Мы в Москве 1921 года. Голод, холод, вши, сыпной тиф, неустроенность, непредсказуемое будущее. Михаил Чехов играет заглавную роль в «Эрике XIV» Стриндберга в Первой студии Художественного театра. Это чудо: его герой страшен, но при этом он вызывает острую, совершенно иррациональную жалость.
В относительно сытом нэпмановском 1927 году его несчастный и нелепый старик Муромский в «Деле» Сухово-Кобылина будет казаться единственным живым, страдающим существом в мире фантомов.
В 1928 он сыграет Хлестакова в «Ревизоре» – легкого, молниеносного, с детскими наивными глазами человека без царя в голове. Театральный критик Павел Марков, лучший знаток творчества Чехова, в 1921 писал: «среди актеров Чехов то же, что Блок среди поэтов».
В 1928, оставшись на гастролях Художественного театра за границей, эмигрировав, Чехов отправил письмо наркому просвещения Луначарскому. В нем он объяснял причины своего поступка: травля в газетах (одна из посвященных ему статей называлась «Кокетничанье с боженькой») и невозможность следовать антропософскому методу, который, на его взгляд, имел огромные преимущества перед реалистическим.
Чехов был преданным учеником эзотерика, оккультиста, ясновидящего и мистика Рудольфа Штайнера. Одна из главных работ Штайнера называлась «Теософия. Введение в сверхчувственное миропознание и назначение человека». Это многое говорит и о внутренней актерской технике Михаила Чехова и о его мироощущении.
Оно редко его подводило. Из Латвии Чехов уехал в 1934, после профашистского переворота, из Германии в 1936. В 1939, после начала Второй мировой, эмигрировал из Англии в США. Сверхчувственное миропознание вело его и на сцене, и в жизни. В 1936 ночью, на пустой берлинской улице случайный прохожий бросил: «Убирайся отсюда! Ты лишний, ты опасный!» – и это показалось ему знаком. Дело было не только в антропософии, но и в особом душевном складе, сверхчувствительности, ранимости, до предела обостренной интуиции. Это и помогало, и мешало жить: иногда его мучило все, и он находился на грани депрессии – или ему требовалась помощь. На палубе парохода, увозившего его в США, Михаил Чехов стоял посередине им же нарисованного круга: это значило, что общаться с ним не стоит. Да он тогда этого и не мог.
Михаил Чехов был гениален и, отчасти, безумен – и одно было связано с другим. Такому человеку тяжело жить в реальном мире, но опорой Чехова была вторая жена, Ксения, и близкий друг Георгий Жданов, актер, имевший большие способности к бизнесу. Чехов много играл на европейских сценах, но благодаря Жданову, взявшему на себя все организационные хлопоты, главным делом его жизни стала педагогика. Созданная им Школа-Студия работала в Англии, потом в США – среди учеников Михаила Чехова были Мэрилин Монро, Клинт Иствуд, Энтони Куинн, Юл Бриннер, Ллойд Бриджес и многие другие «звезды».
Он довольно много снимался в Голливуде, за роль в фильме Хичкока номинировался на «Оскар», – и все же это меркнет перед тем, что он сделал хорошую профессионалку (а потом – и сверхзвезду) из Монро, которую поначалу мало кто принимал всерьез. В своей книге «Моя история» та писала: «…с Майклом Чеховым актерская игра для меня значила больше, чем профессия. Она становилась своего рода религией».
А если отправиться в еще более далекое прошлое и взглянуть на его семью, станет видно, какая огромная внутренняя работа за этим стояла, и что ему пришлось преодолеть. Его отцом был старший брат Антона Чехова, Александр, чрезвычайно талантливый литератор и запойный пьяница, оставивший Московский университет на 4 курсе со званием «действительного студента».
Позже Александр Чехов служил на Новороссийской таможне: «В 8 часов вечера я уже пьян и сплю, а в пять часов утра болтаюсь с корзинкой по базару. Пью так здорово, что даже самому совестно…» Он бросил службу и приехал в Москву, тогда его отец писал: «Приехал чиновник из Новороссийска в грязи, в рубищах, в г… Все прожито и пропито, и ничего нет». Позже Александр Чехов стал журналистом, и женился на бывшей любовнице брата Антона Наталье Гольден (она родила ему Михаила).
Вот что писал Антон Павлович брату:
«В первое же мое посещение меня оторвало от тебя твое ужасное, ни с чем не сообразное обращение с Натальей Александровной и кухаркой. …Постоянные ругательства самого низменного сорта, возвышение голоса, попреки, капризы за завтраком и обедом, вечные жалобы на жизнь каторжную и труд анафемский — разве всё это не есть выражение грубого деспотизма? Как бы ничтожна и виновата ни была женщина, как бы близко она ни стояла к тебе, ты не имеешь права сидеть в ее присутствии без штанов, быть в ее присутствии пьяным, говорить словеса, которых не говорят даже фабричные, когда видят около себя женщин…»
Михаил Чехов вспоминал, как мать отправляла его в гимназию с муфтой в руках и провожатым, а отец совал ему три рубля -- на проститутку.
На этом фоне присущие ему сверхчувствительность и способность резонировать всему на свете были вовсе не удивительны. Также, как и разрушенная еще в детстве психика.
Работая в Художественном театре, Михаил Чехов однажды ушел, не доиграв спектакля, немыслимый поступок для профессионального актера. После этого он бросил сцену на год (тогда-то Чехов и увлекся антропософией). Михаил расстался с первой женой, будущей немецкой звездой Ольгой Чеховой, и перебивался, как мог в голодной революционной Москве, с больной матерью на руках. Тогда, по совету знакомого, он в первый раз открыл частную театральную школу – благодаря этому выжил, а потом вернулся на сцену.
Михаил Чехов прожил внешне благополучную, а на деле невыносимо тяжелую жизнь – действительность ранила его так, как будто он шел босиком по битому стеклу. Сам он не так много сыграл – в историю искусства вошли несколько гениальных ролей. Зато Чехов стал одним из основоположников американской актерской школы. Его школу-студию Actors Laboratory в США не зря называли «кузницей театральных талантов» – ей очень многим обязан и Голливуд.
Алексей Филиппов
Фото: архивные фотоматериалы