В самом начале весны в прокат выходит весьма симпатичный проект, объединивший пять разных новелл – «Очень женские истории». Режиссером одной из этих новелл-историй стала Наталья Меркулова, снявшая в соавторстве с Алексеем Чуповым чуть ли не главный российский фильм 2018-го года – «Человека, который удивил всех» (приз за главную женскую роль Венецианского фестиваля в программе «Горизонты», премия «Ника» за главную мужскую роль и так далее).
В своей новой работе (трогательной и невероятно искренней) Наташа Меркулова «подглядывает» за сложными отношениями двух сестер, одна из которых стала верной подругой бутылки (Виктория Исакова), а вторая (Виктория Толстоганова) не дает ей опуститься на дно и делает все, чтобы бедолагу спасти. «Культуромания решила поговорить с Наташей о ее новом проекте, а также о том, почему так трудно талантливым девушкам-режиссерам пробиться в большое кино.
– Наташа, ваша новелла «Сестры» – как она появилась?
– Все сложилось как-то очень внезапно. Несколько лет назад я ездила в Омск, на фестиваль «Движение». И в лобби отеля (а все кинематографисты жили в одной гостинице, поэтому деваться друг от друга нам было некуда) увидела двух Вик, сидящих рядом: Исакову и Толстоганову. Они сразу же сложились для меня в некий ансамбль. А так как у меня на тот момент была недописанная история про двух сестер, то девочки за секунду стали для меня сестрами. Потом я вернулась в Москву – и буквально одним махом дописала сценарий (чего со мной в принципе никогда не бывает: я всегда очень тяжело пишу, по 150 раз переписываю). Отправила текст актрисам и предложила самим выбрать, кого играть – и тут началось. Вика Исакова сразу же написала, что выбирает сестру-алкоголичку, а через пять минут присылает другое письмо: «Я передумала». На что Толстоганова отвечает: «Нет, Вика, как ты в первый раз написала, так и будет». В итоге они обе получили роли на сопротивление: это не те персонажи, к которым они привыкли, и не скажу, что это им сразу легко далось. Я, если честно, Вику Исакову в роли девушки с алкогольной зависимостью с трудом представляла, да и она сама чуть-чуть сомневалась. Но мы много чего перепробовали, долго искали нужную ниточку – а потом вдруг раз! – и нашли.
– Согласна с вами: роли очень нетипичные для обеих Вик.
– У меня, на самом деле, в голове был и другой вариант. Я в какой-то момент даже хотела снять вторую новеллу: с тем же текстом, только чтобы актрисы поменялись ролями.
– Это был бы очень неожиданный ход! Что касается съемок, я знаю, что они были не самыми легкими…
– Мы снимали четверо суток: именно суток, потому что по моим ощущениям, мы не останавливались. Это была какая-то безумная работа, где не было ни художника-постановщика, ни гримеров, ни костюмеров – я заменяла их всех. И думаю, что по-другому мы бы нашу историю просто не сняли. Потому что если бы появилось киношное дыхание: актерские вагончики, гримвагены, костюмвагены, светобаза, обед по расписанию и т.д., то у нас ничего бы не получилось. А тут мы поймали нужную нам эмоцию – и на ней проехались до самого конца. Но будь у меня за плечами группа в 50 человек, никакого откровения на площадке (да и в кадре), наверное, не случилось бы.
– Тем не менее, с вами на площадке работала Ксения Середа – потрясающий молодой оператор.
– Ксюша Середа оператор невероятный. И у нас с ней даже произошло что-то вроде смыкания: в какой-то момент я даже перестала понимать, где я, а где Ксюша. При этом она одновременно смотрела картинку, крутила фокус на фотоаппарате и бегала за актрисами, так что ей пришлось тяжелее других. Я вообще не знаю, как она это вынесла: уж Ксюша-то точно не спала эти четверо суток.
– Наташа, режиссеры часто говорят, что берутся за какую-то тему, потому что она им близка. Что общего у вас с «Сестрами»?
