Так известный лондонский музыкант начал погружение в культуру запрета в Советском Союзе. Исследование привело его к бутлегерам, к самым замысловатым и тайным способам записи музыки и даже к запрещенной культуре уже наших дней. И теперь своими знаниями он делится с российским зрителем. Проводник – друг Стивена и соавтор проекта X-Ray, фотограф Пол Хартфилд. Совместно с куратором музея «Гараж» Екатериной Лазаревой, партнером музыкантов проектом «Картонией», а также усилиями нескольких десятков людей, которые вспоминали, доставали и визуализировали все, что может быть связано с «самиздатовскими» аудиозаписями, родился этот проект. «Музыка на костях». Он погружает нас в 1940-60-е годы СССР – эпоху, когда культура делилась на официальную и на подпольную, когда все «западное» находилось под запретом, а услышать рок-н-ролл можно было только с помощью дисков, сделанных на подручном оборудовании в атмосфере строгой секретности.
Стивен Коутс и Пол Хартфилд
К.: Как родился этот необычный проект и почему современный английский музыкант вдруг заинтересовался культурой СССР 1940-60-х годов?
СК.: В 2012 году я давал гастрольный концерт вместе со своей группой The Real Tuesday Weld в Санкт-Петербурге. Проходя по развалам с виниловыми пластинками, мое внимание привлек странный музыкальный носитель: это был рентгеновский снимок, вырезанный в форме круга. Приехав в Лондон, я поставил диск в проигрыватель… тридцать три оборота, затем двадцать пять… Наконец, я услышал уже почти полностью стертую запись. Эта оказалась известная всему миру «Rock around the Clock» в исполнении Била Хейли. К тому моменту, конечно, я что-то уже знал про культуру «самиздата» в СССР, но это касалось, прежде всего, литературы. А здесь мы столкнулись с совершенно разными музыкальными записями 1940-60-х годов, сделанными подпольно. Большим удивлением для нас стало то, что на этих записях была не только западная музыка, тот же рок-н-ролл, но и русская.
К.: Каким образом знакомство с историей запрещенной музыки повлияло на ваше отношение к творчеству?
СК.: Конечно, я еще больше влюбился в русскую музыку и еще больше о ней узнал…
ПХ.: И еще очень ценным для нас стало осознание того, насколько огромное значение придавалось музыке в то время. Человека могли посадить в тюрьму за музыкальное творчество, за незаконное распространение записей. И даже одна-единственная песня значила тогда очень много... А какова сегодня стоимость одного трека? Фактически, он не стоит ничего. И тем более, миллион цифровых копий этого трека абсолютно идентичны. А вот каждая запись, представленная на выставке – это уникальный объект. Даже если это одна и та же песня, но она по-разному звучит, по-разному записана, и ее копии не похожи одна на другую.
К.: Сегодня в мире существует то, что можно назвать культурой запрета? Или это дела далекого прошлого?
СК.: К сожалению, даже сегодня в мире в некоторых странах запрещены отдельные виды творчества. В рамках проекта мы покажем фильм, посвященный Мали. После прихода к власти фундаменталистов в северной части страны, там была полностью запрещена любая светская музыка…
К.: Почему именно музыка становится объектом такой сильной ненависти, когда речь идет о противостоянии культур?
СК. и ПХ.: Во время «холодной войны» мы как раз сталкиваемся не только с политическим, но и с культурным противостоянием. Ведь в СССР власти запрещали не только западную музыку, но и творчество людей, которые эмигрировали на Запад из Советского Союза. Они попадают под запрет, потому что провозглашаются врагами, а, значит, все, что они делают, тоже нужно «отменить». Точно также и мы, на Западе, никогда не слышали музыку из СССР. «Холодная война» шла с обеих сторон, в этом плане разницы никакой нет. А музыка рассматривалась властями как инструмент противостояния на поле битвы.
К.: Отсутствие запретов лишает творческого человека определенной свободы поиска…
СК.: Да, это правда. Как ни странно, иногда ограничения могут помочь раскрыться индивидуальности в творчестве. Поэтому я отказался, скажем, от алкоголя, и это тоже, своего рода, ограничение себя. Правда, оно осознанное, а не спущенное «сверху»…
К.: В пространстве выставки представлена воссозданная комната бутлегера, она привлекает очень много зрителей. Как появился этот объект?
ПХ.: Это наш любимый объект. Мне очень нравится тепло, присутствующее в этом пространстве. И сам комната немного напоминает мне мою комнату… А появилась она общими усилиями, благодаря сотрудникам «Гаража» и «Картонии» и свидетельствам людей, которые хорошо помнят ту эпоху. В Лондоне мы этот объект не показывали.
