Мода всегда отличалась определенностью. Когда в нее входили узкие брюки, их носили все. В моду входил клеш, и все подметали им улицы. После того, как итальянские дизайнеры одежды вынули из костюма «скелет», в мужской моде долго господствовал свободный стиль. Британская школа знаменитых портных с Сэвил-Роу, конструировавших костюм так, чтобы тот делал фигуру идеальной, внезапно оказалась в поле сильной конкуренции. А сейчас и на подиумах, и в витринах модных магазинов есть и узкие брюки, и клеш, и костюмы в итальянском стиле, и костюмы в духе девяностых с накладными плечами. То же происходит и в женской моде.
Есть ли сейчас в моде единый стиль, каковы ее тенденции? Что стоит за нынешним модным разнообразием?
Об этом мы спросили историка моды, доктора наук Ольгу Вайнштейн (РГГУ).
-- Вы начали наш разговор с мужской моды, а цикл ее колебаний гораздо длительней, чем у женской. Женская мода меняется быстрее. При этом изменения мужской моды более глубинные, и они касаются не поверхностных вещей, а системы кроя. Кто бы ни побеждал, различие между итальянской и английской дизайнерскими школами до сих пор актуально. Итальянская мода дает более мягкий силуэт, более вольную игру с цветами. В британской же силуэт структурирован, а цветовая гамма более консервативна. Но в английской моде сейчас есть и авангардные тенденции. Один из самых ярких представителей этого новаторского направления – дизайнер Освальд Боатенг, который делает броские костюмы розовых и оранжевых оттенков. Но в целом британская мужская мода по-прежнему остается бастионом консерватизма.
Что касается сегодняшней моды, то закон ее обновления теперь уже не связан со сменой трендов. Современные исследователи говорят не о тенденциях, а о нескольких типах времени темпоральности, в моде. Недавно вышла прекрасная книга «Время в моде» – антология текстов, составленная английской исследовательницей Кэролайн Эванс и итальянкой Алессандрой Ваккари. Они выделяют три типа времени.
Первый тип – «индустриальное» время, наиболее традиционное, привязанное к сезонам и производству коллекций. В нем по-прежнему действует фактор новизны и атмосфера тайны, окутывающей новые коллекции. Эта модель времени опирается на старую эстетику, связанную с так называемой «теорией просачивания»: вначале новую тенденцию представляют продвинутые модники, затем она постепенно просачивается в массы. В индустриальном времени важен момент секретности вокруг новых тенденций и коллекций, их недоступность.
Следующий тип времени – нелинейный. Он связан с цикличностью моды, когда дизайнеры цитируют прошлые стили, одновременно их изменяя. Сегодняшние клеши – это уже не клеши семидесятых, а дубленки с вышивкой – не те афганские дубленки, которые в свое время носили «битлы», всегда есть разница в деталях. В нелинейном времени важно не возбуждение от новизны, а ностальгия, обращенная к моде прошлых лет. Это искусство комбинирования, грамотной переработки ретрообразов.
Третий тип темпоральности находится поверх индустриального и нелинейного времен. Это так называемое воображаемое время, связанное с прорывами в мифологию и утопию. Здесь дизайнеры создают не привязанные к конкретной эпохе образы, здесь возможна совершенно фантастическая одежда. Мне кажется, что воображаемая темпоральность сейчас становится все более важной. Благодаря ей появился такой новый вид дизайна моды, как цифровой дизайн, виртуальная одежда. Эти наряды могут быть абсолютно фантастическими, их невозможно представить в реальности. Они создаются с помощью специальных программ, например, Clo3D, и человек может их приобрести для использования в социальных сетях.
Вы заходите на портал цифровой моды, сейчас их много. Допустим, на DressX или на сайт дизайнера Регины Турбиной. Отправляете туда свой снимок в облегающей одежде, его используют как ваш аватар. Затем аватар совмещают с нарядом, который нарисовал цифровой дизайнер, и высылают вам этот снимок за умеренную плату. Человек использует этот снимок, выкладывая фотографии в Instagram или Facebook. Или же он едет на отдых, и друзья ждут от него снимков. Он берет с собой удобный базовый гардероб, прикупает несколько цифровых нарядов и предстает в них на фотографиях. Это стоит гораздо дешевле, чем обычная одежда. А еще эта мода предельно экологична, расход ресурсов здесь минимален. Но о модных тенденциях здесь можно говорить очень условно – это прежде всего чистое самовыражение дизайнера.
А если, все же говорить о новых тенденциях моды, то заметим, что сейчас принципиально поменялась и оценочное восприятие. Раньше действовала система, описанная английским историком моды Джеймсом Лавером, -- в 1937 г. он вывел свой знаменитый закон, описывающий, как со временем меняется оценка одежды.
Так, если человек носит костюм, опережающий моду на 10 лет, это воспринимается, как нечто непристойное и странное. Если на пять лет, то это дерзко. Опережаете на год – смело.
Если вы носите этот костюм спустя год, он уже кажется отсталым и безвкусным. Если прошло 10 лет, это уродство. Спустя 20 лет – смешно. Через 30 лет эту моду успели забыть, и ваш костюм интересен, забавен. Через 50 лет причудлив, еще через 70 очарователен. Спустя 100 лет романтичен, а через 150 лет красив.
