«Храните рукопись, о други, для себя….». Выставка в музее А. С. Пушкина

<h2>Внимая просьбе Пушкина хранить и иногда читать его «свиток верный», отдел рукописей московского музея хранит огромное количество документов, связанных с поэтом, его семьей и друзьями. Среди них есть личные письма, записные книжки и рукописные дневники с рисунками на полях, списки литературных произведений Пушкина, Грибоедова, Жуковского и других писателей, а также документы, которые упоминаются в этих произведениях. Это крепости на покупку крестьян и имений, паспорта и подорожные, векселя и заемные письма, - бумаги, сопровождавшие жизнь российского дворянина.</h2> Некоторые рукописи представляют собой самостоятельное произведение искусства – как образец каллиграфии, и все они являются свидетелями своей эпохи – свидетелями, которые готовы рассказывать о ней, ничего не скрывая. Один из авторов выставки, хранитель коллекции «Рукописный кабинет» Наталья Табакова, подсказывает, что по рукописям можно оценить ту революцию, которая произошла в общественной жизни в начале девятнадцатого века. - В пушкинское время произошла радикальная смена каллиграфического направления, и мы здесь это показываем. Вот письмо конца XVIII века, оно написано двумя людьми в возрасте шестидесяти лет. Два почерка, и оба старинные, на основе древнерусской азбуки. В пушкинское время так уже не писали. Из Англии, из Франции и Италии пришло скорописное письмо. Границы были открыты, и дворянство быстро переняло новые веяния. Появляются новые азбуки и новые прописи. Посмотрите азбуку 1903 года – абрис букв совершенно иной. В первом зале нашей экспозиции можно увидеть пропись, которая принадлежала сыновьям графа Салтыкова, она интересна своим переходным характером. Тип букв дан ребенку новый, совершенно иной, и хотя его почерк еще переходный, на одной из страниц говорится, что это почерк на французский манер. Мы знаем пушкинскую руку, его летящий почерк. Но он появился уже на основе новых прописей. И не только почерк, но и его монограммы, его росписи, эти его птицы летящие. В новой азбуке есть и такие рисунки, то есть росписям обучали. - Принято считать, что почерк характеризует человека, его личность и психологическое состояние. Можно ли по почерку Пушкина узнать о нем что-то такое, о чем не знали его современники? - Вы знаете, у него же был очень разный почерк. В лицее у него был почерк бисерный и очень понятный, очень ясный, что, как считают психологи, говорит об уравновешенности натуры. Тем не менее мы же знаем, что отрок Пушкин этим качеством не отличался. Шаловливый был мальчик. Что касается его взрослого почерка, понятно, что этот человек очень много писал. У нас есть полный комплект дублей всех пушкинских рукописей, известных в России, это 12 000 страниц. Вы только представьте себе – он ушел из жизни в тридцать семь лет, и столько исписал. И рука, понятное дело, развилась до такой степени, что скоропись переходила в стенографирование. Очень сложно разбирать его черновики. Но когда он переходил на чистовик, то писал очень понятным, четким почерком. То есть человек контроль над собой держал постоянно. - Я знаю, что кроме копий пушкинских рукописей у вас есть один подлинник, которым музей очень гордится. - Это наш главный экспонат, он называется «Регистр к книгам господина Пушкина». К нам он попал не как пушкинский автограф: думали, что список книг, которые Александр Сергеевич заказывал в библиотеке имения Гончаровых «Полотняный Завод», сделан рукой писаря. Но были проведены две экспертизы, и обе подтвердили, что это пушкинский почерк. Четыре строчки внизу листа признаны экспертами-филологами и экспертами-криминалистами почерком Пушкина. Лично я думаю, что его рукой написаны все строчки на этом листе, но главное, что мы обнаружили этот документ в собственном фонде. Ситуация уникальная, потому что все рукописи Пушкина собраны в Петербурге, они были свезены туда после войны. В советское время получить пушкинский автограф не было никакой возможности. Вторая наша реликвия – письмо родителей Пушкина к Афанасию Николаевичу Гончарову, деду Натальи Николаевны. Это рекомендательное письмо – накануне свадьбы они рекомендуются друг другу, выражают любезность, почитают себя совершенно счастливыми предстоящим бракосочетанием. - Такие письма тоже рассказывают об эпохе, о тех правилах, которые