- Какие впечатления у Вас от сегодняшней встречи? Любите ли вы подобные мероприятия?
- Да, безусловно. Балет не подразумевает словесного общения со зрителем. Но я все равно часто общаюсь с аудиторией. Даже в Кремле, когда делаю творческие вечера, то всегда что-то говорю до спектакля, до открытия занавеса. Потом, в течение спектакля, объявляю номера, если это необходимо. Говорю о том, кто сделал постановку, какова история номера. И публике обычно нравится.
- Может быть, так справляетесь с синдромом закулисья, мандражем ?
- Мандраж у меня был всегда. Но он проходил минуты через четыре на сцене. А еще я очень любил приходить до спектакля в зал или на сцену, если она была свободна. Эмоционально заряжался. Мне как-то один человек сказал: «Знаете, если вы хотите снять этот синдром, то когда будете принимать душ перед спектаклем, то вставайте под холодную воду». Я приходил после утреннего класса, обедал, засыпал, а потом принимал душ. Надо сначала помыться теплой водой, а потом включить холодную воду, буквально на 20 секунд. Благодаря этим двадцати секундам стресс уходил. А вот сейчас я читаю молитвы перед началом нового дела.
- В 1996 году был создан фонд имени Мариса Лиепы. Какую цель Вы ставили, когда создавали его?
- Папа ушел из жизни, ему было 52 года. Когда его не стало, осталось очень много идей, которые он хотел бы воплотить. Тогда мы Ильзой решили, что будем продолжать традицию отца. Он был потрясающим педагогом, человеком, был очень эрудированным.Умел зажигать людей. Мы продолжаем семейную традицию. Наш фонд сделал очень много для развития балета, для его популяризации. Отец занимался благотворительностью. В советское время свои гонорары передавал в Фонд мира. Мы тоже, когда делаем концерты, обязательно выделяем билеты на детские дома или музыкальные школы, или приглашаем балетные училища на утренний генеральный прогон - когда может прийти 4 тысяч человек и бесплатно посмотреть.
- Вам бы хотелось в дальнейшем развить ваш фонд в ключе помощи начинающим артистам?
- Ильза открыла балетные школы и в Москве, и в Петербурге. Она занимается этим очень серьезно. Взяла на себя направление воспитания детей. Я больше занимаюсь режиссурой и постановками. Но все равно, вольно-невольно, с кем репетирую, тех всегда продолжаю сопровождать и корректировать. Сейчас танцовщики прямо на репетициях записывают мне свой танец, и я сразу говорю, где надо сделать коррекцию.
- «Русские сезоны» Сергея Дягилева гремели во славу русского национального искусства в Париже, Лондоне, Риме, во всех крупнейших европейских столицах. Преследует ли Ваш фонд такие же глобальные цели?
Ровно через 100 лет, в 1999 году, был первый русский балетный сезон, а в 2009 мы выехали в Париж. Продолжали это делать до начала санкций. Они остановили нашу гастрольную деятельность. До 2014 каждый год ездили и в Париж, и в Лондон.
Дягилев вывозил постановки «Русских сезонов» на Запад, а я вернул их обратно в Россию. Мы повезли их на восток, в Екатеринбург, в Саратов, в Новосибирск и другие города. Везде показывали «Жар-птицу», «Шахерезаду» и «Синего Бога». Четыре или пять лет нас поддерживал «Газпром». В десяти городах России показывали те спектакли, которые вывозились в Европу. Команда Дягилева была революционерами. А я реставратор, восстанавливаю их работу. Но мы сделали очень хороший спектакль, пригласили современного хореографа Патрика де Бона.
- Какие самые яркие достижения работы фонда Вы можете выделить?
-- Это двенадцать спектаклей, которые мы восстановили. Тысячи костюмов, сотни бутафорских вещей. Самое ужасное, что это сложно все хранить. Сейчас я передал три программы в Театр имени Наталии Сац. Там идут «Петрушка», «Жар – птица»,
«Шахерезада», «Половецкие пляски», «Золотой петушок».
- Какие были трудности, когда Вы восстанавливаете балетные постановки?
- В основном отсутствие материала. Например, «Жар-птица», «Петрушка» и «Шахерезада» более-менее идентичны оригиналу, потому что сохранились записи. А «Синий Бог» и «Тамару» мне пришлось делать заново, приглашать хореографов. Делать современные варианты на ту тему, поскольку не сохранилось ничего, кроме эскизов и каких-то воспоминаний.
- В 1980-х гг. Вы стали солистом Большого театра. Вам было двадцать с небольшим. Что вы чувствовали, выходя на главную театральную сцену Советского Союза?
