Фестиваль «Территория» показывает в Электротеатре современную оперу «Книга Серафима» композитора электронной музыки и режиссера Александра Белоусова. Белоусов ворвался в столичное культурное пространство несколько лет назад после премьеры оперы «Маниозис». Александр Белоусов рассказал «Культуромании» в каких электронных системах он работает и где черпает новые идеи.
– Вы учились в Киевской консерватории, занимались классической музыкой. Чем электронная музыка лучше?
– Она не лучше, это как бы еще один инструмент. Я продолжаю любить академическую музыку, а электронный синтез, звучащие объекты и все остальное – для меня это просто расширение инструментария, а не замена одной музыки другой. Этот инструментарий предлагает новые возможности для работы, но требует учитывать его свойства.
Например, в классической музыке нельзя внезапно убрать звук совсем. Даже при резкой паузе всегда остается какой-то фидбэк. А в электронике это возможно: раз – и нет звука. Плюс какие-то тембры, которые невозможно извлекать из обычных инструментов, темпы, в которых живые исполнители не могут играть. В общем, другие возможности.
– Что они дают вам как композитору?
– Знаете, для меня слово «композитор» звучит слишком громко по отношению ко мне самому. Для меня композиторы – это Бах, Бетховен, в ХХ веке Малер, Штокхаузен. Я бы себя так не называл. Мне просто удалось что-то сочинить, записать и договориться с артистами, чтобы это исполнили.
Знаете, в какой ситуации мы сейчас живем? Музыку делает просто каждый второй. В начале 2000-х приятель говорил о жизни в Берлине: «Если у тебя нет своей группы, то ты вообще не существуешь ни в культурной, ни в музыкальной жизни». А сейчас человек снимает видео на телефон, потом сам ваяет к нему звук и все. Людей, которые делают музыку, гораздо больше, чем тех, кто готов ее воспринимать, не говоря уже о том, чтобы платить деньги за билеты и диски, и так далее. У человека, который занимается музыкой, нет возможности оплачивать даже небольшое количество исполнителей, не говоря уже об оркестре.
Приведу маленький пример. Допустим, композитор, как Вагнер или Малер, мыслит только в масштабах симфонического оркестра, сочинять для камерных исполнителей ему не интересно. Какой оркестр будет его исполнять? Никакой. Потому что некому оплатить работу музыкантов. И партитура отправляется «в стол». В общем, если бюджет у проекта минимальный, остается одно – запись фонограммы. Надо понимать, что интерес к электронной музыке связан в том числе и с этой проблематикой.
- Какой должна быть электронная музыка, чтобы заменить оркестр?
- Я, например, увлекаюсь многоканальной музыкой. В таких системах масштаб звучания сравним со звучанием двух или трех оркестров. Такое и Вагнеру не снилось! Просто можно так освоить инструментарий и так расположить его в пространстве, что по количеству звуковой информации это будет сопоставимо. И, при этом, в такой технической ситуации можно импровизировать.
- Расскажите, в каких системах вы работаете?
– В основном, на аналоговых девайсах. Перезаписываю звук слоями, и когда монтирую – с ним можно сделать все, что угодно. Но поймите, это очень просто, в два движения, не делается ничего интересного. Потому что до меня это уже сделали миллиард человек - в наушниках в телефоне или ноутбуке.
– Сочиняя музыку композитор придумывает какую-то мелодию, ему приходит в голову музыкальная мысль. Что приходит в голову вам?
– Ход – сделать вот так или смонтировать что-то, обработать. Но этого мало. Должны прийти одновременно и мысль, и порыв сделать это. Например, у Бетховена это очень слышно. Вся музыка пропитана порывом воплотить то, что ему пришло в голову. Развить три звука до сонаты – это страсть. Для электронной музыки тоже нужны страсть, порыв осуществить этот ход.
– Откуда вы черпаете новые идеи?
– Иногда, вот, услышишь что-нибудь.... Сейчас мы разговариваем, а в углу работает кондиционер. Что вы слышите?
– Слышу, как он шумит.
– Понимаете, он очень красиво звучит! Вот нота Соль, потому что частота 50 Герц, на которой он работает, – это примерно нота Соль, дальше можно услышать ноту Ре… И дальше – глубже все эти заусенцы и слои тембра… Кондиционера… Его вообще можно слушать бесконечно. Или ночью в поезде можно услышать «весь поезд» – как «откровение».
