Как изменит мир пандемия коронавируса: историк Павел Уваров о последствиях знаменитых эпидемий

<h2>Историю человечества меняют не только великие полководцы и строители империй, но и массовые эпидемии. Одной из самых страшных была пандемия чумы, пик которой пришелся на 1346 – 1353 годы. «Черная смерть», как ее называли, сократила население планеты на треть и привела к глобальным изменениям в экономике, политике и сознании людей. О том, какую роль сыграла эпидемия в развитии Европы, «Культуромании» рассказал член-корреспондент РАН, завкафедрой социальной истории факультета истории НИУ ВШЭ Павел Уваров.</h2> - Павел Юрьевич, уже сейчас нам всем понятно, что вспышка коронавируса изменит мир, мы уже никогда не вернемся к прежней жизни. Чтобы представить себе будущее, мы оглядываемся на прошлое, вспоминая самые разрушительные эпидемии в истории, от Юстиниановой чумы в Византийской империи до «черной смерти» в средневековой Европе. Какие перемены принесла Европе эпидемия чумы четырнадцатого века? - Если вы помните, «Декамерон» Боккаччо начинается с описания того, что происходит во время чумы, и это описание очень суровое: рвутся социальные связи, распадаются семьи, люди боятся ухаживать за больными, все христианские добродетели забыты. И вот в этой ситуации прекрасные молодые люди уединяются и начинают рассказывать друг другу истории вопреки царящей вокруг панике. Последствия чумы четырнадцатого века прежде всего экономические: народу стало меньше. Причем именно в городах, там, где плотность населения была высока. Сельская местность, вероятно, тоже была затронута, но мы об этом меньше осведомлены, потому что не осталось ни хроник, не дневников, в которых бы что-то говорилось об этом. С точки зрения экономики больше всего пострадали люди, которые жили, используя наемный труд. А таких людей было много. Это и хозяева каких-то боттег, то есть мастерских, и те, у кого на полях работали батраки. Работников не хватает, и появляется так называемое «кровавое законодательство» против бродяг и нищих: их обязывают наниматься на работу за фиксированную плату. Первый раз тех, кто не хочет подчиниться, бьют плетьми, потом клеймят и в конце концов вешают. Пятнадцатый век – это век крестьянского благосостояния, крестьяне в целом неплохо себя чувствуют, кроме тех случаев, когда начинается война или какое-то другое бедствие. Остатки личной зависимости крестьян, то, что у нас называется крепостным правом, уходят в прошлое. В сельском хозяйстве возникает специализация: если раньше все сеяли зерновые для собственного прокорма, то сейчас кто-то красители выращивает, кто-то хмель. Начинается развитие товарного хозяйства, то, что потом перерастет в капитализм. В сознании людей тоже происходят большие перемены - появляется осознание бренности всего. Бренностью человека Средневековья не удивишь, потому что все либо читали, либо слышали об Апокалипсисе, конце света, и о том, что он довольно скоро наступит. Трудно найти человека, который был бы таким оптимистом, чтобы об этом не думать. Но тут как-то уж очень близко смерть подступила, и неожиданно. Что еще очень важно: для средневекового человека важно умереть правильным образом, чтобы перед смертью было причастие, исповедь, соборование. Смерть во сне, которая у древних греков считалась величайшим благом, даром богов, для средневекового человека или человека раннего Нового времени была катастрофой. Ты умер, не исповедовавшись, -- грехи на тебе! И кто отмолит, если ты ушел внезапно, не успев написать завещание? В завещании ты все предусмотрел, вклад в монастырь, каким-то беднякам раздал деньги, чтобы молились за тебя, пока ты будешь в чистилище. А тут ты умер абсолютно не подготовившись. Это было самым страшным. Воспоминание о смерти людей очень сильно переделывало, трансформировало. Появляется цикл «Плясок смерти», которого до конца четырнадцатого века не было. Художники рисуют изображения, на которых скелеты пляшут вместе с живыми людьми, среди них император, аббат, крестьянин, невинный младенец. Перед лицом смерти все равны. Кому нужно молиться в случае чумы? Во-первых, Святому Себастьяну. Это