Художник Марина Курчевская об авангардном «Заячьем хвостике», Табакове за «маской» дедушки Крылова и своей безграничной любви к анимации
Всю жизнь она «играет» в куклы. В детстве, студенткой во ВГИКе, на киностудиях. А теперь в том же институте со студентами. Член Академии кинематографических искусств «Ника», призёр кинофестивалей отметила в октябре юбилей.
— Марина, где ваши новые мультфильмы? Последний, «Сказка про Ёлочку», вы как художник-постановщик выпустили на студии «Пчела» в 2011 году...
— Как пел Александр Вертинский: «Самой нежной любви наступает конец…» Так тогда и случилось. Причины? Усталость, неудовлетворённость собой, много разных мелких поводов, о которых и вспоминать не хочется… К тому же годом раньше меня пригласили преподавать во ВГИКе изобразительное решение фильма. Это стало мне интереснее: по сути, «делаешь» свои мысли руками студентов, да плюс ещё их головой, если повезёт. И потребовало большого количества времени и сил. От работы со студентами получаешь мощную энергетическую подпитку, но и выжимают они тебя тоже безбожно! Голова обязана думать и придумывать сразу несколько решений разных тем, и надо быть умнее молодых. Иногда это трудно.
— Поступив в 1976 году во ВГИК, насколько вы, дочь классика отечественной анимации, режиссёра, художника и сценариста Вадима Курчевского, были свободны в выборе профессии?
— После окончания Московского художественного училища памяти 1905 года, где я училась у прекрасного театрального художника и педагога Татьяны Сельвинской, у меня, конечно, было огромное желание работать в театре — привлекали его выдуманное пространство, уход от натуралистичности жизни, как в кино. Я даже имела опыт работы декоратором во МХАТе, где писала шваброй громадные фоны, что очень помогло мне потом делать то же не задумываясь на киностудии «Союзмультфильм». Но в итоге тяга к куклам и кукольной анимации перевесила.
— Во время учёбы вы, наверное, находились на особом счету, и у руководителя мастерской Ивана Иванова-Вано тоже?
— На особом счету во ВГИКе никто не находился. Студента ценили не по фамилии — там встречались династические фамилии гораздо круче моей, — а по работам. Выпускники конца 1970 — начала 1980-х — это цвет российского современного кинематографа, перечислять их имена устанешь! Например, моим одногруппником был нынешний оскароносец Александр Петров, тогда просто Шурка из Ярославля…
Иван Петрович Иванов-Вано дружил с отцом и часто приходил к нам в дом. Когда я была маленькой, он забегал к нам пообедать, прилечь отдохнуть, и как-то я спросила: «А у вас свой дом есть?» На что Иван Петрович ответил: «Старый гном, старый гном, у него повсюду дом». Мы звали его нежно — Ваня. Он казался нам ужасно старым, смешным со своей нелепо оттопыренной губой. На Ваню было легко рисовать шаржи. Он любил своих студентов, подкармливал тех, кто жил в общежитии, звал к себе домой. Все вспоминают о нём с большой теплотой.
— Эскизы для кукольных фильмов напоминают о декорациях в театре. Поэтому рисованные не представляли для вас интереса?
— Анимационное кино прекрасно своим выдуманным нереальным миром. Основной строительный материал анимации — метафора, гипербола и гротеск. Снимать реалистических человечков в натуральной среде, имея такую богатую возможность фантазировать и выдумывать, нелепо. Поэтому мне так близка условная театральность происходящего на экране, отстранённость от реалий, придуманность ситуаций и персонажей. Иногда чувствуешь себя создателем мира, творцом, способным управлять этим миром!
Рисованное кино предсказуемо. Там не бывает случайностей! В куклах есть поразительная тайна. Почему одна кукла живая, а другая не может играть? Как железяка с деревяшкой сама по себе улыбается или смотрит искоса? То ли свет тому виной, то ли мастерство аниматоров? Чем заняты куклы ночью на макете? Что они там вытворяют, когда никого нет? Заходишь утром в павильон, а на макете что-то неуловимо изменилось... Правда, в нашем церковном здании, где находилось кукольное отделение «Союзмультфильма», по ночам царили мышиные полчища, зачастую обкусывая головки куклам и разрушая макеты… Но мыши куклам не помеха, может, они вместе ночью безобразничали и устраивали танцы?.. Нам так веселее было думать. Словом, кукла — это всегда мистика, магия, колдовство. Поэтому меня никогда не тянуло даже попробовать себя в рисованном кино.