СК.: Интересно, ведь эта комната напоминает своеобразную машину времени. А ведь процесс создания вообще музыки очень мистичен – от момента рождения образа до самой техники записи…
ПХ.: Дело не только в этом. Я, и как человек, и как фотограф, делаю в своей жизни множество ошибок, и осознаю, что в любой момент что-то может измениться. Но я верю, что все происходящие события в жизни неслучайны. И понимание этого важно для понимания жизни вообще.
Екатерина Лазарева, младший куратор музея «Гараж», организатор выставки «Музыка на костях».
Можно с уверенностью сказать, что в России подобной выставки не было, и хотя многие из нас так или иначе знакомы с феноменом «музыки на костях», настолько подробно мы с ним сталкиваемся впервые – парадоксальным образом благодаря англичанам Стивену Коутсу и Полу Хартфилду. Они уже около пяти лет занимаются исследованием советского музыкального самиздата 1940–1960-х гг., опубликовали книгу о «музыке на костях», сделали ряд документальных фильмов и выставок. И я полагаю, выставка в «Гараже» не станет точкой в их проекте.
Надо сказать, в нем есть нечто, интуитивно понятное каждому, но, вероятно, именно сторонний взгляд был в состоянии «увидеть» эти артефакты, оценить их непредвиденную красоту и сообщить зрителю часть своего удивления от открытия этого потрясающего феномена. Тем более что в нем сошлось столько всего – идеология и цензура, recycle и технический гений, любовь к музыке и жажда свободы… Понятно, что советские бутлегеры думали в первую очередь о музыке, а не о визуальной стороне рентгениздата. Но иногда их пластинки поражают композиционным остроумием – взять хотя бы снимок черепа, на который четко по центру как пуля попадает отверстие для проигрывателя. Однако по мере того, как эти пластинки вышли из употребления, стала заметна их «случайная» красота, со всеми этими следами разрушения и утраты. Выставка в «Гараже» в большой степени именно об этом.
Главные герои этого проекта – люди, которые сами занимались записью и распространением «музыки на костях», несмотря ни на что сохранили поразительный оптимизм, и им удалось заразить им и английских кураторов, и посетителей выставки. Например, Руди Фукс в интервью рассказывает, как отсидел в тюрьме за «музыку на костях», но выйдя на свободу, снова занялся тем же, не имея ни денег, ни оборудования – им двигала любовь к музыке и желание поделиться ею с другими. И до сих пор он ощущает себя культуртрегером, который несет музыку людям. Конечно, сегодня сложно представить, чтобы люди готовы были пойти на такие жертвы ради музыки. Но, по правде говоря, многие находят те времена более свободными – в первую очередь, конечно, от власти денег.
Александр Яковлев, журналист РБК, меломан со стажем.
Одним из важнейших моментов, когда мы говорим о культуре запрета в СССР, является ее влияние на падение Союза. Дело в том, что советская молодежь была очень романтичной, мечтательной, иными словами, мы хотели быть героями… И, действительно, подпольно приобщаясь к культуре Запада, мы чувствовали себя свободными и открытыми. Все указания сверху на то, что можно и нельзя слушать, читать и смотреть, воспринимались молодежью очень негативно. А так как в советское время не было развитой медийной культуры, не было быстрых каналов распространения информации, то весь наш негатив как бы канализировался через культуру, концентрировался в этой области: она была полем напряжения. В то же время, к 1970-м годам рынок подпольных музыкальных записей лишился определенной романтики. Скажем, человека уже не могли посадить за то, что он слушает «не ту» музыку. А вот за незаконное тиражирование, за наличие звукозаписывающей аппаратуры могли и посадить по экономической статье. Окончательно эта эпоха подпольщиков ушла для нас в самом начале 1990-х годов, когда Андрей Тропилло открыл свою звукозаписывающую студию и распространил множество рок-записей. Увидев столько доступных и свободно продающихся альбомов с самой разной музыкой, мы поняли, что «это все», что страна «СССР» окончательно ушла в прошлое. Но хотя это и было романтическое время нашей молодости, мы о нем не жалеем. Свобода слушать и читать то, что ты хочешь, причем в самом лучшем качестве – это гораздо ценнее.
Выставка продлится до 5 октября
Автор статьи: Екатерина Ким
Фото: Дмитрий Шумов
©Музей современного искусства «Гараж»
2024 Все права защищены
