- Когда два года назад театральный критик Григорий Заславский был избран руководителем ГИТИСа, многие недоумевали – мол, человек не цеховой, не увенчанный званиями народного и даже заслуженного, откуда он знает, как надо? Как вы с этим справлялись и что сейчас можете ответить недоброжелателям?
- Наверное, помогает закалка, приобретенная в годы работы критиком. Однажды я пришел к Татьяне Васильевне Дорониной в ее МХАТ имени Горького, а у меня к тому времени накопилось уже какое-то количество отрицательных рецензий на её спектакли, но до этого похода я, наверное, год хотя бы раз в неделю звонил её помощнице и напоминал об интервью, и вот наконец мне назначили время, меня встретил на служебном входе немолодой мужчина и дальше мы отправились в какое-то странное путешествие, сперва на лифте, потом по полутемным коридорам, которые освещала одна тусклая лампочка, все дальше и дальше, и в мою голову пришла вдруг пугающая мысль, что со мной решили расправиться здесь раз и навсегда, ответив так на все мои недобрые заметки. И никто никогда здесь меня не найдет…
Мысленно я уже начал прощаться с жизнью. К моему удивлению в конце пути оказалась студия – там Татьяна Васильевна предпочитала записывать интервью после какого-то неудачного случая, когда у журналистки отказал микрофон, а Доронина, которая весьма неохотно соглашалась на встречи с журналистами, совсем не хотела тратить время зря. Но это как раз смешная история, а случались не такие безобидные, поскольку я всегда писал то, что думал и нередко задевал интересы влиятельных людей – в театре, кстати, таких немало. Так что умению держать удар я научился.
- Вы пришли в ГИТИС как своего рода антикризисный менеджер с большими амбициями. Удалось ли реализовать поставленные задачи, ведь вы сами человек скорее творческий, а не управленец. Вспоминается в этой связи, что в юности вы учились пару лет в мединституте. Удачно прошло «хирургическое вмешательство» по устранению изъянов управления столь сложным механизмом, как главный театральный вуз страны?
- Я довольно быстро понял, что не могу учиться на лечебном факультете медицинского вуза. Уже на дне открытых дверей, - там показывали фильм «Срочные роды» и когда на экране появилась кровь в больших количествах, я потерял сознание. А поскольку моя мама очень хотела, чтобы я связал свою жизнь с медициной, я решил пойти на фармацевтический факультет и отучился там два года. И, наверное, закончил бы, если бы меня не призвали в армию.
- А военных кафедр не было в то время? Прямо вот так забирали с учебной скамьи?
- Призывали всех из абсолютно всех вузов. Даже из таких, имевших непробиваемую броню, как Первый медицинский институт и МГУ. Была огромная демографическая яма – дети детей войны, это 1985-1986 годы. Поэтому в армии контингент у нас был очень хороший. Служили дети замминистров, студенты в большом количестве, – в общем, высокоинтеллектуальная среда.
- И вы там свое призвание обнаружили?
- Я был очень нерешительным, а Дима Бертман – создатель и художественный руководитель театра «Геликон-опера», с которым мы с детства дружили, когда я вернулся из армии, сказал мне «сейчас или никогда», и я стал активно готовиться к поступлению в ГИТИС. И поступил. Наверное, министерство культуры меня действительно воспринимало как антикризисного менеджера. В ГИТИСе и было, и есть что менять. И есть что сохранять. Я не могу сказать, что уже сделал все, что хотел. Вот у меня лежат сейчас два заявления с просьбой уволить по собственному желанию. К сожалению, их не всегда пишут те, с кем бы ты хотел расстаться. Некоторые уходили, потому что им надоело сопротивляться старой административной команде. Это не значит, что всех надо менять, но с теми, кто работать и не может и не хочет, конечно, необходимо расставаться. Скажем, пять лет назад после пожара экспонаты музея ГИТИСа были упакованы в коробки и вывезены в новое здание на Гарибальди. С тех пор их никто не открывал.
- Это продолжение ваших реформаторских инициатив?
- К сожалению, не всегда все происходит так, как хотелось бы. Хотя я в работе руководствуюсь принципом: человеку надо дать максимальное число шансов проявить себя с лучшей стороны.
- А что вы такого особенного требуете от сотрудников?