человек, пронзенный стрелами, которые олицетворяют болезни. Его почитали и в раннем Средневековье. А здесь появляется Святой Рох – в хронологии некоторый сбой, но, судя по всему, он действительно перенес чуму и выжил, и потом помогал чумным больным. Кроме того, появляется культ Покрова Девы Марии – под своим покровом она собирает всех, на нее единственная надежда. И опять все сословия здесь, короли и простолюдины, женщины и дети. Они верные, они спасутся. В это время получает широкое распространение то, что называется «корпоративный католицизм». Объединения, у которых есть своя касса, свой устав, свои престольные праздники, свой крестный ход, своя капелла, и, что очень важно, свои реликвии, своя частичка мощей святого. Это могли быть жители одного квартала, земляки, которые приехали из одной какой-то местности в город, или просто люди, которые уважают, скажем, Святого Христофора, и собираются вместе в день его памяти. Эта традиция осталась в Европе до сих пор. Возьмем, например, старейший университет Шотландии, Сент Эндрюс, где наследники престола обучаются, – каждый факультет и каждый колледж имеет свой жезл и в этот жезл вмонтированы частички мощей их святого. И то, что потом выстреливает Реформацией, корнями уходит вот в это время. Потому что после пережитого шока люди стали больше надеяться на самих себя в деле своего собственного спасения. Да, конечно, через церковь спасемся, все понятно. Но все-таки мы сами должны, и вот эти братства должны помочь. Кто будет за меня молиться, когда я умру, чтобы мое пребывание в чистилище было не таким долгим? На родственников, конечно, можно надеяться, но они, сами понимаете, то есть, то нет. А вот члены моего братства… Для европейских университетов вторая половина четырнадцатого века – золотое время. Большой процент студентов учатся бесплатно. Как правило, это земляки каноника, епископа или даже герцога, который основал собственный колледж. Бедные принимаются туда с условием молиться за благодетеля. И этот обычай пускает корни в университетской среде, люди потихонечку забывают, зачем это было нужно. Потом грянула Реформация, но традиция осталась. Гранты, университетская благотворительность, -- все это идет из тех времен. Если вы приедете в какой-нибудь университет Лиги Плюща в Америке и сядете на скамеечку, вы увидите табличку с надписью, что это дар вдовы выпускника такого-то года. Притом это могут быть люди, которые далеки от католицизма. Джордж Сорос точно не католик. - Какой ваш прогноз для нас, что изменится в мире, после того как эпидемия отступит? - Царство айтишников уже вряд ли отступит, потому что онлайн–обучение и удаленная работа за несколько месяцев станут привычными. Лет пятнадцать назад все писали: «Мы разрабатываем онлайн-курс…» На самом деле это все была фикция. А сейчас, как мы видим, идет масштабный переход на онлайн, и он останется. А вот идея единой Европы, она отыграет назад. Это должно произойти, потому что всегда, когда есть движение к объединению европейских стран, потом происходит откат. Сейчас стало очевидно, что европейские страны не могут быть вместе, нет у них таких структур. Нет ничего, кроме государства. И чем оно жестче, тем легче справиться с эпидемией. Но это, конечно, не означает, что Евросоюз рухнет и Европа распадется на куски. Если говорить о ближайших политических последствиях, я думаю, что товарищ Си Цзиньпин, глава Китая, получит дополнительный кредит доверия. Потому что кампания была проведена очень четко -- мы ничего не скрываем, мы работаем, вот сколько добровольцев, вот сколько заболевших. И если сначала шумели, что Китай что-то скрывает, то потом перестали. Если говорить о переменах в массовом сознании -- я думаю, что развитие общества потребления дошло до логического конца. Будет какой-то сдвиг, потому что туалетной бумагой не запасешься до конца жизни, есть другие ценности. Наверное, солидарность в каких-то формах будет развиваться. Точно предсказывать я не берусь, но какой-то щелчок произойдет в сознании людей. Если вообще история чему-то учит. Татьяна Филиппова

История

Коллекционирование/Арт-рынок

Государство и культура

Музеи и выставки