Так вот: эта система оценок больше не работает. На фоне господства эклектики появляются вещи, – особенно в уличной моде – которые потребители, воспитанные в прежней классической системе, оценивают как уродство. С точки зрения исследователя моды, «красивое» и «уродливое» – относительные понятия, но, тем не менее, есть вещи, изначально запрограммированные на шоковое восприятие. Аналоги этому в искусстве – меховой чайный прибор художницы-сюрреалистки Мерет Оппенгейм или заспиртованная акула Дэмиена Херста. А в моде то, что раньше считалось уродливым, частенько используется как острая специя: безобразные кроссовки (ugly sneakers), безразмерно широкие, мешковатые штаны – и так далее.
В парадигме индустриального времени действовала такая система, как фэшн-прогноз. Тогда в мире моды господствовала атмосфера секретности, и такие корпорации, как знаменитая WGSN, выпускали тренд-книги, которые у них покупали бренды. На этих фирмах работали команды кулхантеров, «охотников за крутым стилем», тусовавшихся в молодежных компаниях, отслеживавших уличную моду. В тренд-бюро все это анализировалось и создавались прогнозы. Тренд-книги содержали описания модных тенденций.
Сейчас эта система, я бы назвала ее вертикальной парадигмой классической моды, еще существует, но уже дает существенный сбой. Фирма Pantone, к примеру, каждый год дает рекомендации по модным цветам. В 2021 Pantone объявил, что цветами года будут ярко-желтый и базовый серый. Это рудимент старой системы, однако к рекомендациям Pantone дизайнеры все еще прислушиваются.
В наши дни на первый план выходят совершенно другие фигуры, которые задают моду. Это не светские знаменитости, и показы последних коллекций уже не так важны. Наибольшим влиянием обладают те, кто действуют в сфере социальных медиа, так называемые инфлюенсеры. Вот, к примеру, Кендалл Дженнер – у нее 178 миллионов подписчиков в Instagram. Раньше такая цифра никому и не снилась. То, что показывает на своих фотографиях Кендалл Дженнер, сразу становится новым трендом. Не стоит сбрасывать со счетов и блогеров предыдущего поколения. Все еще очень популярны итальянка Кьяра Ферраньи, англичанка Сьюзи Баббл, филиппинец Брайан Бой. Но они уже сдают свои позиции.
О том, что система моды полностью поменялась, говорит и политика брендов масс-маркета, специализирующихся на так называемой быстрой моде.
У быстрой моды совершенно другой цикл производства. В год делается много коллекций: проходят международные недели моды, и уже через две недели масс-маркет выпускает нечто подобное в бюджетном варианте. Такие гиганты, как Zara, Topshop, Mango, Bershka и H&M выбрасывают на рынок новинки практически каждые две недели.
О трендах моды здесь говорить нельзя. Мастодонтам масс-маркета не так важно ухватить новизну, вместо этого они пытаются хоть как-то обозначить собственную уникальность, свое отличие от конкурентов. Иначе в рамках глобальной экономики и глобального общества потребления масс-маркет сольется воедино, а им необходимо добиться хоть какого-то разнообразия.
А если взять верхний сегмент массовых брендов – таких, как обладающие куда большей узнаваемостью Cos или Uniqlo, то у них значительно более долгий цикл производства, и их новые коллекции ближе к классическим трендам. Там есть понятие сезона, там больше качества. И они уделяют гораздо больше внимания тенденциям устойчивой моды, производству экологических коллекций. Ставка на экологию, когда производитель старается делать одежду, не нанося вред окружающей среде, – чрезвычайно значимое современное направление, и это не тренд, а постоянный вектор развития моды.
Очень важная, древняя функция моды – быть маркером, помогать различать своих и чужих. Сейчас она выборочно работает только в некоторых социальных группах и в молодежных субкультурах. Молодежные субкультурные группы очень отличаются «по одежке». Там, наряду с музыкальными предпочтениями, одежда очень много значит как язык самовыражения. В качестве примера можно привести готических лолит в Японии. Или саперов, стиляг из Конго, которые одеваются в яркие цветастые костюмы. Это особая территория моды, тут она сохраняет свою знаковую различительную функцию. В целом мы уже не можем, как раньше, руководствуясь трендами, отличить, следует ли человек моде.
Сейчас происходит очень крупный слом культурной системы моды. Сохраняется ее основная, гедонистическая функция, утверждающая право на игру и свободу, в том числе и от чужих мнений, чужого вкуса. Остаются раскованность, воображение и право конструировать собственный имидж, пробуя разные сочетания. Уходит привязанное к первому, индустриальному типу темпоральности, понятие трендов. Сейчас время антилинейной моды, когда без конца прокручиваются тенденции прошлого и можно позволить себе самые разные комбинации образов. И наступает время фантастической, «воображаемой» цифровой моды.
Перед нами разворачивается совершенно другая, горизонтальная парадигма моды. И это говорит о том, что мы оказались в новой эпохе, где мода меняет свои функции.
Алексей Филиппов
2024 Все права защищены