- Наверное, два года – это рубеж, когда понимаешь, что что-то уже сделано и что необходимы люди твоей команды на всех ключевых постах. Когда я пришел в ГИТИС, у меня не было намерения всех уволить и взять новых людей на их места. Тем более что найти тех, кто работали бы лучше, не так просто. Есть такая замечательная американская книжка «От хорошего к великому», где автор Джим Коллинз анализирует опыт, по-моему, 15 выдающихся мировых корпораций, ни одна из которых не смогла добиться рывка за счет смены команды менеджеров. Не было такого, чтобы приходила новая команда, и все бы сразу налаживалось. Обычно неторопливые перемены и переориентация сотрудников на какие-то новые цели способствует качественному движению вперед. Я стараюсь так работать.
- Вы производите впечатление неконфликтного человека…
- Наоборот. Я когда читаю про Петра Адамовича Шостаковского, который считается основателем ГИТИСа, а он был страшным скандалистом и именно о нем Чехов написал свой рассказ «Два скандала» и именно его так подробно и карикатурно даже описывает, я думаю, что я на него чем-то похож. Собственно, рождение ГИТИСа началось с того, что Шостаковский разругался с Николаем Рубинштейном, покинул Московскую консерваторию и основал свою школу, которая довольно быстро получила покровительство царской фамилии и статус высшего учебного заведения, консерватории. Так что в Москве было две консерватории. Из одной из них в будущем и появился ГИТИС.
- Получается, что путем слияний и разделений шло создание самого вуза. Ведь был еще Мейерхольд со своей школой.
- Мейерхольд вернулся педагогом туда, где сам получил актёрское образование. По сути он стал первым, кто проложил путь, по которому сегодня идут многие наши выпускники. Сегодня почти все, кто преподает у нас – выпускники ГИТИСа, те, кто работали ассистентами у мастеров, а потом сами получили свои мастерские. Сергей Женовач окончил ГИТИС, Владимир Андреев закончил ГИТИС. Кстати, в этом году - ровно 70 лет, как он пришел в этот вуз. Андреев - наш старейший выпускник и старейший мастер. А из молодых – это Олег Глушков, уже известный хореограф и режиссер, Григорий Добрыгин… Мейерхольд в свое время понял, что режиссерской профессии надо учить. Как сказал Товстоногов в ответ на вопрос, в чем заключается искусство режиссуры, главное - расставить актеров таким образом, чтобы их лучше всего было видно и слышно. Такое парадоксальное и с одной стороны шутливое определение, не лишенное на самом деле серьезного смысла. Все-таки режиссура - большое искусство. И когда я иногда читаю о том, что какие-то театральные критики ставят спектакли, во мне это вызывает ммм… удивление. Потому что работа театрального критика должна убедить в первую очередь самого критика в том, что режиссура – это совершенно другой тип мышления.
Что касается слияний и разделений, год назад мы, не открывая нового факультета, впервые набрали экспериментальный курс режиссеров и художников театра кукол, а в этом году впервые набираем художников-технологов, тех, кто потом будет работать в театре заведующими постановочной части и реализовывать разные смелые художественные идеи. Вот постановочный факультет в перспективе, возможно, откроем.
- Каково вообще место русской театральной школы, которую представляет ГИТИС, в мире сегодня?
- Наши выпускники сегодня занимают довольно заметные позиции и административные, и творческие в лучших театрах мира. Я, например, разговаривал когда впервые по скайпу с ректором лондонской Королевской академии, он упомянул Римаса Туминаса – как самого известного ему сегодня русского режиссера (хотя он гражданин Литвы!), а я ему тут же: «Наш выпускник. И наш мастер». Приятно! Только что наша актриса Самал Есламова получила премию за лучшую женскую роль на Каннском кинофестивале. И конечно я чувствую ответственность за нашу великую русскую школу – режиссерскую, актерскую, вокальную, в которой есть что сохранять. Но и есть что менять. Например, в американских школах наряду с актерским мастерством чуть ли не вторым по значимости предметом является поведение на кастинге. У нас этому вообще не учат. Между тем сегодня умение себя продавать – важнейшее умение.
- Будете вводить такой курс?
- Как курс по выбору – обязательно.
- Чем закончилась скандальная история со слиянием театроведческого и продюсерского факультетов? Улеглись страсти?
- Страсти улеглись. Я считаю, что решение было правильным, хотя и не своевременным. Момент был выбран не верно.
- Вы сейчас видите результат этого слияния?
