– Егор, как я понимаю, работа над «Зулейхой» оказалась не самым простым испытанием. Все-таки восемь серий, огромный материал, долгий подготовительный период. Это так?
– Да, это так, причем «Зулейха» отняла гораздо больше времени, чем я думал. Все затянулась на два года, хотя я сначала надеялся, что мы уложимся за год. При этом снимать мы начали в августе, а закончили в марте, что слишком много для восьми серий.
– Зимние съемки тоже, разумеется, не подарок. Тем более в экспедиции, в настоящей тайге…
– Зимние съемки – это кошмар. Это отдельное приключение. Ветер, адский холод, все вокруг мерзнут. А ты, например, снимаешь какую-то сцену с лошадьми. У тебя десять животных и десять всадников. Пока всех актеров на коней посадишь, у кого-то начинают замерзать ноги. Ты меняешь ему валенки – за это время заледенели все остальные. Значит, нужно вести всех греться. А световой день короткий, каждый дубль на счету. И ты не знаешь, успеешь ли ты снять хоть что-то, когда актеры чуть-чуть отогреются, вернутся и снова залезут на лошадей. Потому что к тому времени солнце уже может зайти.
Но надо сказать, что актеры у нас героические. Чулпан Хаматова, например… Мы снимали на так называемом Камском море, под Казанью. Там река очень широкая, чуть ли не 14 километров в ширину, поэтому всегда жуткий ветер. И когда он начинает дуть, улетает всё: никакими ветродуями так не сделать. Так вот, представьте, зимний день, потом ночь, температура минус двадцать семь – а Чулпан все это время честно стояла на берегу и мерзла. Даже не представляю, как она это вытерпела.
– И все-таки некоторые актеры говорят, что самое тяжелое – вовсе не физические трудности. Иногда гораздо сложнее забраться в голову своего персонажа и вместе с ним пережить весь тот кошмар, через который проходит он.
– Да, но у нас были очень хорошие актеры, это первое. Во-вторых, мы все-таки теплушки снимали в теплушках, а землянки в землянках (зимой!). То есть мы не полезли в павильон и сделали это намеренно. В итоге у нас были условия, максимально приближенные к реальности. И они-то как раз помогли актерам понять, как их персонажи выживали на самом деле. Потому что жить в тайге в землянке зимой, которую засыпает снегом, и идти охотиться в бурю, чтобы добыть для поселенцев хоть какую-то еду – ведь это реальный ад. И вот когда актер выбирается из такой землянки, делает два шага и оказывается по пояс в снегу – то объяснять ему уже ничего не надо.
– А как вам кажется, почему героям все-таки удалось выжить? Ведь в тех условиях, в которых они оказались, это практически невозможно…
– Мне понравилась, как сказала Чулпан: «Они выжили, потому что помогали друг другу». А когда люди друг другу помогают, то за счет этого они и живут.
– Звучит просто как месседж всего проекта!
– Конечно. Это и есть один из основных месседжей.
– Один из основных, а другие?
– Я бы сказал, что это еще и история о прощении. Зулейха выжила, потому что поняла, что надо простить и жить дальше. Да, то, что с ней сделали – кошмар и ужас, но человек приспосабливается ко всему, надо лишь остаться человеком. Плюс это история о любви, в том числе материнской. Когда Зулейха поняла, что она мать и что она ответственна не только за себя, то чувство ответственности помогло ей выжить.
– А что вы ответите тем, кто заметит разницу между романом и сериалом?
– Знаете, у нас не было задачи снять подстрочник романа. Хотя я понимаю, конечно, что сейчас на нас обрушится водопад негатива: мол, в книге написано одно, а у вас все по-другому. Но кино и литература – два совершенно разных искусства. И способы подачи материала у них тоже разные. Поэтому, если автор пишет, что героиня проснулась и, к примеру, полезла на чердак, это вовсе не значит, что мы обязаны повторить то же самое в кадре. Так что не надо сидеть перед телевизором с книгой в руке и сравнивать: эта задача глупая и неблагодарная. Мы прежде всего пытались передать настроение. И показать историю глазами героини, у которой мифологическое сознание и поэтическое восприятие реальности.
– По поводу мифологического сознания согласна полностью. Но для многих (и в том числе для меня) история Зулейхи – это еще и история пробуждения.
