свои косяки или свое воровство. Никогда.
Кроме того, он чувствует, что ему нужно как-то состояться для себя. Не в том смысле, что ему нужно получить очередной жетон или, к примеру, «Нику» за режиссуру. Это его не очень-то беспокоит. Но ему нужно понять глубину до дна, от которого можно было бы оттолкнуться, или погибнуть, быть распятым. Поэтому для меня он тот герой, которого можно поставить в один ряд с Онегиным, Печориным, Нехлюдовым и так далее. Конфликт таких героев никуда не делся, он не утолен, не исчерпан для русского человека, он просто деформировался, потому что деформировалось время.
– Важно и то, что вашего Терехова играет очень необычный актер…
– Да, лицо Леши Верткова невозможно забыть. Он выдающийся актер, на мой взгляд. Он настоящий, он достоверен и правдив в любых предлагаемых обстоятельствах. Никогда никакой имитации, ни одного штампа. Ни на одном проходе, ни на одном общем плане, чтобы в работе он дал себе право хоть на секунду не быть персонажем – никогда! И такое изумительное благородство, такая сосредоточенность, такое уважение к профессии… Я знаю его со второго курса Сергея Женовача, года увидела «Мальчиков», где он играл Снегирева. С того времени внутренне я с ним не расставалась.
– То есть вы актерский режиссер?
– Ну, нет. Я сама себе режиссер (смеется).
– Светлана, знаете, у меня недавно было интервью с молодым продюсером, считающим, что главным рассказчиком истории сегодня является именно продюсер. А режиссер – человек нанятой…
– Абсолютно не мой случай. Вот мы с Сабиной Еремеевой работаем уже не первый фильм вместе и расставаться не собираемся. И я ей очень благодарна за ее постоянную готовность проходить со мной этот путь, быть рядом на каждом сантиметре картины. Но у нас есть приоритетные позиции. Я, например, никогда не вмешиваюсь в дела прокатные, я знаю, что в этом она разбирается лучше меня. Но вот на площадке...
– А как вам кажется, такая авторитарная продюсерская позиция вредит киноиндустрии?
– Я в таком пространстве не работаю, но для кого-то это может быть необходимым. Неважно, кто автор. Но он точно должен быть!
– Светлана, давайте вернемся к фильму. Вот вы процитировали Чехова – и, естественно, появились ассоциации с «Вишневым садом», ведь в «Воскресенье» вырубают лес. Это ведь не случайно? Можно провести какую-то параллель?
– Конечно. Хотя по поводу «Вишневого сада» очень хорошо сказано у Набокова. Чехов придумал волшебность и красоту вишневого сада. Нет ничего более некрасивого, чем вишневый сад. Такие сады всегда сажались ближе к реке, чтобы их не было видно в усадьбе. Ибо вишни отцветают моментально, и потом стоят три с половиной колючки. Но гений сделал из этого такую изумительную притчу, что мы сразу представляем себе райские кущи. Так и в «Воскресенье». Парк, за который борются протестующие, переходит в бескрайний лес, кругом деревья. Их хватит на всех. И ярость протестующих становится совсем неадекватна протесту, к этой ярости примешиваются другие смыслы. Они глобальнее, чем уничтожение деревьев.
– А ощущение смерти было важным для вас в фильме? Ведь для вашего героя все начинается с записки «Скоро умрешь», и потом смерть будто бы идет за ним по пятам…
– Да, оно было очень важным. Лев Николаевич Толстой (куда без него) говорил, что весь человек в уходе. И мы, на протяжении всей своей жизни, волей-неволей задаемся этим вопросом. Кроме того, даже верующий человек не имеет окончательного ответа о спасении. Потому что в этот момент Бог словно отпускает твою руку. И ты не получишь полного ответа никогда. Поэтому для меня это вопрос ключевой. И он задает темпо-ритм всей картине.
– А то, что происходит с героем в финале, в нем что-то меняет?
– И даже очень! Он понимает, что нужно жить и быть благодарным белому свету за то, что ты жив. И что обязательно нужно двигаться, как бы ни было больно. Потому что когда человек совсем не хочет барахтаться, а хочет бокал вина или банально заспать свои проблемы, то это тоже не выход.
– И напоследок не могу не спросить по поводу названия…
– Мне нравится двойственность смыслов названия. Для кого-то это просто день недели, для кого-то это воскресение в смысле перерождения. Воскрешение себя, обновление, вытаскивание себя из себя отжившего.
Но надо помнить – сомнения никуда не денутся, все наши чудесные передышки и воскрешения – лишь возможность набрать воздуха и всплыть. Они ни от чего нас не освобождают. И какую бы фантастическую победу над собой ты не одержал, жизнь все равно предложит тебе те же уроки и тот же сюжет. И ты будешь обязан его пройти.
Вера Алёнушкина
Фильм в прокате с 19 сентября
Светлана Проскурина – режиссер и сценарист, лауреат и участник крупнейших международных фестивалей (включая Венецию и Канны). В 1990-м ее фильм «Случайный вальс» получил Гран-при на киносмотрах в Локарно и Марселе. А в 2010-м Светлана Проскурина стала победителем 21-го «Кинотавра» с картиной «Перемирие».
2024 Все права защищены
