Уже второй год, в конце августа и начале сентября, несколько московских площадок отдаются на «растерзание» самому смелому и самому безбашенному российскому фестивалю – смотру авангардного кино и искусства, который 16 лет назад прописался в маленьком сибирском городке с интригующим названием Канск. Появившийся совершенно случайно, Канский видеофестиваль год за годом нарабатывал международную репутацию – и сегодня уважается авангардистами всего мира.
"Культуромания" поговорила с почетным президентом Международного Канского фестиваля, режиссером Андреем Сильвестровым.
- Андрей, кто-то из журналистов сказал, что Ваш фильм «Прорубь», участвовавший в основном программе «Кинотавра» – фильм о несвободе. А как бы сказали Вы, о чем Ваше кино?
- Какая неожиданная интерпретация! Ну, я бы это сформулировал чуть-чуть по-другому. Наверное, «Прорубь» о том, что вымышленная реальность, которую создают средства массовой информации (своего рода медиа-реальность), заменяет современному человеку реальность настоящую. Человек перестает быть собой и начинает жить жизнью редакторов, придумывающих за него повестку дня. Возникает ощущение постоянного фейка, когда одна новость становится абсурднее другой…
- То есть в этом ощущении абсурда виноваты именно СМИ?
- Масс-медиа не только отражают жизнь, но и интерпретируют её. И в какой-то момент, в погоне за популярностью, за успехом, СМИ превращает эти интерпретации в параллельную реальность – и мы уже не можем отличить, где новость реальная, а где фейковая. И где выдумка, абсурд – а где реальный здравомыслящий поступок. И в этом аспекте можно, конечно, сказать, что «Прорубь» о несвободе. Потому что несвобода – это когда ты смотришь на реальность чужими глазами.
- По поводу фейковой реальности. Сейчас раздут скандал вокруг «Матильды»…
- Наверно, Вы правы, когда говорите о «Матильде», как о примере супер-фейка. Конечно, мне трудно говорить о самом фильме. И я, конечно, не могу комментировать его содержания... Я простой обыватель, который просто слышал об этом скандале. Но всё это кажется каким-то абсолютным фейком. И даже суперклоунадой. В России хватает гораздо более серьезных проблем… Это как раз тот случай, когда общество воспринимает шизофреническую логику как единственно верную. Кстати, это не только наша проблема – это проблема общемировая. Если человечество хочет иметь будущее, нам надо избавляться от своего фейкового шара. От пузыря фейковости.
- Андрей, Вы столько лет работаете с экспериментальным кино. А что для Вас значит слово «эксперимент»?
- Вы сразу задали тон нашего разговора, связав его со свободой и несвободой. Знаете, я в детстве больше всего любил фильмы Леонида Гайдая. «12 стульев», «Иван Васильевич меняет профессию»… Так вот. Они снимались на той студии «Мосфильма», которая называлась «Экспериментальное творческое объединение». Экспериментальное! И сам Гайдай, будучи абсолютно народным режиссером, считал себя великим экспериментатором. И то, что он делал, было экспериментом для того времени. Так что экспериментальность для меня – это как раз возможность свободного поиска того языка, который наиболее полно отражает свое время. Гайдай жил в 60-е, этим языком владел и был великим. Какой язык актуален сейчас – нам только предстоит открыть. И я скромно пытаюсь его найти. (Смеется)
- Андрей, экспериментальное кино и провокация часто идут рядом. А что думаете лично Вы?
- Художник всегда так или иначе провокационен. Не провокационного художника не бывает. Искусство, которое не задевает зрителя, не трогает его, не открывает горизонты, не раскрывает для человека новый взгляд на реальность – такое искусство не способно существовать. И оно никому не нужно. Скажу по-простому. Был я в Дрезденской галерее. И я обратил внимание, что там каждая работа – это вызов и провокация. В каждой художник переворачивает представление об искусстве и о реальности для своих современников. И это Дрезденская галерея! И эти работы называют шедеврами. Другое дело, что в современном мире провокация стала самоценным явлением. Кто-то считает, что провокация сама по себе – и есть акт искусства. Кстати, об этом кое-что есть и в фильме «Прорубь».