– Самое странное, что ничего. У меня нет сестры, а в семье никогда не было алкоголиков. Но, возможно, дело не во внешних обстоятельствах, а в каких-то внутренних проявлениях. Например, чувство вины (одна из героинь никак не может простить себе небольшое детское прегрешение – прим. редакции). Я с этим чувством хорошо знакома, меня очень легко на него подсадить, поэтому я его ненавижу, но оно вечно со мной. Или ситуация, когда близкие люди вдруг перестают быть друг другу родными, потому что один из них уже далеко не тот человек, каким был раньше. При этом внешность его осталась прежней. И ты разговариваешь с ним, он тебе отвечает – и тебе кажется, что ничего и не изменилось. Но, на самом деле, в его оболочке уже совсем другой человек – а ты до последнего не можешь в это поверить. И вот как раз именно этот диссонанс, этот парадокс между внешним и внутренним меня тоже здорово интригует.
– Кстати, о парадоксах. Если я правильно понимаю, они вам очень интересны. Причем, и как режиссеру, и как сценаристу.
– Мне кажется, что «парадокс» – самое главное в режиссуре. И если бы я объясняла, что такое режиссура, я бы начала именно с этого слова. Ведь, по сути, любой фильм – это рассказ истории: сценарист и режиссер как бы двигаются из точки А в любую другую точку. Вопрос лишь в том, как именно им идти. И вот для меня этот путь – путь парадоксов.
– Наташа, сегодня многие замечают, что девушки в кино выходят на первый план и культ сильной героини постоянно набирает обороты, хотя ему предсказывали быстрое исчезновение еще несколько лет назад. Как вам кажется, в чем причина?
–Я бы сказала, что таким образом восстанавливается паритетность. Но это бросается в глаза, потому что раньше такого не было вообще. Образцовым человеком всегда был мужчина. И это касается не только искусства. Возьмем, например, медицину: я столкнулась с одним исследованием, в котором говорилось, что все рекомендуемые дозы препаратов для взрослого человека (например, обезболивающие) рассчитаны именно на мужчин. А на женщинах даже тесты раньше не проводились. Когда же их начали проводить, вдруг выяснилось, что на женщин ряд лекарств или вообще не действует, или действует по-другому, или доза нуждается в корректировке. Или краш-тесты. Известно, что при авариях женщины гибнут чаще мужчин. Объяснялось все это просто: «ну, она же курица, не может нормально вести машину». А дело не в этом. Просто краш-тесты рассчитывались на мужчин. А для девушки, возможно, расстояние между рулем и водителем нужно менять – тогда женщины при авариях будут погибать реже. Ну, и так далее.
– То есть сегодняшний интерес к женской теме в кино связан прежде всего с восстановлением баланса, а не с тем, что женщины становятся сильнее, набирают вес в обществе и далее по списку?
– И поэтому тоже. Но это же помогающие друг другу потоки. А если уж говорить о женщинах в кино… Вот я часто слышу разговоры о том, что «слишком много баб сейчас полезло в кинематограф, а как же пресловутые борщи» и так далее. Но это ведь просто иллюзия. На самом деле, женщинам-режиссерам «позволено» делать только авторское кино, потому что оно недорогое, заниматься документалистикой, потому что там бюджеты еще меньше, и коротким метром, который вообще ничего не стоит. А вот женщин, снявших блокбастеры, мы почему-то не знаем…
– Знаем! Кэти Янь сняла «Хищных птиц», которые месяц назад стартовали в прокате.
– Отлично, одну вы знаете! А скольких еще??? Так что Кэти Янь пока исключение. Я же говорю о том, что женщинам-режиссерам по-прежнему не доверяют большие бюджеты, не доверяют серьезные проекты – и в итоге они вынуждены уходить в гетто авторского кино.
– Хочется вырваться из этого гетто?
– Дело не в этом. Я о том, что истерия «женщины-режиссеры все захватили» – это выдумка, мыльный пузырь. Кино – это по-прежнему мужской мир, и в ближайшее время он вряд ли изменится. Знаете, сколько женщин за сто лет существования «Оскара» получили статуэтку за режиссуру? – Одна! Так о каких женщинах в кино мы говорим?