Конечно, люди, которые любят симфонический оркестр и ходят на концерты, может быть, и не станут в это вслушиваться. Для них это тоже просто шум. И в мире существует много сложной изобретательной электронной музыки, сделанной умными, продвинутыми людьми, которую они даже не заметят, потому что априори не считают ее достойной внимания. Хотя это, грубо говоря, может быть сопоставимо с академической музыкой.
– Бывает, что автор оперы дирижирует ее исполнением. У вас все иначе: вы поставили свои оперы как режиссер, а с певцами занимался музыкальный руководитель. Почему?
– Наверное потому, что какие-то режиссерские способности у меня все-таки есть… А работать с певцами должен специалист: в нашем случае Арина Зверева. Интереснее, мне кажется, другое – мои внутренние взаимоотношения композитора и режиссера: в момент сочинения и предыдущей оперы «Маниозис», и «Книги Серафима» я более-менее точно знал, какой будет декорация и понимал мизансцены. Во время сочинения «композитор» предлагает «режиссеру» какие-то ходы, а «режиссер» предлагает какие-то решения. Но в процессе постановки «режиссер» мог бы отменить то, что написал композитор, сказав: «Это купируется, потому что для спектакля не нужно».
– В «Книге Серафима», которую показывают в рамках фестиваля «Территория», вы объединили «Книгу Тэль» Уильяма Блейка и главу из «Бесов» Достоевского. Что между ними общего?
– Мне был почему-то интересен Уильям Блейк, но вменяемых переводов Блейка на русский очень мало. И я взялся за «Книгу Тэль» (в переводе Бальмонта), даже какие-то темы мелодические появились. Но вообще-то было не понятно, как… А через пару месяцев пришла мысль: «Книгу Тэль» нужно соединить с главой «У Тихона» из «Бесов «Достоевского. Тонкость в том, что есть некая «точка», с которой оба текста видятся как родственные. Почему? Я бы не хотел распространяться об этом. Лучше посмотреть спектакль.
– Фестиваль «Территория» знакомит зрителей с самым актуальным исполнительским искусством разных жанров. Важно ли человеку, создающему современное искусство, знать, что делают другие его представители?
- Думаю, что это обязательно. Сейчас я, к сожалению, мало смотрю – работаю в театре без выходных и в основном в то время, когда идут спектакли. Но пока учился в Киевской консерватории, на музыканта, бывал на всех концертах, а когда учился на режиссера, смотрел процентов 70 идущих в Киеве спектаклей. Театр – это так или иначе интерпретация какого-то существующего текста. Всегда интересно, какой она может быть. Потом начинаешь еще что-то понимать, задумываешься, в каком направлении движутся люди, занимающиеся театром, видишь их стили, какие-то тренды и так далее. Начинаешь различать, как развивается мышление.
- Интересно, в каком направлении сейчас движется современное искусство и как на него повлияла ситуация с коронавирусом?
– Думаю, до нынешней весны театр (в том числе и музыкальный) постоянно расширял и размывал свои границы. Профессионалы вырывались за пределы своей профессии. Размывалась целостность драматургического и музыкального текста, сценического пространства, стирались границы между искусствами, их объективные законы стали более размыты… В момент самоизоляции в жизнь вошли новые коммуникации. Люди, которые раньше не понимали, как можно преподавать через Zoom, например, актерское мастерство, сейчас прекрасно это делают. Мы вступили в новый процесс, который еще предстоит осознать.
Скажу так: импринт от нынешней ситуации остался у всех – как “шрам”. Как у людей, переживших чуму: всегда есть опасение, что это случится опять. Это тоже тематизируется. Это я о психологическом аспекте. Новые технологии, раз в них уже освоились, тоже будут применять и развивать. Надеюсь, что в обозримом будущем они не станут доминантными.
– Что планируете написать или поставить в ближайшее время?
– Об этом сейчас говорить сложно из-за неопределенности того, что будет дальше. Если затевать какой-то новый музыкально-театральный проект, будет ли возможность его осуществить? Кроме того, темы, которые мне казались актуальными до карантина, в нынешней ситуации видятся иначе, трансформируются. Возможно, внутренне развиваются.
Ольга Романцова