— Самый страшный сон для художника?
— В институте ночной кошмар являлся перед просмотрами: идёт развеска, а у меня нет работ... До сих пор иногда такое снится, просыпаешься в холодном поту! Иногда в ночи пробивает какая-то идея — срочно вскакиваешь и её зарисовываешь или записываешь! У меня даже всегда листок и карандаш лежат возле кровати. Не запишешь, так и растает вместе с рассветом.
— Взыскательность к себе — это у вас фамильное?
— У моего отца, с которым я начинала свои первые фильмы — «Солдатский кафтан» (1983) и «Заячий хвостик» (1984), планка требований как режиссёра была чрезвычайно высока. Он заставлял меня проходить все стадии подготовительного периода самой, начиная с подробных эскизов и чертежей декораций и кукол, росписи головок и костюма, пятиметровых фонов, установки макета. Поэтому я всё умею сама. В кукольной анимации художник-постановщик — это человек в фартуке, заляпанном краской, с грязными руками и кистями в одном кармане и молотком и гвоздями в другом. Но, конечно, его основная творческая задача — придумать уникальный и неповторимый мир каждого фильма, населить его живыми героями. И их нужно очень любить. Без любви ничего не получается.
С отцом работать было нервно… Я всё время боялась ошибиться, не понравиться, не дотянуть. Потом этот страх ушёл, появилась уверенность в себе.
— Какой фильм считаете своей визитной карточкой?
— Трудный вопрос. Спросите у мамы, кого из своих 30 детей больше всего любит. Наверно, она сильно призадумается.
Своих детей любишь любыми — глупыми, капризными, некрасивыми, злыми… Каждый фильм — это год моей жизни, которую я проживаю вместе с персонажами, завтракая, стоя под душем, гуляя с собакой, засыпая, просыпаясь ночью… Далеко не все фильмы, где я принимала участие, меня устраивают. Художник не всегда волен делать то, что хочет. Счастье, если есть полное совпадение взглядов со сценаристом и режиссёром, съёмочной группой...
Из первых работ мне очень нравился фильм «Заячий хвостик» по сценарию Людмилы Петрушевской. Совершенно авангардный, условный. Я оттянулась там в полном разгуле фантазии и буйством красок. И хотя сейчас, конечно, он смотрится несколько архаично, изображение и персонажи нисколько не устарели.
Последние 10 лет я проработала с режиссёром Марией Муат, нас связывала и дружба. Это лучшее время в творческом плане, когда режиссёр и художник — единомышленники, они сливаются в видении картины, сообща выдумывают жизнь героев. Мы обсуждали картину, таскаясь по магазинам, в гостях, сидя за столом или собирая грибы в лесу. Хотя всякое бывало… Могли и ссориться. Из наших совместных фильмов очень люблю «Снегурочку» (2006) по пьесе А. Н. Островского. Как мне кажется, там хорошо видна работа художника, что для меня важно. Ещё любимый — «Он и Она» (2008). Это история старосветских помещиков. Нежный фильм о любви и смерти. Весь воздушный, наполненный светом. Оператор — высокий профессионал, работавший с самим Юрием Норштейном, замечательный Игорь Скидан-Босин. В кукольной анимации художник накрепко связан с оператором, они вместе создают дыхание фильма. Игорь — это знак качества!
— И всё-таки от режиссёра или художника в большей степени зависит успех фильма?
— Предугадать его довольно сложно. Когда я нахожусь в процессе работы над фильмом и непрерывно что-то делаю руками, то мне всё нравится. Когда фильм близок к завершению, нравится перестаёт абсолютно всё, хочется всё переснять… Через какое-то время смотришь на свою работу отстранённо и удивляешься: а ведь здорово получилось!