- Я отношусь к этому как к отложенному решению. Сейчас мы делаем совместные курсы, рассчитанные на студентов обоих факультетов. Дело в том, что сегодня это зачастую - одна профессия. Продюсер – тот же театровед, он должен быть высокообразованным человеком, потому что он должен сказать, какую пьесу сегодня ставить и для этого знать эти пьесы. А театровед сегодня очень часто работает менеджером тех или других театральных проектов. И в этом качестве ему нужны, безусловно, многие знания и навыки продюсера. Собственно говоря, история проекта «Платформа» - это один из тяжелейших аргументов в пользу моей правоты. Потому что две выпускницы театроведческого факультета, которые соблазнились продюсерскими позициями, я уверен, сегодня жалеют об этом, а одна из них – Катя Воронова – вообще находится в международном розыске. Ее история как генерального продюсера демонстрирует какую-то трагическую безграмотность в самых очевидных вопросах финансовой дисциплины и во всем, что касается театральной экономики. Деньги требуют особой щепетильности. Я это понимаю, поэтому стараюсь окружить себя специалистами, не стесняюсь советоваться с умными людьми, беру уроки менеджмента, читаю модные и правильные книжки.
- Какие еще нововведения будут?
- Главное в этом году, как я уже сказал, набор художников-технологов, впервые в истории ГИТИСа. В перспективе это факультет. Пока - заочный курс, в следующем году будет и очный. Мы проделали огромную, я бы даже сказал титаническую работу – запустили новую специальность, а это написание десятков учебных планов и рабочих программ. Сейчас проект вышел на промышленный старт. Потому что завершения его быть не может. И появилась новая цель – нам, я считаю, нужно лицензировать еще и драматургию, чтобы ГИТИС стал институтом полного цикла в области театра. Потому что драматургия сегодня чуть-чуть оторвана от театра. А вот одна из самых известных театральных школ – лондонская Королевская академия, где я недавно побывал, строит знакомство студентов с текстом через современную британскую драматургию. То есть сначала – язык близкий и понятный, городской сленг, на котором студенты разговаривают в жизни, и только потом - Чехов, далее – Шекспир и как вершина – античная драматургия. У нас, не зная о таком британском опыте, к аналогичному экспериментальному пути пришел Андрей Сергеевич Кончаловский. В прошлом году он набирал в ГИТИСе свой курс и всех тут поставил на уши, изъявляя желание перевернуть таким образом всю программу обучения. Пока эта принятая в мировых театральных школах практика у нас прижилась лишь на курсе Кончаловского.
- А система Станиславского по-прежнему рулит? Или ей на смену неизбежно придет вербатим и документальный театр?
- Дело в том, что система Станиславского никак не противоречит технике вербатим. Более того, Станиславский первый использовал вербатим так открыто и настаивал на том, что это необходимый актеру опыт. В книге «Моя жизнь в искусстве» он описывает, к примеру, момент, когда они ставили пьесу Толстого «Власть тьмы», тоже во многом написанную в технике вербатим на основе документального материала – судебной хроники в одной из губернских газет. Это дало право Михаилу Угарову назвать Толстого дедушкой Театра.doc и основателем документального театра в России. Так вот Станиславский, как известно, отправился в экспедицию в Тульскую губернию и привез оттуда не только мебель и предметы крестьянского быта, но еще и двух крестьян, которые своим естественным говором должны были править фальшивую актерскую речь. В итоге ничего из этого не вышло по той причине, что крестьяне отчаянно матерились, чего Станиславский не выносил совершенно.
- Что будет со знаменитым Учебным театром ГИТИС в Доме Нирнзее? Насколько реален план закончить ремонт к октябрю? Ведь это одно из главных событий юбилейного года, как я понимаю.
- Цель открыться к 15 октября напоминает мне стахановские подвиги первых пятилеток. Совещания по театру с участием высокопоставленных чиновников, в том числе с участием министра культуры, регулярно проходят в Учебном театре, по нескольку раз в неделю. Пол во многих местах уже заново залит. Так что пока работы идут по графику. Работы ведет Дирекция по строительству, реконструкции и реставрации министерства культуры. Но к нашим, в том числе к моим вопросам и просьбам относятся они внимательно, за что я им очень признателен. Дизайн разрабатывал Сергей Куцевалов, на мой взгляд, - один из самых талантливых сегодня людей, работающих, в том числе, в театре. Он делал интерьеры для Камерного театра в Воронеже, для Студии театрального искусства Сергея Женовача и когда в ГИТИСе был пожар в 2013 году, он отстраивал интерьеры для режиссерского факультета. Понятно, что он стремится к рукодельности, выбирает какие-то штучные вещи, например, латунные выключатели ручной работы. Это – дорогое удовольствие, тем не менее, в зрительской части, везде, где будет публика, я думаю, нам удастся поставить именно такое вот красивое и, надеюсь, надежное оборудование. Какую-то небольшую часть придется взять из Фонда ГИТИСа, который мы создали в прошлом году. Ну а основную сумму – 120 с лишним миллионов рублей нам выделил Минкульт. Министр культуры Владимир Мединский не раз говорил, что для него это главный объект года. Я и благодарен за это, и горжусь, и понимаю, какая это ответственность.