определяли общение. - Да, хотя это все же письмо формальное. На мой взгляд частную жизнь и тип взаимоотношений между людьми характеризуют письма из семейных архивов, домашние письма – матери к детям, детей к родителям. Екатерина Бакунина, первая любовь Пушкина, пишет своей дочери, которая вышла замуж и уехала, чуть ли не каждый день, и письма эти очень эмоциональные – в то время люди не боялись высказывать свои чувства. - А вы чувствуете, что ваши экспонаты становятся все более ценными по мере того, как из нашей жизни уходит бумага? - Конечно. Вообще выставка посвящена идее ценности тех документов пушкинской эпохи, которые мы собрали. Но я бы выделила еще одну тему – ценность рукописного документа на бумажном носителе, который доходит через века к потомкам. Потому что в век цифровых технологий не очень понятно, что останется, какие свидетельства. Бумага фиксирует индивидуальность человека и хорошо сохраняется. Для XIX века это особенно характерно – там и бумага другая, и чернила орешковые. - То есть натуральные. А как их делали? - Из наростов на дубовых листьях, которые называли орешками. Когда насекомые откладывают в дубовую почку яйцо, вокруг образуется бледно-зеленый шарик. Эти шарики собирали, выжимали из них сок, смешивали с купоросом, и писали такими чернилами несколько веков, пока не появились синтетические. Чернила были орешковые, а бумага полотняная, то есть сделанная из тряпичного сырья. Документы XX века хранить намного сложнее, они быстро выходят из строя. - Теперь понятно, почему «Полотняным Заводом» называли бумажную фабрику. - Изначально там, как я понимаю, изготовляли паруса. Вообще бумагоделание было тесно связано с флотом. При Петре был издан указ, предписывающий собирать тряпье и сдавать на производство бумаги. Две бумажных фабрики входили в ведомства Адмиралтейства. Из обрезков парусов делали бумагу, и две эти отрасли оказались взаимосвязаны. Кстати, при Дмитрии Гончарове, брате Натальи Николаевны, который унаследовал бумагоделательный завод Гончаровых, дело процветало, и Пушкин пользовался этой бумагой. У нас есть любопытное письмо из архива этой семьи. Дмитрий Дмитриевич Гончаров, племянник жены Пушкина, пишет из Франции. Живет он у Дантеса, который в ту пору занимает высокое положение – он сенатор, имеет свою ложу в театре, рядом с ложей императора. Дмитрий старается показать дядю (Дантес был женат на старшей сестре Натальи Николаевны – Екатерине Гончаровой. - Прим. ред.) во всем блеске. Дантес действительно помогал Дмитрию, тепло к нему относился. И в то же время – это уже были 50-е годы – постоянно напоминал о том, что имеет право на часть наследства Екатерины, которая умерла во Франции. Но мы показываем не только личные письма и записки, но и самые разные документы эпохи. В последнем зале собраны патенты на чины, карты межевания, купчие, родословные. То, что связано с крестьянами – ревизская сказка, купчая на землю и купчая на крестьян. - Ревизская сказка – то, что Чичиков переписывал? - Практически да. Правда, здесь беглые крестьяне числятся, ему было нужно несколько иное. Здесь же финансовые документы – векселя, расписки. Вот это расписка почтовой конторы, в которой можно было сделать денежный перевод. Расписка дана крестьянину, который переводит деньги довольно далеко – в Молдавию. И те бумаги, которые нужно было брать с собой в дорогу – паспорт, подорожная. Паспорт не был в то время свидетельством, которое идентифицирует личность. Смысл паспорта был в том, чтобы предъявлять в разных пунктах своего путешествия. А вот еще одно забавное свидетельство времени – извлечение из предписания станционному смотрителю. - Этот тот самый несчастный человек, которому Пушкин посвятил целую повесть. Он пишет, что станционный смотритель – сущий мученик, огражденный своим чином только от побоев, да и то не всегда. Неужели действительно могли поколотить? - По сути, перед нами обозначение прав станционного смотрителя и проезжающего. Сам станционный смотритель обязан был вести себя, как здесь указано, кротко и благожелательно, но если случатся побои и рукоприкладство, может подать жалобу на имя Государя. И проезжающего, который вышел из себя, накажут штрафом. «За оскорбление и притеснение штраф 100 рублей». Татьяна Филиппова

Музеи и выставки

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок

История