– Конечно, это история пробуждения. Зулейха – героиня, которая становится личностью и избавляется от мифологического сознания. Вначале она просто существует, погруженная внутрь своей обыденности деревенской, делает то, что прикажут муж и свекровь, и не задумывается над тем, хорошо это или плохо. Да она такими категориями и не мыслит даже. Но потом из этой бессловесной мышки-норушки вырастает человек, формируется характер – и Зулейха начинает самостоятельно принимать решения. Так что это история пробуждения, да.
– Тем не менее, мне вот что странно. Даже после пробуждения Зулейха не пытается задать себе извечный вопрос «А кто же все-таки виноват?» И у нее нет вопросов ни к мужу, ни к тому, кто мужа убил.
– Наша история не о том кто прав, а кто виноват. Не виноват никто… Зулейха – не Скарлетт О’Хара, которая перед деревом встала и клянется «Убью, украду, но голодать не буду». Главное для нашей героини – жить честно и стараться помогать другим. Во всяком случае, мы вели ее куда-то туда. Мы вели ее в сторону прощения.
– Тем не менее, и в книге, и в сериале очень мощный социальный заряд, от которого никуда не деться. Ведь это тридцатые годы, раскулачивание, ссылка и так далее.
– Кстати, по поводу раскулачивания. Между раскулаченными и политосужденными была огромная разница. Первые – это административная бессрочная ссылка, при которой нет ни суда, ни следствия, ни приговора. Есть просто кем-то принятое решение и список с фамилиями. У тех, кто вошел в этот список, все отнимают – и могут отправить (например, как наших героев) в тайгу зимой: если выживите, то будет вам счастье. Хотя могут и расстрелять. Но их спецпоселение, которое они обязаны строить сами, все-таки не ГУЛАГ и не Соловецкий лагерь: здесь нет вышек с автоматчиками, нет колючей проволоки. Так что на первый взгляд кому-то может показаться, что переселенцы живут относительно расслабленно.
– Но это же все равно настоящий ад! Так почему Зулейха даже не пытается понять, почему так получилось и кто за всем этим стоит? Тем более что ответ очевиден.
– А мне кажется, что ответ вовсе не очевиден. Да, есть злодеи, но есть и зона ответственности каждого человека. И если бы каждый отдельный человек сказал «нет», то все могло бы быть совсем по-другому. Тем не менее, в тридцатые были написаны миллионы доносов – и их писал вовсе не Сталин. А те, кто хотел выслужиться. Но мы снимали «Зулейху» вовсе не для того, чтобы кого-то обвинять. Мне кажется, что если ужас (ураган, вирус, любой другой вселенский катаклизм) уже случился, самое главное – понять, как в этих новых обстоятельствах жить дальше, оставаясь при этом человеком, а не становясь сволочью.
– Тогда как вам кажется, в чем актуальность этого проекта сейчас?
– Мне кажется, он очень важен сегодня, потому что люди слишком быстро все забывают. Как вам кажется, почему какого-нибудь «Человека-Паука» или «Супермена» переснимают каждые десять лет? Потому что тем детям, которым не так давно было пять, сегодня уже пятнадцать – и они переключились на какие-то другие комиксы. А тем, кому пять сегодня, с «Человеком-Пауком» не знакомы. Поэтому голливудские студии раз за разом снимают одно и то же, чтобы бесконечно напоминать. В итоге, все поколения в курсе, кто такой этот дурацкий «Человек-Паук».
О важных вещах тоже нужно напоминать, чтобы они никогда больше не повторились. Память человечества, к сожалению, очень короткая. Вот сейчас у нас даже какие-то памятники Сталину ставят: мол, он был вовсе не зверем, а просто эффективным менеджером. Видимо, человек так устроен: мы всегда пытаемся мыслить позитивно, и не можем долго помнить плохое. Поэтому надо постоянно напоминать.
– Егор, давайте теперь немного о другом. Вашу предыдущую работу, то есть «Кровавую барыню», тоже можно отнести к историческим сериалам…
– «Кровавая барыня» – это, скорее, страшная сказка, а вовсе не историческое кино. Хотя после «Барыни» мне казалось, что, если я всё это пережил, то меня вряд ли чем-то еще можно напугать. Но оказалось, что чем историчнее сериал (в смысле воссоздания эпохи), тем тяжелее. Потому что настоящий исторический проект тащит за собой вагон дополнительных сложностей.