- Обнаружились ли фрески Сапунова на стенах бывшего кабаре «Летучая мышь»? Были предположения, что они могли сохраниться под слоем штукатурки.
- Нет, к сожалению, в том месте, где эта фреска была, столько наслоений краски, что она съела весь рисунок. Обнаружение фрески повело бы за собой реставрационные работы и сильно замедлило бы процесс. Но мне было очень важно сохранить связь с тем легендарным подвалом, который вошел во все учебники истории как связанный с именами Станиславского, мхатчиками, как они себя называли, кабаре «Летучая мышь» и конечно хотелось бы, чтобы что-то осталось. Но самое ценное, что нами было обнаружено, это странный стеклянный синий шар и настоящие глиняные трубы невероятной красоты. Мы их выложили во дворе ГИТИСа, хотя они больше имеют отношение к самому дому Нирнзее, первому московскому небоскребу, точнее тучерезу, как его называли.
- Что еще планируется там сделать? Музей?
- Думаю, какую-нибудь капсулу с посланием на пару десятков лет вперед мы напишем. Кстати, в одной из ниш мы нашли тетрадку 1992 года со стихами. Может быть, их автор кто-то из известных сегодня актеров или режиссеров.
- Это будет открытый театр?
- Конечно, есть мечта, чтобы, как когда-то, билеты в учебный театр ГИТИСа было невозможно достать, чтобы там игрались наши лучшие спектакли, которые становятся фактом не только учебной жизни, а большого искусства. Мы же гордимся, что за четверть века из стен ГИТИСа вышли четыре театра, из которых один имеет значение для всех людей, говорящих по-русски – это «Квартет И», цитатами из диалогов которого мы просто порой разговариваем. И три театра, имеющих мировую и уж точно всероссийскую известность: «Геликон-опера», Мастерская Петра Фоменко и Студия театрального искусства Сергея Женовача.
- Экзамены вступительные сейчас проходят?
- Сейчас идет экзамен на заочном отделении продюсерского факультета и пишут сочинение балетмейстеры.
- Тишина стоит удивительная.
- Потому что шумно, когда актерские туры. Поют, кричат, громко читают басни, отрывки. На нас пишут жалобы жители и работники соседних домов. Несмотря на то, что с прошлого года мы наладили электронную запись, которая существенно снизила тот избыточно нервный и где-то даже криминальный оттенок процесса прослушивания. Когда два года назад мне сказали, что очередь в Щуке стоит 250 рублей, а у нас – 500, я не знал, огорчаться или радоваться. Сейчас по электронной очереди приходит по 100 человек. Это конечно сильно снизило градус напряжения и шума. Но, увы, у нас не вся страна обинтернечена и все также приезжают люди из провинции и становятся в живые очереди. В прошлом году, когда Андрей Кончаловский объявил, что прослушает всех, у кого на руках обратные билеты на этот день, находчивые абитуриенты тут же стали заказывать по телефону билеты во Владимир. Еще вариант – попытаться дважды пройти прослушивание: сначала по электронной очереди и если отсеют – попытаться по живой пролезть. Некоторым так удается пройти на следующий тур. В этом году Олег Меньшиков набирал курс. Пришло три тысячи человек, которых он почти всех прослушал лично. Меня, конечно, поразило, насколько трепетно он относится к поиску талантов. Ведь за эту адскую работу мэтры получают очень символическое вознаграждение.
- Какой конкурс в этом году на актерское отделение?
- Больше 300 человек на место.
- ЕГЭ помогает или мешает? Не получается так, что самородки отсеиваются из-за недостаточно высоких баллов?
- Да, это проблема. Я придумал, как ее решить, но рассказывать не стану.
Ксения Фокина
2024 Все права защищены
