Театр мюзикла откроет новый сезон 12 сентября премьерой спектакля «Пари над бездной». Это история любви, рассказанная языком опасных трюков. Готовила спектакль та же команда, которая годом раньше выпустила нашумевший «Реверс» - режиссеры Андрей Кольцов и Ирина Дрожжина, композитор Миша Мищенко. О цирке, любви и умении рисковать – интервью директора и генерального продюсера театра Давида Смелянского.
- Давид Яковлевич, вы ведь продюсер единственного в Москве частного театра. Не могли бы вы рассказать, какая у него финансовая основа? Вы живете на спонсорские деньги?
- Конечно. Нашему театру очень повезло, наш художественный руководитель – человек-танк.
- Это вы про Михаила Ефимовича Швыдкого?
- Когда он увлечен идеей, танк движется вперед, даже если у него нет горючего. Движется его волей. Мне его искренне жаль, потому что он и засыпает с ужасом на голове, и просыпается. Улыбается редко, потому что все время озабочен деньгами. Надо взять в одном банке, с другим рассчитаться, и прочее и прочее. Мы постепенно выходим на самоокупаемость, но у нас есть шлейфы, которые тянутся из прошлого. Шлейф ремонта «Горбушки» и здания кинотеатра «Россия», в котором мы показываем свои спектакли уже третий сезон. Его пришлось серьезно перестраивать.
- Вы ведь не только поменяли кресла в зале, но и сократили их количество. Зачем?
- Во-первых, ради улучшения обзора. Во-вторых, нам надо было сделать проход в центре зала. Мы сделали этот старый кинозал – театральным залом, одним из лучших в Москве. У нас звуковая аппаратура – супер.
- Скажите, а как получилось, что ваш танк, то есть театр начал движение от мюзикла – к цирку? Новый сезон вы открываете новым спектаклем Андрея Кольцова, в прошлом – артиста Cirque du Soleil, и, несмотря на то, что в нем есть сюжет и сквозное действие, все-таки это цирковое шоу.
- Вы знаете, мы идем к экспериментальному театру. У нас даже есть бешеная идея с Михаилом Ефимовичем - сделать фестиваль экспериментального искусства.
- Но сейчас все театральное искусство – эксперимент.
- Мы не хотим брать драматические театры. Вы знаете, меня смущают голые тела на сцене. Меня смущает мат. Я понимаю, что мне 72 года, и, когда отцветает плоть, расцветает нравственность, но мне сейчас ближе музыка, танец, цирк. Вы ведь были на «Реверсе»? Такого раньше никто не видел. Люди выходят из зала и говорят, что они поняли всю свою жизнь. Кольцов так сделал этот спектакль, что в нем нет сшивок между номерами. Сейчас он выпускает «Пари над бездной», и я надеюсь, что это шоу будет не хуже.
- Гастроли канадского цирка «Семь пальцев», который уже три раза выступал на сцене вашего театра – тоже общая идея?
- Вытаскиваю скелеты из шкафа. Лет десять назад, когда я был директором Росгосцирка, мне предложили привезти сюда только что организованный коллектив из Канады. И я подумал, что я молодой директор, тут молодой коллектив, и я могу с этой историей загреметь. Так я впервые услышал про «Семь пальцев». А потом Валерий Иванович Шадрин привез их на Чеховский фестиваль, я посмотрел – нормально работают. И когда мы переехали на Горбушку, напомнил о них Швыдкому. Он сказал: «Цирком заниматься…». Я говорю: «Давай попробуем». Работать с ними было счастьем, мы очень подружились. Они хорошие ребята. В них поразительно сочетаются скромность, доброжелательность и трудолюбие.
- Интересно, это те же качества, которые нужны продюсеру?
- Нет, продюсеру нужно совсем другое. Нос, который чувствует пространство, железная воля – потому что ты один знаешь, чего ты хочешь. Ты поделился своей идеей с коллегами – надо сделать так, чтобы она стала желанием всех. Из «я хочу» – в «мы хотим». Бенуа во втором томе своих воспоминаний написал про Дягилева, что он не был артистом, не был художником, он не был режиссером, он не был критиком – то есть не обладал ни одной творческой профессией, с которой можно было выступать. Но как только он начинал хотеть, все приходило в движение, потому что у него была творческая воля.
