Алексей Смирнов, актер фильма «История одного назначения»: «Интересны люди, которые немного безумны внутри»

<h2>Один из самых ярких фильмов сегодняшнего проката – это «История одного назначения» Авдотьи Смирновой. В нем два главных героя: Лев Толстой, который пытается спасти полкового писаря, приговоренного к расстрелу за нарушение воинской дисциплины, и поручик Гриша Колокольцев – экзальтированный юнец, полный прекраснодушных идей и тоже жаждущий помочь бедолаге, но в итоге командующий расстрелом. Этого воинствующего мальчишку в погонах сыграл Алексей Смирнов, уже успевший заявить о себе и в качестве режиссера: он снял сериал «Садовое кольцо».</h2> О фильме, а также о том, легко ли быть режиссером, когда тебе немного за двадцать, и о «прелестях» вгиковского образования с Алексеем говорила журналист «Культуромании». Алексей, Ваш герой, Гриша Колокольцев – какой он? Что Вы о нем думаете? Я думаю, что мы не так уж сильно отличаемся друг от друга. И меня это пугает. То есть вы с Гришкой похожи? Но чем? Да почти всем. Он мажор из Москвы – я мажор из Москвы. Он полон романтических идей – и я тоже. Правда, у меня их уже чуть меньше: я всё-таки постарше, чем Гриша. Но самое страшное, что я не знаю, как бы я поступил на его месте. Я очень хочу, я мечтаю, чтобы мой выбор оказался другим. Но зарекаться нельзя – поэтому я молюсь о том, чтобы никогда не пришлось столкнуться с чем-то подобным. Алексей, смотрите: когда Ваш Гриша приезжает в действующую армию, его просто распирает от младенческого желания изменить мир… Не от младенческого, скорее, от подросткового… Но в итоге он превращается в закоренелого консерватора. Почему? Он сталкивается с реальной жизнью, которая так не похожа на «жизнь» московскую. И, как следствие, постепенно выгорает. Медленно, шаг за шагом: сегодня одно, завтра другое. В итоге закоренелый романтик становится уютным приспособленцем. Или просто взрослеет – это уж как вам угодно. Не боитесь, что и с Вами может случиться что-то подобное? Конечно, боюсь. Да все боятся. Алексей, почти все, кто видел «Историю одного назначения», говорят о том, что фильм перекликается с днем сегодняшним. Вы тоже видите эту перекличку? Да, вижу, конечно. И сегодня людей наказывают, сажают ни за что: и происходит это не из-за того, что все люди плохие, а потому что сумасшедшая тупая машина до сих пор работает именно так. Ведь разве Толстой подлец, если он в своем прошении забыл указать номер части? Нет! Он просто «замотался», как бы сказали сегодня. Так что у нас очень современная, и более того – вечная история. Авдотья Смирнова постоянно говорит, что милосердие важнее закона. Для Вас тоже так? Она говорит, что милосердие важнее справедливости. Но я чуть-чуть по-другому этот выбор определяю. Мне кажется, что совесть важнее. Да и в справедливость не очень-то верю. Вот этим, кстати, мы и различаемся с Григорием Аполлоновичем. Он честный человек абсолютно – и врать не может. А я могу. Мне не сложно. Это же моя основная работа. Вы об актерстве сейчас? О режиссуре. Там ты все время врешь. К тебе приходит сто человек, которым нужно объяснить, чего же ты от них хочешь. И каждый из них со своими амбициями, со своими представлениями и о себе, и о тебе, и о работе. Поэтому батюшка, например, любит говорить, что режиссер – это профессиональный лжец. И я думаю, что он прав. Честно говоря, в первый раз слышу об этом от режиссера… Нет, в художественных вещах ты всегда должен оставаться верным своим принципам. Не идти по чужим головам и так далее. Но смотрите: вот приходит на площадку актер и играет просто чудовищно, потому что жутко зажат. Ты же не скажешь ему: «Старик, что ты творишь?! Какой ужас!»… Ты говоришь: «Какую интересную версию Вы сейчас предложили! Но давайте мы кое-что немного изменим»… Человек расслабляется и начинает работать. А что Вам более интересно, режиссура или актерство? И то, и то. Одно позволяет идеально переключиться с другого. Когда ты режиссер, ты адепт глобального мышления. И тебе нужно быть предельно внимательным ко всем, кто находится рядом. А вот на себя самого тебе фиолетово. Абсолютно! В общем, все это, конечно, безумно круто, но в какой-то момент устаешь, становится тоскливо, тяжело, тревожно. А когда ты актер, ты превращаешься тупую четырнадцатилетнюю девочку, постоянно шутишь, как ты шутил, когда был подростком, требуешь внимания, любви к себе. Тебе важно, как на тебя смотрят, что о тебе говорят, как ты выглядишь. Ощущения такие, как если прочесть на ночь какой-нибудь модный глянцевый журнал (это я от сестер знаю). Утром голова приятная – и пустая. Ты сосредоточен на себе и работаешь нервами. Это ведь режиссер торгует мозгами. А актер – душой. А что самое плохое для Вас в актерстве? Я типичный control-freak. И когда я ничего не контролирую, я пугаюсь. Поэтому мне очень трудно отпускать себя. Да, я стараюсь ни о чем не думать, а просто делать то, что мне говорят, но… Вот смотрел сейчас фильм – и видел те эпизоды, где я головой работал – и сильно себя за них ругаю. А не было страшно? Ведь все-таки первая большая роль… Да было, конечно. Это ж безумие, неопытного человека на такую роль брать. Я б не рискнул. Но с Дуней