– Наташа, а если вдруг вам предложат снимать блокбастер? Допустим, придет к вам условный Роднянский или Бондарчук и скажет: «Вот вам деньги, Наташа, снимайте»…
– С нашими блокбастерами все вообще по-другому. Крупные проекты всегда связаны с большим количеством графики, с трюками и так далее. У нас же все эти вещи находятся на уровне «один раз получилось, а второй раз не выйдет». И это просто катастрофа. Говорю по собственному опыту: снимаем какой-то трюковой эпизод, делаем дубль, разворачиваемся (чтобы снять сцену с другого ракурса – прим.редакции) – и привет, уже не получается ничего. Поэтому я никогда не настаиваю на том, чтобы трюки выполняли актеры: боюсь, что или травма будет, или что-то похуже. Что же касается компьютерной графики, то рисовать огонь и взрывы мы более-менее научились (ура!), однако какие-то нестандартные вещи могут делаться вечно. Поэтому если условный Бондарчук или Роднянский мне что-то предложат, то я за их блокбастер, конечно, возьмусь (почему бы и нет?!), но только в том случае, если увижу, что трюки и графика будут делаться на голливудском уровне.
– Тогда давайте вернемся к «Очень женским историям». Я заметила, что в большинстве новелл почти нет мужчин: они находятся где-то на периферии…
– В моих «Сестрах» они вообще просто фон! Но, если честно, то на историю сестер я смотрю не как на женскую: она для меня прежде всего человеческая. То есть что-то похожее могло бы случиться и с двумя мужчинами. Так что пол в данном случае не так уж и важен. Кстати, я не думаю, что женщине проще снимать про женщин. В последнее время мужчины стали так часто интересоваться женскими инсайдами, что иногда это у них получается лучше. Все-таки мы многого не замечаем: есть вещи, которые для нас – привычный жизненный фон, а для них – новый мир, откровение и открытие. Поэтому мужской взгляд может быть очень интересен: например, «Дылда» Балагова.
– Сейчас все чаще и чаще можно услышать слово «режиссерка». Как вы относитесь к такому феминитиву?
– Сначала тошнило, сейчас думаю, что пора привыкать. Есть же во французском языке слова realisateur и réalisatrice. Хотя у нас бы, наверное, сказали «реализаторка», а это, конечно, уже не так изящно звучит (улыбается).
– А как вам кажется, есть ли смысл делить режиссуру на мужскую и женскую?
– Я долго была ярым противником деления на гендер в режиссуре. Мне это даже казалось оскорбительным. Знаете, раньше ведь не было феменитивов, поэтому говорили просто: или режиссерша, или «та баба, которая снимает кино». Я когда впервые это услышала, у меня чуть кровь из ушей не пошла.
– Но хоть какую-то разницу между режиссером и режиссеркой кроме суффикса «ка» можно найти?
– Я пытаюсь с этим разобраться, хотя пока ответа на этот вопрос у меня нет. В любом случае, на мир мы смотрим по-разному. Помните ведь расхожее выражение: «Мужчины с Марса, женщины с Венеры»? Так что я думаю, что разница есть. Хотя я, к примеру, воспитывалась в режиссуре мужской. Потому что на высших режиссерских курсах гендерного разделения нет: на тебя смотрят, как на образцового человека, как на мужчину. И мастер не делает никаких поправок на пол. Поэтому ты выходишь оттуда кем-то вроде солдата Джейн. С другой стороны, мы же помним Веру Хитилову с ее «Маргаритками» – наверное, именно с нее и начало формироваться понятие «женской режиссуры». Но я за собой замечаю, что у меня какой-то мужской подход: видимо, учеба на курсах все-таки сказывается.
– Наташа, и последний вопрос. В ваших фильмах всегда очень много провокационного. Но возможна ли режиссер Наташа Меркулова без провокаций?
– Думаю, нет. Я вообще именно через призму провокаций смотрю на кинематограф. Вы же не пойдете в кинотеатр на какой-нибудь нудный фильм? Вот и я не хочу такие фильмы снимать. Мне нужно, чтобы кино хоть немного поднимало температуру, иначе неинтересно. И, кстати, под словом «нудные» я вовсе не имею в виду тягуче-медленные, экзистенциональные фильмы, которые обожаю: в них тоже полным-полно провокаций. И они почти всегда строятся на парадоксах. Да и все искусство парадоксально – иначе оно бы перестало быть искусством.
Вера Аленушкина
«Очень женские истории» в прокате с 6 марта
2024 Все права защищены