- У Дягилева были и ошибки, и полные провалы. А вам приходилось ошибаться?
- Конечно. Меня обманывали. Поэтому я своим студентам все время говорю: продюсер – это человек-оркестр. Вы должны все понимать про сцену, знать постановочную часть. И просто - быть образованными людьми.
Ведь Дягилев не просто вывез русских артистов за рубеж – он построил стратегию успеха. Выставка, исторические концерты, потом «Борис Годунов». И только после этого первый «Русский сезон».
- Я очень часто слышу, как директора театров говорят, что очень трудно существовать сегодня, при нынешних законах. Но вы никогда не жалуетесь.
- Вы знаете, я могу пожаловаться, что сегодня, например, был в министерстве и потерпел фиаско. Не решил ни один вопрос. Но от этого жизнь не остановилась. Продюсер должен уметь держать удар.
- А в чем главная проблема частного театра?
- Отсутствие денег. Если раньше, до эмбарго, мы могли достать деньги, сейчас это практически невозможно. К сожалению.
- В начале нулевых вы были продюсером постановки «Бориса Годунова» в Святогорском монастыре, в Пушкинском заповеднике. Вы говорили, что хотели бы поставить еще одну оперу, «Жизнь за царя», в «живых» декорациях Ипатьевской слободы. Этот проект не состоится?
- Вы знаете, в каждом времени свой драйв. Когда я делал «Бориса Годунова», это было время счастья. «Псковитянку» делал в Псковском Кремле, это было увлечение. Потом я придумал фестиваль «Балтийские сезоны», который был сказкой. Вы знаете эту историю?
- Нет.
- Я приехал в Калининград в связи с постановлением Владимира Владимировича о праздновании 750-летия Калининградской области. Когда его первый раз избрали, он поехал в Калининград по делам, и на встрече со студентами университета Канта его спросили, будет ли праздноваться 750-летие Кенигсберга. Не знаю подробности этого разговора, но через какое-то время вышел указ о праздновании и была создана комиссия Минкульта по разным направлениям – реставрация и прочее. Я вошел в эту комиссию как человек, который должен был придумать, как открыть ворота в Европу на самой западной точке России. Я понял, что нужен театральный фестиваль. Я объехал всю область, посмотрел, что они там делают. В центре Калининграда, как сейчас помню, висела афиша «Фабрики звезд». Все они были обнаженные и прикрывали руками причинные места. На углу я увидел старую афишу Бориса Моисеева. Редкая птица долетала до западных границ.
Прошло пятнадцать лет, и город наградил меня медалью за вклад в развитие Калининградской области. Посудите сами: в самой западной области России за это время побывали «Комеди Франсез», Ла Скала, Полунин, Гидон Кремер, Башмет, Спиваков, Федосеев. Все лучшее, что было в театральной и музыкальной жизни Европы и России, мы привозили, и не один раз.
Конечно, это не всегда было просто. Калининградская область – это Европа, но сельская. Я привозил «Московский хор» Додина и рассказывал по телевизору, что это не хор из Москвы, это пьеса Людмилы Петрушевской в постановке петербургского театра. Я долго объяснял, кто такой Борис Эйфман – не мог набить зал. Потом я мог привозить его спектакли каждый понедельник.
- То есть продюсер должен быть еще и просветителем.
- Бесспорно. Даже сам того не понимая, если он настоящий и увлечен своим делом.
- В бродвейском мюзикле «Продюсеры», который был поставлен в театре Et Cetеra при вашем участии, есть совет: «Никогда не вкладывай в спектакль собственные деньги». Что добавил к этому безусловному правилу ваш личный опыт?
- Когда мы встречаемся Робертом Стуруа, главным режиссером Et Cetеra, и я в плохом настроении, я говорю: «Ну что, Робик, любишь ли ты театр так, как я его ненавижу?» Но это шутка, как вы понимаете. Я всю свою жизнь проработал в театре. Не представляю, чем еще я мог бы заниматься.
Татьяна Филиппова