Егорино горе и девочка в волчьей шкуре

Егорино горе и девочка в волчьей шкуре – итоги 29-го «Кинотавра»

<h2> «Кинотавр» – фестиваль совершенно непредсказуемый. Он, как скатерть-самобранка, пытается подстроиться под любого зрителя и хочет влюбить в себя каждого, поэтому в его «меню» есть если не всё, то многое: здесь мирно уживаются мейнстрим и арт-хаус, легковесные комедии-однодневки – и по-настоящему большое кино. А в этом году фильмов стало почти вдвое больше: к Основному конкурсу прибавился Конкурс дебютов. Впрочем, сейчас мы поговорим только о первом. </h2> Как ни странно, самым слабым звеном на 29-м «Кинотавре» оказалось именно зрительское кино. Да, «крупные игроки» (вроде «Движения вверх») в конкурсах, как правило, не участвуют: при наличии большого рекламного бюджета пиар-стратегии совершенно иные. А вот если твой проект уровнем чуть пониже, то участие в знаковом фестивале – отличный старт для пиар-кампании. К тому же, именно зрительские фильмы – основные «поставщики» звезд на ковровую дорожку, поэтому организаторы и отборщики с такими картинами сотрудничают весьма охотно. В этот раз «конкурсантов», «отвечающих» за мейнстрим, было трое: «Два билета домой» Дмитрия Месхиева (продюсерский дебют Сергея Гармаша), «Временные трудности» Михаила Расходникова и «Пушкин. Виски. Рок-н-ролл» Анны Матисон. И вот тут-то ситуация сложилась такая, что временами очень хотелось забиться под кресло и начать скулить долго и жалобно. Нет, с «оболочкой» у фильмов всё в полном порядке (если считать порядком стандартизированные формулы и ходы): и камера эффектно летает, и бодро-романтичные клипы, снятые во имя динамики, не дают зрителям спать, и музыка рыдает в десять ручьев (или зовет на подвиги) – в общем, внешние правила создания продукта под названием «зрительское кино» соблюдены. Но вот в чем беда: режиссеры и продюсеры так уверены, что знают КАК надо снимать мейнстрим, что даже не задумываются над тем, ЧТО именно они снимают. Другими словами, с содержанием – полный ахтунг. Взять хоть «Пушкин. Виски. Рок-н-ролл» Анны Матисон. Это искалеченный «Заповедник» Сергея Довлатова, превращенный в рок-мюзикл только потому, что Сергей Безруков отлично поет и не менее отлично смотрится в обнимку с гитарой. От Довлатова, понятное дело, у Матисон остались рожки да ножки – да звучное имя, которое можно разместить на афише для приманки интеллектуалов. А история беспризорного интеллигента, не знающего, куда себя деть в благополучные брежневские времена, заменена на «страдания» матерого рокера наших дней, который лишился работы из-за внепланового свидания с «зеленым змием». Чувствуете разницу, да? Ну, вот вы чувствуете, а авторы фильма – нет. В том и печаль. Не менее пугающе выглядят и «Два билета домой» Дмитрия Месхиева. Месхиев – состоявшийся режиссер, обладатель Золотого «Святого Георгия» и «Ники», но продюсером, автором идеи и сценаристом проекта был Сергей Гармаш, который никогда ничего не продюсировал и сценариев не писал. А на голом энтузиазме полнометражную махину не вывезти: нужен опыт. В результате – фиаско полное. Душещипательная история о детдомовке, жаждущей убить отца-зэка, как-то уж слишком сильно смахивает на мыльную оперу не самого лучшего качества. Герои шаблонны, говорят на какой-то литературщине («у тебя хлебало, у меня уста»), авторы ничего не знают ни о жизни «гопников», ни о зоне – в общем, все прелести налицо. На этом фоне «Временные трудности» Михаила Расходникова смотрятся гораздо более убедительно. Здесь ситуация обратная: фильм симпатичен тем, что режиссер пытается хоть как-то оживить стандартные сценарные схемы, например, традиционную историю становления он делает чуть более жесткой. Но как раз эта жесткость и заводит картину в тупик: многие критики, мягко говоря, не одобрили поведение персонажа, не «желающего» замечать врожденную инвалидность сына (например, герой Ивана Охлобыстина относит полупарализованного подростка в лес и заставляет его ползти в сторону дома, дабы тот «разозлился, встал и пошел»). Не всё ладно у фильма и с этической стороной вопроса: говорить инвалиду, мол, ты сам виноват, что не можешь выбраться из коляски – это, простите, за гранью добра и зла. Тем не менее, о фильме спорят – и спорить будут, хотя «диагноз» здесь тот же, что и у других зрительских картин «Кинотавра». И звучит он как «оторванность от реальности». Впрочем, этой «болезнью» заражена львиная доля отечественного мейнстрима, так что «Кинотавр» в данном случае – только вершина айсберга. Что касается авторского кино, то «жесткого арт-хауса» (например, как «Прорубь» Андрея Сильвестрова) в этом году не было. Не было и совсем уж малобюджетных фильмов, хотя картин, снятых без государственного финансирования, в конкурсе по-прежнему много. Кстати, один из таких проектов – «Ван Гоги» Сергея Ливнева, вернувшегося в режиссуру после