Наше ремесло коллективное. Мозг и предводитель безусловно режиссёр, но анимации не существует без изображения. Порой отличный режиссёрский ход может быть загублен плохой картинкой, чаще же прекрасное изображение убивается беспомощной режиссурой.
Сейчас в фаворе авторское кино, где сценарист, режиссёр, художник, аниматор и композитор совмещаются — и иногда весьма успешно — в одном лице. Мне такой подход абсолютно чужд.
— Вроде бы сложнее сложного в мультипликационном кино — найти типаж...
— Типаж — это, наверно, основа не только анимационного кино. В любом фильме всегда притягивают неординарные личности, яркие характеры. Тем более в нашей профессии, когда одушевить и сделать героем можно не только человека или животного, но и любой предмет: камень, цветок или палочку. Андрей Ушаков поставил фильм про путешествие двух носочков — «Носки большого города» (1999), и зритель очень переживает и сочувствует им. Потому что в анимации любой предмет наделён душой.
— Персонаж — всецело порождение фантазии художника или не исключены и реальные прототипы?
— Большинство персонажей, безусловно, выдуманы. Главное, чтобы помимо внешних особенностей кукла имела харизму. Но это зависит не только от художника, а во многом — от аниматора, который оживляет куклу. Как и в кино, кукла может быть хорошим актёром, а может — и плохим…
Часто ищу прототип среди окружающих меня людей, могу увидеть интересную личность в метро и зарисовать. В фильме «Девочка Люся и дедушка Крылов» (2003) мы с Муат отталкивались от внешности Олега Табакова, который озвучивал Крылова, хотя внешне они не похожи. В «Снегурочке» царя Берендея наделили чертами Петра Фоменко, а Мизгиря я скопировала с фотографии моего мужа Вадима Жука в молодости. Однако сходство со знаменитыми личностями проходит намёком, не впрямую, скорее, ментально.
— Когда-нибудь персонаж загонял вас в тупик?
— Конечно, нет! Работать над поиском персонажа — счастье. Отрицательных делать всегда интереснее — у них более яркая индивидуальность. С детьми тоже не всегда просто — есть опасность, если нет каких-то особенных черт их характера, идти по сладким штампам. Но все герои мультфильма — это людские типажи. Будь то человек, зайчик или чайник.
— Вы скрупулёзно и, кажется, с удовольствием прописываете своих героев. Вспомнить хотя бы двух сверчков — пана Теофаса и пана Боло, старушку Черепаху, пани Летучую мышь, пани Муху и их наряды («Музыкальный магазинчик», 1989). Очевидно, для вас нет несущественных мелочей?
— Каждый персонаж, повторяю, нужно любить. Начиная от замысла и рисунка, он постепенно обрастает плотью, одеждой, гримом… Один горячо любим, другой — не очень… Стараюсь расписывать лица и костюм сама — мне так проще, чем объяснять мастерам по куклам, чего хочу. Это время только моего проживания и соприкосновения с персонажем. По сути, я его вынашиваю, как мать — дитя. А уж дальше он сам идёт в люди.
— Сыграв свои роли, куда уходят куклы?
— На покой. В музеи, которых теперь много. Некоторые живут в моём доме, я их вывожу на встречи со зрителями и на фестивали, чтобы в это время не скучали в одиночестве. Даже если снимается продолжение с теми же куклами-героями, их, как правило, делают заново. Они изнашиваются, ломаются шарниры, нежные пальчики рук, облупливается краска.
— Вы склонны поддаваться эмоциям?
— Художник не может быть не эмоциональным! Я могу здорово психануть, когда что-то не получается, расплакаться, спорить. Было дело, даже ушла с середины картины, не найдя взаимопонимания с режиссёром, и сняла свою фамилию из титров.
— Из-за чего конфликт?
— Я хотела поэтического возвышенного и образного решения фильма, а режиссёр тупо придавливал к земле. Не срослось.
— После «Поединка» (2005) вы окончательно расстались с «Союзмультфильмом». Почему?