– Например?
– Да их множество. А «Зулейха» – это вообще одна большая историческая сложность. Найти баржу тех времен, паровозы тех времен… Причем паровоз должен быть с вагонами, должен быть на ходу и должен проехать по куску дороги, на котором нет электрических столбов. К счастью, нужные нам паровозы до сих пор есть на балансе у РЖД: их топят углем, и они до сих пор выполняют какую-то работу на станциях, представляете?! А вот деревянных вагонов нет, они все давно уничтожены. Но в каком-то полуразломанном виде их можно найти у некоторых ведомственных предприятий. Одно из таких предприятий оказалось в Перми. В итоге, нам пришлось гнать паровоз из Екатеринбурга в Пермь, потому что покидать территорию завода вагонам было запрещено.
Или вот лесозаготовки. Раньше был в ходу молевой сплав (когда бревна просто кидали в воду). Но он загрязняет реки, поэтому сейчас он запрещен. Но на северных реках остался еще плотовой сплав (когда бревна собирают в гигантские плоты и потом буксируют). И чтобы снять такой сплав, мы специально ездили на Северную Двину: до Архангельска и потом еще четыре часа на машинах. Причем был уже конец лета, все плоты давно должны были скинуть, но мы слезно умоляли местных заготовителей, чтобы для нас попридержали один. И они нас пожалели и не отпускали плот вниз по реке, пока мы все не отснимем.
– Егор, судя по вашей фильмографии, вы, в основном, занимаетесь сериалами. Нет ли желания переключиться на полный метр?
– Желание есть, но как-то пока не складывается. Тут же все зависит от того, какой именно материал тебе попадает в руки. Если найдется отличный сценарий полного метра – буду снимать полный метр. Если найдется история для сериала – возьмусь за сериал. Так что никаких угрызений совести по поводу отсутствия у меня полнометражных фильмов я не испытываю. Да и снимать плохое полнометражное кино просто для галочки я точно не буду.
– Один из режиссеров мне как-то сказал, что на сериалах, как правило, оттачивают ремесло (во всяком случае, процентов на семьдесят), тогда как полный метр – это уже творчество. А вы что думаете?
– Совершенно с этим не соглашусь. И там, и там может быть продюсерский диктат: что в сериалах, что в полном метре. Так что какая разница? К тому же, для меня материал и история, конечно, важнее формы. Так что не важно, сериал или полный метр.
– Егор, и напоследок не могу не спросить. Сегодня мы все оказались в очень непростой ситуации: эпидемия, карантин, самоизоляция. Как вы относитесь ко всему этому?
– Я не знаю пока, что будет дальше. Да этого никто, наверное, точно не знает. Но, если честно, я против любого нагнетания. Чем больше мы начинаем паниковать, тем хуже.
– Как бы то ни было, и на нашу, и на мировую киноиндустрию пандемия повлияет очень сильно. Причем кое-какие изменения заметны уже сейчас. Например, раньше основными соперниками считались кинотеатральный прокат и сериальное интернет-пространство. Сейчас, из-за закрытия кинотеатров, конкуренция сместилась: за внимание аудитории борются традиционное телевидение и online-платформы. Как вам кажется, что делать телевизионным каналам, чтобы не проиграть в этой битве?
– Мне кажется, что это соревнование немного надуманное. У нас ведь такие законы, что свобода интернет-контента заканчивается после трех матерных слов в кадре, которые там можно произнести без запикивания. А дальше все степени свободы обрубаются так же, как на ТВ. Это первое. Второе: я понимаю, что интернет-платформы тратят огромное количество денег на съемки сериалов. Однако производством этого контента занимаются те же компании, которые делают продукцию для телевидения. То есть люди, грубо говоря, все те же. При этом, конечно, встречаются отдельные проекты –смелые и интересные. Но это штучный продукт.
– Кстати, следите за ними?
– Да, стараюсь. Очень мне нравится «Шторм» Бори Хлебникова. Прекрасная работа. Но кроме вот таких штучных и очень классных проектов, какой-то глобальной конкуренции я не вижу. Ведь для того, чтобы заполнить online-платформы, нужно снять какое-то адское количество часов контента . И пока новые кадры не выросли, занимаются этим те же люди, которые работают на телевидении. А мозги быстро не переделаешь.
Вера Алёнушкина
2024 Все права защищены