двадцатипятилетнего перерыва (вы также его знаете как сценариста «Ассы» и успешного продюсера, в фильмографии которого десяток ярких проектов). Ливнев приехал на фестиваль с драмой о художнике-неудачнике (его играет Алексей Серебяряков), который, находясь в тени своего отца-гения, никак не может приспособиться к жизни. И вот что интересно: с одной стороны, это классическое камерное кино (даже театральное в чем-то), где очень многое зависит от работы художника, от игры актеров и так далее. А с другой – какие-то элементы эксцентрики (как приветы из прошлого) время от времени дают о себе знать (в начале 90-х Ливнев занимался как раз экспериментальными фильмами). И вот этот «синкретизм» традиции и эксцентрики придает картине какую-то особую прелесть и пряность и делает ее одной из самых ярких работ «Кинотавра». Во всяком случае, для меня. Есть среди независимых проектов и те, в основе которых ультроактуальное публицистическое высказывание. Например, «Мира» Дениса Шабаева снят о словаке, реставрирующем памятники Ленину в ЛНР (фильм сделан на стыке игрового и документального кино и дает возможность «побродить» по сегодняшнему Донбассу). Или «похмельная» комедия «Русский бес» Григория Константинопольского – ядреная инвектива, направленная в сторону коррупции (и местами переходящая в бред шизофреника). (Кстати, у этого хулиганского и в хорошем смысле слова безбашенного проекта приз за лучшую режиссуру). И, конечно, «История одного назначения» Авдотьи Смирновой. Но вот тут давайте чуть-чуть поподробнее. Формально «История одного назначения» отсылает нас в век 19-ый: в основе ее сюжета – знакомство молодого офицера с графом Толстым (да-да, с тем самым). Тем не менее, речь в фильме вовсе не о «годах минувших» – это разговор о дне сегодняшнем: о справедливости судов, о том, что важнее – человечность или буква закона; о том, как пламенные реформаторы с горящими глазами превращаются в лютых консерваторов и поборников той самой «буквы». При этом картина как бы сдувает пыль с образа автора «Войны и мира», что, безусловно, здорово, но… Но чересчур «лобовая подача», на мой взгляд, фильму вредит: там, где нужна тончайшая резьба по дереву, Авдотья Смирнова хватается за топор. Поэтому топот солдатских сапог, марширующих на свежей могиле (визуализация метафорической «пляски на костях») и разгон «демонстрации» кажутся чересчур грубыми отсылками к современности – и чуда не происходит. В происходящее просто не веришь. Как бы то ни было, настоящих откровений у 29-го «Кинотавра» было два: это «Сердце мира» Натальи Мещаниновой и «Война Анны» Алексея Федорченко. Первый фильм получил Гран-При и еще несколько призов. Второй не получил ничего (после чего продюсеры обиделись и заявили, что не видят смысла выпускать «Войну Анны» в прокат). Тем не менее, оба проекта – важные события киногода-2018. И это я не ради красного словца сейчас написала. «Сердце мира» – история о нелюбви. Точнее, о недолюбленности и одиночестве. Егор – парень-нелюдим – работает на притравочной станции (ему с животными проще, чем с себе подобными). Место, как вы понимаете, специфическое, однако не спешите пугаться: никаких леденящих душу «подробностей» здесь нет. Наоборот: «Сердце» снято очень чутко и с огромной любовью к «пушистикам». Зато сама станция становится метафорой: Егор, по сути, так же находится в клетке, как и те, за кем он ухаживает – и уйти из нее не может, точь-в-точь как «пленные» лисы, которых сердобольные зоозащитники милостиво выпустили на свободу. Таким образом, бытовое и метафорическое связаны между собой и постоянно перекликаются – а это, поверьте, дорогого стоит. Впрочем, дорог нынче и фильм, сделанный с такой пронзительной любовью к животным – да и к человеку тоже. Что же касается «Войны Анны»… Знаете, для меня это один из самых мощных военных фильмов в истории мирового кино (и уж точно лучший за последние несколько лет). В нем нет ни одного выстрела и ни одного взрыва, но скажет он вам о сути войны больше, чем любой военный блокбастер с масштабными баталиями и с бьющим наотмашь оголтелым патриотизмом. В кадре, по сути, всего одна героиня – ребенок лет шести, девочка, которая прячется от фашистов… в камине немецкой комендатуры. И это крошечное существо с огромными глазами, замотанное в шкуру волка – и есть сама война, само персонифицированное страдание. (История, кстати, реальная, хотя настоящая «выжившая» была почти вдвое старше). И, как всегда у Федорченко, у фильма особый язык, особенная стилистика (в которой нашлось место даже для эстетики карнавала, так любимой режиссером). В общем, работа просто невероятная. Так что даже не будь на фестивале других картин, все равно можно было бы сказать, что 29-ый «Кинотавр» удался – ведь на нем показали «Войну Анны». Вера Алёнушкина

Кино-театр

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционирование/Арт-рынок