— Для меня тогда «Союзмультфильм» себя исчерпал… Нечто подобное творилось на всех студиях страны. Трудное было время, скорее, безвременье… Сократили финансирование, развалились кукольные цеха студии, все мастера работали по домам, на декорации и кукол денег не хватало, бегали на помойки, собирали досочки от фруктовых ящиков, сами делали сложнейшие декорации из картонных коробок, сами расписывали, выдумывая фактуры, чтобы скрыть нищету… Куклы в производстве дорогие — самим не сделать сложную шарнирную конструкцию, артикуляцию и прочую механику… Словом, кукольное производство на студии практически закончилось. Возродить его смог лишь Станислав Соколов, поставив в сложнейших условиях свою «Гофманиаду» (2016).
— В этом году вы отбирали лучшие фильмы для показа в конкурсной программе XXVI Открытого российского фестиваля анимационного кино в Суздале. Анимация как искусство теряет свои позиции?
— Нет, не теряет и не умирает. Анимационное кино будет, надеюсь, вечно, как вечно будут рождаться новые маленькие зрители! Меняются формы, ритм фильмов, запросы зрительской аудитории. Но творческое и эмоциональное содержание картин остаётся, и смеяться и рыдать над ними зритель будет всегда. Сейчас идёт огромный поток стандартного мусора, однотипных сериалов, лавина незапоминающихся лент с неприметными героями, шевелящимися в незапоминаемом пространстве. Однако существует и великолепная авторская анимация, почти не доступная широкому зрителю из-за отсутствия нормального проката и специальных анимационных кинозалов, как раньше. Высокое анимационное кино и коммерция не совместимы. Поэтому на экране зритель видит массовый ширпотреб, а удивительная высочайшего качества мультипликация для него закрыта! Ему не знакомы имена Светланы Филипповой, Антона Дьякова, Дмитрия Геллера, Светланы Андриановой, Натальи Мирзоян и многих других очень талантливых авторов, которые получают призы на международных фестивалях, а в своей стране никому, по сути, не нужны.
— Компьютерная графика заменяет художника с кистью и карандашом?
— Компьютерная графика — это и есть современный карандаш и кисть, только с ещё бо́льшими изобразительными возможностями. Всё равно за компьютером сидит художник и так же работает руками и придумывает головой.
— На ваш взгляд, стоит ли идти на поводу у зрителя с клиповым мышлением?
— Автор ни при каких обстоятельствах не должен потакать вкусам зрителя — на этом искусство бы закончилось. Сейчас Андрей Хржановский сделал великий полнометражный анимационный фильм «Нос, или Заговор «не таких». Сложнейший, требующий от зрителя знания истории, ассоциативных временных параллелей, литературы, изобразительного искусства… Смотреть эту картину тяжело и нужно не один раз, открывая новые пласты. Неподготовленный зритель просто уйдёт из кинотеатра с досадой. Мыслящий и заинтересованный — останется. Это анимация для избранных.
— А вы не думали о режиссуре?
— Меня полностью устраивает моя профессия! И я в ней состоялась. Мне не стыдно ни перед памятью своего отца, ни перед коллегами практически ни за одну мою работу. В бытность работы на «Союзмультфильме» мне предлагали сделать фильм самой, но я в итоге отказалась. Режиссура требует большого напряжения и умения организовать коллектив. Не умею руководить людьми и не хочу. Режиссёр, как ни крути, всегда диктатор. Художник же, по сути, всегда самодостаточен. Режиссёр — это земля, а художник — воздух! Мне с режиссёрами везло.
— Есть ли желание испытать себя совсем в иной сфере — написать мемуары?
— Мне катастрофически не хватает времени. Существует столько интересного помимо кино! Я увлекалась текстильной куклой, работала с кожей, электролобзиком — пилила из дерева шарнирные скульптуры, валяла из шерсти, лепила из ваты ёлочных человечков, работала с папье-маше и занималась батиком… А сколько не сделано! Надеюсь, всё ещё впереди! Может, и мемуары буду писать, когда придёт свой черед!
Елена Константинова
Фото из личного архива Марины Курчевской, публикуется с ее разрешения
2024 Все права защищены
