С декабря месяца новым руководителем Московского художественного академического театра имени М. Горького стал продюсер и театральный режиссер Эдуард Бояков. Как будет развиваться театр с новым руководством? Изменится ли его «традиционалистская» позиция? Пьесы каких драматургов в ближайшее время появятся в его афише? Об этом и многом другом новый худрук рассказал в интервью «Культуромании».
– Эдуард, вы - успешный продюсер, режиссер, христианин, муж, отец... Теперь еще и худрук одного из главных театров в России. У вас очень много ответственности, много статусов. В каком из них реализуетесь сегодня наиболее полно?
– Ох, вы сразу с философского вопроса начинаете. А вы разве не в разных ипостасях выступаете? Каждый из нас таков. Почти любой руководитель (не важно - театра или нет) - муж и отец. Важно, чтобы эти статусы не мешали один другому, чтобы они, как матрешка, были один в одном. Нужно, чтобы мой статус мужа не противоречил моему статусу режиссера. И чтобы мой статус худрука не противоречил статусу христианина. Я еще, кроме всего прочего, русский и патриот, я беспокоюсь о сохранении нашей корневой культуры. И концепция МХАТа для меня – это образ русского дома в центре Москвы, места силы и места встречи людей со смыслами и ценностями русской культуры.
– Насколько духовный опыт христианина помогает в руководстве театром?
– Если человек называет себя христианином, нельзя быть им только дома и в определенное время. Он должен быть им всегда. Об этом и говорить не хочется. Вера существует внутри. Мое христианское мировоззрение - это не тема, которая стоит во главе эстетического дискурса. Это не во главе, а во всем. В нашем театре очень правильно всегда относились к теме христианства. И наша русская культура вышла из православной религии, наш язык пронизан этими оборотами, значениями, семантикой. МХАТ – это же русский репертуарный театр прежде всего. И мы хотим быть национальным театром, ставить на сцене МХАТА пьесы на русском языке конечно же. Но даже, если мы когда-нибудь поставим французскую пьесу на французском языке, мы все равно останемся русским театром. Не знаю, ответил ли я на вопрос в полной мере.
– То есть, вы себя вполне гармонично чувствуете сейчас?
Да, во мне нет внутренних раздирающих противоречий. И указанные статусы можно вполне в себе совмещать.
– Это хорошо. В марте вы планируете дать большую пресс-конференцию о новой политике МХАТа. Приглашаете туда даже зрителей, насколько мне известно. Но можете уже сейчас раскрыть какие-то основные тезисы, цели в работе? Вы будете реформировать театр или сохраните традиции?
– Это будет встреча со зрителями, и это очень важная поправка! Пресс-конференция большая уже была в ТАСС и будут такие же впредь. У нас много поводов, чтобы позвать журналистов. Но зритель – наше главное сокровище. То, что является капиталом и достоянием театра. И приход новой команды не должен означать глобальной перестройки. Если вы, например, спросите, хочу ли я новых зрителей во МХАТе – да, хочу. А, если вы спросите, важнее ли новые зрители тех, что были уже здесь – нет, не соглашусь. Надо сохранить преемственность, костяк. И тех зрителей, которые чувствуют репертуарную политику, любят нашу эстетику, наших актеров. Если старый зритель захочет меняться вместе с нами, то хорошо. Но, конечно, если ему будет нужно исключительно подтверждение прежних статусов, сохранявшихся во время руководства Татьяны Васильевны Дорониной, мы не можем этого обещать. Вообще наша задача - избежать столкновения эстетик, обеспечить преемственность.
– Вы пригласили к себе в соратники (сподвижники), чтобы развивать театр, Захара Прилепина и Сергея Пускепалиса. Как возник ваш союз? Почему именно они?
– Мы с Захаром и Сергеем товарищи, друзья и не только в творчестве, но и в жизни. Мы многое чувствуем и понимаем одинаково. Захара Прилепина считаю важнейшим писателем нашего времени, важнейшим без всяких оговорок. А Сергей Пускепалис - удивительный актер и режиссер, ученик Петра Фоменко. С одной стороны, он - актер, с другой - режиссер, который все время ставит современную драму, пьесы Алексея Слаповского, например. Также у него есть опыт руководства театром (он был худруком Академического театра драмы имени Федора Волкова в Ярославле, первого русского театра, заметим).
– Исторически МХАТ - это классическая школа. И у него сложилась своя аудитория (люди, в основном, среднего и даже пожилого возраста). Насколько радикальны будут изменения в литературной части? Знаю, что Руслан Маликов будет ставить пьесу современного драматурга. Но ведь современная драма (где популярна даже нецензурная лексика) - на большого любителя.
– Если под новой драмой иметь в виду только тексты с нецензурной лексикой, то их не будет. В эту сторону мы не будем идти: уважение к зрителю должно быть основополагающим. Я в любом театре сегодня не буду работать с нецензурной лексикой, это время прошло. Для начала я перестал употреблять нецензурщину в жизни. Мат не люблю. И всем другим, особенно артистам театра и эстрады, рекомендую отказаться от брани. Тогда естественным путем получится передать крайнюю эмоцию другим способом. А уж тем более в театре есть много способов передачи эмоций, театральный язык - богат и без того. Есть целое поколение драматургов, которые в начале 21 века вышли на передовую, занимаясь исследованием языка и лексики. Та же новая драма принесла внимание к междометиям, случайным фразам, деталям, оговоркам.