- Я был всегда очень патриотично настроен. В 1986 году мы с Ниной победили на Международном балетном конкурсе в Джексоне (США), вынесли наш флаг, заиграл гимн. Тут я сразу вспомнил Роднину, когда она с Зайцевым победила на Олимпийских играх, выступая без музыки. И вот я вспомнил, как она тогда рыдала, и у меня появилось ощущение настоящего патриотизма. Эти моменты мне очень запомнились. Я выступал не только за Большой театр, но и за нашу страну.
-У Вас была достаточно насыщенная карьера. Как Вы пришли в Кремлёвский балет?
- Кремлевский балет организовался 25 лет назад. Раньше в Большом театре мы работали на двух сценах. Вторая сцена - Кремлевский дворец. Когда построили Дворец Съездов, они поняли, что раз в четыре года проходит съезд КПСС. Собирается шесть тысяч зрителей, а в остальное время собрать шесть тысяч зрителей невозможно. Поэтому руководство объединило дирекции. Например, «Жизель» шла в Большом театре, а в Кремле шла опера «Аида». Тогда была решена проблема с билетами. Все солисты танцевали на обеих сценах. Людям было неважно, куда идти. Ведь они шли смотреть на артистов.
Где-то во время перестройки разъединились дирекции, и в Кремле перестали выступать. И тогда Андрей Борисович Петров решил создать труппу. Первым спектаклем был «Макбет». Он попросил меня станцевать первый спектакль. Вторым спектаклем была «Золушка». Ее поставил Владимир Васильев. Он танцевал мачеху, Екатерина Сергеевна Максимова - Золушку, а я танцевал Принца. Потом, через несколько лет, я пришёл в Кремль с проектом «Русские сезоны», и предложил им поучаствовать.
- Какую роль Вам понравилось исполнять больше всего? Почему?
- Вот знаешь, когда спрашивают у мамы, какого она ребенка любит, и она не может ответить. Так же и здесь. Все любимые. Я не танцевал те роли, которые мне не нравились. Я влюбляюсь в свои роли. Когда мне дали роль Бориса в «Золотом веке», я сначала ее не любил. Но потом влюбился. Очень любил исполнять Альберта в «Жизель», Принца в «Щелкунчике», Ивана Грозного. Мне нравилось танцевать не только классические роли, но и героические, современные партии. У меня было много энергии, а эта энергия никуда не прикладывалась. Один раз кто-то сказал про меня: «Это всё равно, что мясорубку подключили к электростанции».
- Вы уехали за границу. В каких труппах вам больше всего понравилось -- New York City ballet, American Ballet Theater?
- Везде было очень интересно. Но я понимал, что я русский танцовщик. Я проработал восемь лет в Большом театре и восемь лет в Мариинском. А остальное время ездил, гастролировал в разных труппах. Капитально я поработал в России. Причем тогда в Мариинском театре никто не работал. Обычно все ездили в Большой театр. Уланова перешла, Тимофеева Нина, Адырхаева. Они все начинали в Кировском театре, потом перешли в Большой театр.
- Сегодня Вы - член попечительского Совета одного из самых масштабных в мире театральных фестивалей. Какие тенденции в трансформации театрального искусства Вы бы выделили? Что и как меняется в театре сегодня?
- Все виды искусства хороши, кроме скучного. Можно ставить всё, что угодно: и балет, и оперу, и цирк, и спектакль может быть любой. Главное, чтобы было интересно и люди не уходили. Сейчас можно нарисовать картину и ее никто не поймет. Но через 20 лет она может стоить миллионы. Как, например, у Нико Пиросмани, художника-самоучки. У нас же, артистов, нет второго шанса. Если наш спектакль сегодня не понравился, его нельзя отложить, чтобы его поняли через пять лет.
Да, балет изменился. Раньше он был передовым видом искусств. Не было ни телевидения, ни кино. Приходили на балет посмотреть сказку. Люди могли только прочитать и представить образ в голове. Музыку тоже нигде нельзя было послушать. А от совокупности музыки, костюмов, декораций и самого исполнения у людей сносило крышу. Раньше люди уходили с балета «Жар-птица», как сейчас уходят с фантастической картины «Аватар» или еще какого-нибудь красочного кино. Все самые новейшие эффекты раньше были именно в балете. Но как только появилось кино, зрители начали перетягиваться туда. Однако балет все равно остается уникальным видом искусств, потому что он не требует перевода. Язык танца понятен всему миру. Поэтому свои постановки я могу спокойно возить по всему миру.
- Вы добились многих высот в жизни: танцевали в лучших трупах мира, создали собственный фонд, сделали множество постановок. А о чём теперь мечтает человек-звезда, у которого есть все?
- Уехать в Дивеево, лепить и готовить. Там есть хорошая куриная фабрика «Павловская курочка» и индюшечья «Индейкин дом». Я готовлю всякие интересные штуки. Я запекаю индейку в рукаве с айвой и с черносливом. Посолил, поперчил и всем очень нравится.
Софья Ложкарева
2024 Все права защищены