всегда очень легко и просто. Мы долго репетировали, она была очень внимательная. Плюс партнеры у меня были шикарные: это самый лучший ансамбль, который я мог встретить в своей актерской карьере. Кстати, в одном из Ваших интервью, Вы сказали, что Вам интересны люди, «которые немного безумны внутри». Это так? Довольно банальная фраза, как мне кажется. Но работать с такими действительно легче. Я ведь тоже из этой серии, мы лучше понимаем друг друга. Да и самые крутые люди, с которыми я работал, они все немножко того… головой гуляют. То есть человек «без сумасшествия внутри» художником быть не может? Да смотря что Вы в это вкладываете. Мы же все более-менее простые люди. Но что у нас за профессия? Взрослые люди собираются вместе, чтобы за бешеные деньги играть в других взрослых людей. В этом жесть что-то ненормальное, разве не так? Вот что я сегодня сделал хорошего? Изобразил мальчика Гришу Колокольцева и на коне покатался? Но это же бред с точки зрения нормального, вменяемого мужика, который занимается реально чем-то полезным. Поэтому все, с кем я работаю, немного «отъехавшие» – и это прекрасно. Алексей, давайте немножко о другом. Вы стали режиссером «Садового кольца» в 24 года… Мне было 23, когда его запускали. Но у выпускника ВГИКа за плечами только дипломная короткометражка. И вдруг проект для центрального телевидения в 12 серий… Если честно, было очень страшно. Но еще страшнее не браться. А что касается дипломной короткометражки, то у меня ее не было, я снимал только курсовую. И диплома у меня нет, я его так и не защитил. Потому что когда все снимали дипломы, я снимал «Садовое кольцо». А это полгода работы, более десяти часов смонтированного материала одних только проб. Но чтобы защититься, нужно не только представить фильм (я легко могу представить «Садовое»), но и написать двадцать страниц о том, как ты его снимал. И честно: я не знаю, о чем писать, где набрать эти самые двадцать страниц. Да и диплом все равно этого не стоит, ведь ВГИК - одна из самых ужасных киношкол на свете. Почему? Прелесть ВГИКа в том, что он помогает тебе понять, можешь ли ты работать в советских душных условиях. Например, по вгиковским нормативам (никогда этого не забуду) павильонную декорацию для курсовых работ и дипломов могут строить только вгиковские художники. А по их прейскуранту картонная ручка от двери стоила в мое время полторы тысячи рублей. И так всё. Но если говорить конкретно об образовании? Понимаете, во ВГИКе очень много тех, кто видел камеру последний раз в середине пятидесятых. Конечно, есть и очень хорошие мастера, например, мне ужасно повезло с Сергеем Соловьевым: он прекрасный мастер, хотя совершенно не педагог. Он даже не знает, что такое педагогика, да и не задавался никогда этим вопросом, но профессионал он выдающийся, а это гораздо важнее. Или Вадим Юсупович Абдрашитов – глупо сомневаться в том, какой он режиссер, согласитесь? Для меня «Парад планет» – одна из любимых картин… В общем, я считаю, что во ВГИКе есть какие-то отдельные островки, прекрасные и очаровательные, но, в целом, конечно, хорошего мало. Но если ты смог снять что-то во ВГИКе, то и везде снимать сможешь. Потому что хуже уже не будет. Алексей, а что дальше планируете делать? Уже решили? Сейчас запускаем полнометражную картину на студии «Водород» с Фёдором Бондарчуком в главной роли. Он же один из продюсеров проекта. Фильм называется «Подвиг», по жанру драма. Действие происходит в наши дни, и начинается все с теракта в Англии. Почему именно драма? Любимый жанр? Да жанр, в общем, не важен, лишь бы кино цепляло. Чтобы ты по площадке со сжатыми зубами ходил. Я бы и комедию снял (у меня с чувством юмора все хорошо), но тот тип юмора, который мне интересен, у нас пока не пойдет. Например, есть у меня одна идея, но…. Черная комедия? Смотрите. Я недавно узнал, что в Торе есть такое правило: когда умирает один из супругов, то скорбеть по нему можно всего лишь год. А потом скорбящего начинают травить, гонят из Синагоги и так далее. Так вот. Гей-пара. Один умирает, второй скорбит. Приходит к раввину, тот его утешает. Но год проходит, а человек понимает, что недоскорбел. И он начинает придумывать, как же ему продлить собственную скорбь. Например, он жалуется, что у него умерло домашнее животное (сам при этом закапывает на кладбище трупы каких-то белочек) и так далее. А раввин подозревает обман и пытается его раскрыть. В общем, я бы именно такие комедии хотел снимать. Обожаю абсурдный юмор. А как же быть с Вашей фразой, «я верю в простое коммерческое кино»? То, о чем Вы сейчас рассказали, кино не простое и не коммерческое… Да, я в него верю. Только кто ж мне его даст снимать? Нет, у меня есть одна история, связанная с фантастикой, но она пока на очень ранней стадии разработки. В любом случае, «хорошее простое коммерческое кино», это пока те деньги, которые мне не доверят. И что делать? Снимать кино некоммерческое? Почему нет? Я бы и «Подвиг» хотел сделать именно фестивальной картиной. А потом, может быть, даже взять и уехать. Я же с детства мечтал быть копом в Нью-Йорке. Надо ж попробовать. Вера Алёнушкина

Кино-театр

Коллекционирование/Арт-рынок

Кино-театр

Музеи и выставки