– Насколько сложно выдержать баланс: сохранить театр с его традициями, духом и внести в него свежую струю? Есть ли у Вас свои секреты такого баланса?
– Должна быть иерархия, твердая конструкция. В основе всего – профессиональные и человеческие ценности . Это как пирамида: чем шире основание, тем выше. То, что этот театр создан Станиславским и Немировичем-Данченко и имеет в своей основе великие традиции, ко многому обязывает. Великие основателя нашего театра - абсолютная классика. Точка! Но после того, как мы поставим точку, скажем «но» и будем рассуждать. Спросим себя и других: а мы вообще понимаем, что классика имела отношение к радикальным практикам: сценографическим, репетиционным и прочим? Мы понимаем, что это классика авангарда, открытия новых качеств, которых совершенно не было в театре до Станиславского? Не было такого отношения к актерской профессии. К примеру, спектакль «Синяя птица» был абсолютным экспериментом. Я также не устаю повторять, что драматургия Чехова и Горького была достаточно резкой для того времени. И здесь нет никакой хитрости, запутывания зрителя. Театр - это творчество, это поиск. А формула творчества не всегда простая. Это и есть наш творческий метод, мы его не должны предавать.
– Что такое в Вашем понимании, успешная постановка?
– В репертуарном театре показатель успешной постановки – длительность ее жизни (не менее 5-7 лет). Бывает, конечно, и так: радость у критиков, театральная награда, а через год на спектакле нет зрителя. Для меня успех спектакля - это зритель, который голосует за него своим билетом, энергией, временем. Вообще, театр - это живой организм. Когда люди практически живут и работают вместе, то все хорошо чувствуют друг друга и посылают некие сигналы. Вот, вроде, критики похвалили эту постановку, а что-то не работает. И худрук должен чувствовать эти сигналы и вовремя принимать решения.
– Как вы поняли, что нужно переносить на сцену «Сцены из супружеской жизни» Бергмана. Почему именно эта вещь?
– Я уже говорил, что для нас важна тема преемственности. Семейные ценности - вечные. Кроме того, Бергман - уже классик. Что происходит с семьей в современном мире - было интересно и тогда (40 лет назад, когда Бергман написал эту пьесу), и сейчас. Возникает необходимость понаблюдать, что с этим сюжетом происходит в наши дни. Будет дополнительная рефлексия на данную тему. Мне кажется, это важно. Почему, например, мы все время перечитываем «Анну Каренину», смотрим новые экранизации этого романа, театральные постановки? И каждый раз видим что-то новое. Кроме этого, Андрей Сергеевич Кончаловский, постановщик «Сцен из супружеской жизни», сам уже живой классик и может позволить свое осмысление Бергмана.
– Расскажите чуть подробнее про постановку Руслана Маликова. Пьеса, которая расскажет о конфликте поколений?
– Руслан Маликов - один из ярких режиссеров новой драмы. Он будет ставить пьесу «Последний герой». Пьеса пришла к нам через драматургический конкурс, мы почувствовали, что в ней есть важная энергия, высказывание на тему трех поколений: пожилые люди, среднее поколение и совсем молодежь. Происходит столкновение поколений на определенной территории, в очень показательный момент, действие разворачивается в ночь на 22 июня. Пьеса - современная, но она пронизана вопросами, которые люди обсуждают в нашей стране многие десятилетия и даже - века.
– Вы очень тщательно сейчас подходите к выбору репертуара?
– Безусловно. Можно сделать хороший или плохой спектакль по хорошей пьесе. Но нельзя сделать хороший спектакль по плохой пьесе. Пьеса - это скелет, основа!
– Считается, что у театра должен быть свой стиль. Очевидно, что он есть у театра Вахтангова, у Ленкома. А У МХАТа какой будет стиль?
– Это важный и актуальный вопрос для нас. Пока - открытый. Понятно, что есть историческая основа, дореволюционная, есть советская. Но если мы говорим о современном позиционировании театра, то мы должны показать новый стиль в ближайшее время. Логотипом (и символом) точно останется «Чайка». А то, что касается коммуникации, шрифтов, присутствия в интернет-пространстве, то будет много изменений. Эстетика Шехтеля (прим. авт. - Федор Шехтель - русский архитектор, живописец, сценограф. По рисункам Шехтеля были отделаны все интерьеры и убранство МХАТа, вплоть до занавеса и надписей), эстетика советского дизайна, отчасти, сохранится. В этом и есть культура. У нас нет запроса на авангард, а есть запрос на то, чтобы актуализировать классическую традицию. Работу над стилем планируем закончить до конца сезона. Но главное – это, конечно, репетиции и премьеры. У нас одновременно пять репетиционных процессов идут. Это для любого театра очень много и очень быстро. Но мы уверены, что справимся.
Юлия Сергеева
Фото: ok.ru
2024 Все права защищены
