В рамках образовательной программы выставки состоялся симпозиум с участием ученых, художников и философов из разных стран. Один из кураторов выставки, исследователь, доцент Северо-Восточного университета в Бостоне Дитмар Оффенхубер рассказывает, почему художники вступают в коллаборации с учеными, с чего начать знакомство с сайенс-артом и каким будет его будущее.
— New Elements погружает нас во что-то невероятное, до чего, кажется, буквально невероятно додуматься. Это совсем не похоже на то, что мы привыкли видеть в музеях. Меня, как и многих, я думаю, интересует вопрос — зачем художники вообще идут в науку? Что они для себя в этом находят?
— Искусство всегда отражало то, что происходит в мире, то, что важно для общества в конкретный момент. Наука в этом плане близка искусству — она формирует наш взгляд на мир. Конечно, она и про разные «классические» научные вещи — создание инструментов для борьбы с пандемией, разными катаклизмами. Но еще это философский способ смотреть на мир. И в этой области ученые и художники мыслят похоже.
Художники вовлекаются в науку по разным причинам. Некоторые заинтересованы в феномене науки, другие — в материалах, третьи — в социальной структуре науки, им интересно, как ученые работают друг с другом, как реагируют на события, процессы.
На этой выставке есть много наглядных примеров. Первый — Туула Нярхинен, художница из Финляндии. У нее очень красивые работы, а то, как она взаимодействует с разными элементами, такими как ветер и вода, относит нас к историческим научным методам, которые ученые разработали в прошлом. И ей интересно показать, что мы можем узнать с помощью этих методов сегодня. Получается, что это взаимодействие и с историей, и с методами, которые использует наука.
Другой пример — Томас Фойерштайн. Он работает с биологическим материалом, и многие его работы завязаны на лабораторном пространстве. Он работает вместе с учеными, но задает такие вопросы, которые ученые бы не задали. Он подходит к научным темам как художник. Ему интересно смотреть на происходящие процессы под другим углом, использовать новые материалы, которые раньше были им не исследованы.
— Научная база открывает для художника возможности по-новому взглянуть на свою практику, осветить актуальные проблемы с новой стороны. А влияют ли исследования художников на науку?
— Интересный вопрос. Мне сложно привести наглядный пример. Но могу сказать, что многие ученые заинтересованы в сотрудничестве с художниками, потому что им интересно, чтобы в их работе находили культурное измерение, чтобы они из разряда чисто научных переходили во что-то такое, связанное с искусством. И художники дают им такую возможность. Я работаю в исследовательском университете, и вокруг меня всегда много ученых. И я вижу, что многие из них стремятся к коллаборациям.
— А могут ли художники со своим креативным мышлением придумать что-то полезное для науки?
— Однажды мой коллега сказал, что наука начинает заниматься какой-то проблемой, когда на нее указывает общество. Приведу пример. В Бостоне, где я живу, отходы завода попадали в местные реки. Вода была сильно загрязнена, и это привело к большому количеству случаев лейкемии у детей, многие умерли. Сотрудники Агентства по охране окружающей среды США провели исследования и сказали, что не могут доказать, что между этими событиями есть связь. Тогда жители начали расследование сами, а потом к процессу присоединились ученые. То есть сами ученые не узнали бы об этой проблеме, если бы местные не привлекли к ней внимание. Так же и художники. Многие из них занимаются общественными вопросами, предлагают неконвенциональные способы их решения, а ученые потом обращают на эти вопросы внимание. Так что в этом их однозначная заслуга.
— Какую роль играет куратор в научно-художественных проектах, отличаются ли его функции от куратора классических экспозиций?
— Хороший вопрос. Я думаю что на этот вопрос лучше всего ответила бы Дарья Пархоменко, мой сокуратор, основатель и директор некоммерческого фонда Laboratoria Art&Science Foundation. Но вообще у кураторов много ролей. Я думаю, что кураторы, которые занимаются выставками классического искусства, больше думают о контексте. Нужно быть уверенным, что коллекция соответствует происходящим событиям, что она не оторвана от информационного поля.