- А как Вам кажется, у экспериментального кино есть будущее?
- Говоря о будущем, мы можем только гадать. Но современная политика, на мой взгляд, пока не способствует развитию независимого экспериментального кино. С другой стороны, все наши опыты мы делаем за частные деньги, так что единственная просьба, которая у нас есть – не мешать.
- Сейчас все активно обсуждают закон, который может повысить стоимость прокатного удостоверения фильма до пяти миллионов рублей. На ваш взгляд, как принятие такого закона может отразиться на развитии экспериментального кино?
- Я не юрист и не знаю тонкостей законодательства. И я не всматривался в этот закон. Но, на мой взгляд, любая попытка излишнего регулирования вредна искусству. И ни одно ведомство не должно регулировать содержание, то есть то, о чем говорит художник. Что же касается самого закона… вряд ли он будет полезен для того сегмента вечности, которым занимаюсь лично я.
- Андрей, Вы являетесь почетным президентом Международного Канского фестиваля. Давайте поговорим немного о нем.
- Знаете, 16 лет назад для нас это было просто шуткой: мол, давайте поедем в Канск, пусть будет у нас Канский фестиваль. То есть, по сути, 16 лет назад мы сами участвовали в создании фейк-новости. Но с того времени многое изменилось.
- А что именно?
- Когда мы начинали фестиваль, была огромная проблема с работами из России. Они были, как правило, очень низкого качества. И было очень трудно подобрать фильмы в конкурс, а те, что подбирались, не могли претендовать на приз. Поэтому русские ребята почти никогда не побеждали. Ситуация изменилась буквально 5-6 лет назад. Работ из России стало много, причем из всех регионов, и работы эти более чем конкурентного качества.
- И все-таки, почему именно Канск?
- Понимаете, в крупном городе ты волей-неволей оказываешься в плену Масс-медиа. Москва – это коммуникации, в которых фейку уделено огромное внимание. А Канск – это реальность. Реальная проблематика.
- А было ли сложно фестивалю перебраться из Канска в Москву?
- Вообще, канская экспансия – это важный момент. За время фестиваля почти под тысячу художников со всего мира побывали в Канске. Ты приезжаешь на какой-то крупный международный фестиваль – и видишь там нашу канскую группировку: вот пошли ребята из Аргентины, а вот это наши канские немцы – и так далее. Кстати, я надеюсь, что канская экспансия, со своей мечтой о подлинной реальности, маленькой бактерией проникнет и на московскую землю.
- Андрей, а не было ли у Вас искушения сойти с экспериментальной тропы?
- А я не скрываю, что иногда работаю как коммерческий художник. И у меня нет проблемы в том, чтобы работать на большую аудиторию и говорить с людьми на понятном им языке. Но, понимаете, мне самому интереснее язык другой – сложный, инновационный, неотформатированный, приближающий зрителя к реальности, а не уводящий его в сон фейка. И я очень хочу, чтобы этот язык стал популярен. Правда, пока, на мой взгляд, результат очень скромный. (Смеется). Но буду стараться.
- Мне кажется, что Вы немного преуменьшаете…
- Знаете, одно дело, когда тебя смотрят пять миллионов. И совсем другое, когда работаешь для маленького зала – тебе важно, что скажут человек пять-десять. По сути, это два разных вида коммуникации – и они обе очень важны. Но самая трудная коммуникация, когда ты говоришь с человеком глаза в глаза. Сложнее этого нет ничего. Потому что именно здесь наступает момент абсолютной честности.
Автор статьи: Вера Алёнушкина
Фильм «Прорубь» выйдет в прокат 28 сентября
2024 Все права защищены