В science art куратору нужно иметь дело больше с научными феноменами. Это совсем непросто, потому что нужно понимать художественную значимость, контекст работ и еще научную значимость. Но главный вызов в том, как сделать технологическое искусство понятным зрителю, передать заложенную в работе мысль. Ведь не хочется превратиться в научный музей, чья миссия только в том, чтобы рассказывать о науке и технологиях. Поэтому нужно учесть много аспектов.
— Расскажите о своих любимых работах или проектах в направлении science art. С чего можно начать свое знакомство с этой сферой?
— Один проект очень важен для меня. Это работа японского медиа-художника Масаки Фудзихата Impressing Velocity («Скорость, оставляющая отпечаток», ред.) 1992 года. Возможно, это первый проект, в котором была использована технология GPS — он был создан примерно в одно время с тем, когда GPS была представлена публике.
Масаки вместе с несколькими друзьями решил совершить восхождение на гору Фудзи. В рюкзаках они несли устройства GPS. В то время технология могла отражать местоположение только в 2D, не регистрировала вертикальную высоту. А Масаки захотел реконструировать форму горы, используя данные о скорости, с которой они поднимались. Если они шли очень быстро, то предполагалось, что поверхность плоская. Если очень медленно, — поверхность крутая. Таким образом он реконструировал форму горы.
Меня так заинтересовал этот проект, потому что впервые на моем опыте компьютерное искусство было не о чем-то точном и объективном, а о субъективном и личном. Когда Масаки спросили, почему он решил использовать GPS, он ответил: «Потому что она существует». Это фраза, которую сказал первый человек, покоривший Эверест. Его спросили, зачем он идет на Эверест, а он ответил: «Потому что он существует».
— Ученые могут как-то использовать данные, которые создают художники как Фудзихата?
— Многие художники создавали проекты, которые позже взяли программисты и которые стали частью нашей привычной среды. Есть много примеров медиа-художников, таких как Фудзихата, которые создали много инноваций. Например, Google Earth изначально было придумано немецким медиа-художником как новый интерфейс для земли, чтобы передавать изображения по спутниковой связи. Многие идеи принадлежат художникам, а ученые потом задумываются, как могут их использовать.
— Есть ли у вас любимый объект на выставке New Elements?
— Не могу выделить какой-то один. Каждый художник прекрасен по-своему, и все работы соответствуют идее выставки. Вообще выставку было довольно сложно курировать, потому что у нас была конкретная идея, под которую трудно найти художников. Поэтому кураторский концепт эволюционировал вместе с выборкой авторов. В итоге мы разделили выставку на три секции. Мы нашли много работ, которые подходили к одной из секций, но, если бы вставили, просто не смогли бы разместиться в пространстве. Поэтому приходилось выбирать.
— Кто из российских художников, по-вашему, сегодня наиболее востребован и актуален в мире?
— Я не могу говорить за весь мир, но меня всегда вдохновлял ранний нет-арт Алексея Шульгина и Оли Лялиной.
— 12 февраля в рамках публичной образовательной программы выставки New Elements в Москве состоялся симпозиум, на котором присутствовали директора музеев, кураторы, исследователи и художники. Какие моменты симпозиума вы бы назвали самыми важными?
— К сожалению, я не смог приехать на симпозиум из-за пандемии. Конечно, я бы хотел там присутствовать, это был бы ценный опыт. Но я думаю, что все прошло отлично. Были и художники, и ученые, беседа получилась очень сфокусированной и интересной. Участникам удалось обсудить разные темы, которые были заявлены. А финальный перформанс Ральфа Беккера стал прекрасным завершением мероприятия.
— Как по вашему мнению будет развиваться science art в будущем?
— Я думаю, что он точно будет развиваться и что художники будут находить вопросы, которыми захотят заниматься. Если мы посмотрим на историю, в ней было много моментов, когда мир становился слишком запутанным для любого, кто не является экспертом, ученым. Но в конце концов исследования художников всегда находили свое место. Пока наука остается драйвером, пока она аккумулирует темы, которые важны для общества, художники будут находить способы создавать свои работы.
И мысль о том, что для сайенс-арта обязательно нужна лаборатория и без нее ничего создать не получится, неверна. Важные вещи, такие как взаимодействие с обществом, происходят за пределами лабораторий. Поэтому у science art будущее точно есть.
Фото предоставлено организаторами выставки
2024 Все права защищены
