— Татьяна, чем конкретно занимается ваш фонд?
— «Неотчуждаемое» — это я и соучредитель фонда Станислав Петров — организует и курирует выставки art brut в России и за рубежом. Наша цель — сделать особое искусство российских авторов популярным и общеизвестным в мире. Но самая главная деятельность для нас — экспериментальные мастерские для художников с особенностями развития. В них они могут раскрыть способности, расширить кругозор, вырасти профессионально. В 2020 году мы запустили первую такую мастерскую на площадке психоневрологического интерната №20 в Москве. Деньги нам выделил Фонд президентских грантов.
— Это арт-терапия?
— Нет, мы позиционируем нашу деятельность как обучение мастерству художника. У нас преподает не арт-терапевт, а настоящий педагог с художественным образованием, который общается с нашими подопечными как со студентами. Ее зовут Елена Газанчян, она закончила художественно-графический факультет МПГУ и магистратуру в Московском государственном психолого-педагогическом институте.
— Как часто проводятся занятия?
— 2-3 раза в неделю и еще офлайн и онлайн-экскурсии в музеи. Единственное — пандемия внесла коррективы. Первый раз мы отложили проект до августа, когда сняли первый карантин. Проработали успешно два месяца. Но, к сожалению, в октябре интернат второй раз закрыли на карантин. В этой ситуации мы решили проводить онлайн-занятия и онлайн-экскурсии. К счастью, в интернате есть доверенное лицо — один из наших учеников Андрей Щекутьев. Это художник, проживающий в ПНИ. Он долго мечтал о своей студии, но у него не было возможности осуществить свою мечту. Помог коронавирус. Сейчас Андрей проводит уроки сам, с онлайн-сопровождением нашего преподавателя. Она составляет задания, а он контролирует их исполнение и помогает ребятам.
— Как пришла идея создать такой проект?
— Изначально мы с моим партнером по фонду Станиславом Петровым проводили выставки наивного искусства и сотрудничали со студией «Перспектива», которая работает в Санкт-Петербургском психоневрологическом интернате. Мы показывали их картины на Санкт-Петербургском экономическом форуме. В Сочи мы уже выставляли произведения московской студии «Наивно очень». Они приглашают художников с неврологическими отклонениями, живущих дома, а не в интернате. В какой-то момент мы решили сделать аналогичный проект, но в московском ПНИ. Директора интерната № 20 я уже знала, поэтому связалась с ним и спросила, можно ли прийти к ним с таким проектом. Мы пришли и познакомились с нашими будущими подопечными. А картины Андрея Щекутьева сразу отобрали для участия в выставке «Неотчуждаемое» в рамках «Русских сезонов» в Берлине.
— Получается, что и экспозиция, и ваш проект, и фонд имеют одно название?
— Да. «Неотчуждаемое» — важное понятие для нас. Потому что судьба может лишить человека всего — личного пространства и вещей, возможности иметь семью и дом, шанса выучиться и зарабатывать на жизнь. Единственное, что неотчуждаемо от человека — это способность чувствовать и думать.
— Вы давно работаете с людьми из психоневрологических интернатов, что эти учреждения представляют собой?
— Типичный российский интернат — это большое казенное учреждение, рассчитанное на несколько сотен человек. Большинство попадает туда из детских интернатов, не имея по настоящему показаний для этого. К сожалению, как правило, эти люди остаются в них навсегда. Они вынуждены жить по общему расписанию, у них отсутствует личное пространство, а зачастую — и личные вещи. В некоторых ПНИ даже нижнее белье общее: после стирки его сваливают в кучу, а люди потом разбирают — кому что достанется. Ни о каких возможностях для индивидуального развития, создания семьи и обустройства собственного быта в большинстве ПНИ речи не идет. Да и выходить за пределы интерната им запрещено.
— А как к вам — некоммерческой организации, относятся в интернатах?
— Большинство руководителей ПНИ с недоверием относятся к благотворительным организациям и волонтерам. Они видят в нас скорее угрозу собственному спокойствию, чем помощников. Но, к счастью, бывают и исключения. Для нашей первой экспериментальной мастерской мы выбрали московский ПНИ №20. Администрация этого интерната придерживается политики открытости к НКО и волонтерам и действительно уважает личную свободу проживающих. Для России — это редкость. На примере нашего проекта планируем показать другим учреждениям, что допускать некоммерческие организации к работе в ПНИ можно и нужно. Экспериментальная мастерская «Неотчуждаемое» — это еще и исследовательский проект. Параллельно с работой «в полях» мы разрабатываем методические материалы для интернатов и НКО о том, как эффективно наладить совместную работу в интересах резидентов.
— Покупают ли в России картины таких художников?
— Конечно, есть коллекционеры. Мы ходили советоваться к известному художнику Павлу Каплевичу. Он сказал, что сам бы хотел приобрести такие работы. Спрос на картины в жанре art brut есть. Во Франции же ежегодно проводятся форумы, на которых демонстрируются такие картины. Более того, у нас была идея принять в этом году участие в этом мероприятии. Но из-за пандемии не смогли сделать этого.
— Нет ли сложностей с продажей таких картин?
— Да, продать такую работу очень трудно. Мы пока не занимались продажами, но я знаю, что большую часть выручки, практически все, что зарабатывает человек, проживающий в ПНИ, он обязан отдавать в бюджет интерната. Так происходит по всей России, единственное — есть понимающие директора в ПНИ, которые не отбирают заработанные деньги. Этот вопрос надо решать на законодательном уровне. Это очень некрасиво.
— Что такое art brut?
— Art brut — популярное на Западе направление в изобразительном искусстве. Оно возникло в середине ХХ века. Его создателем считается французский художник Жан Дюбюффе. Именно так он назвал свою коллекцию картин, созданных душевнобольными, детьми, «дикарями» и примитивистами. Сегодня принято рассматривать art brut как изобразительное искусство в наиболее чистом своем выражении, как неожиданный психический выброс из глубин сознания и подсознания. Главные условия того, что работу можно отнести к этой категории — наличие трех «изо»: изобретательности и изолированности изображающего.
— Можно ли сказать, что в картинах художников находит выражение бессознательная часть психики?
— Я думаю, да. Надо еще понимать, что у таких людей очень скудный набор впечатлений, у них даже выход в интернет практически отсутствует. Поэтому и в работах находит выход нечто другое — отличное от впечатлений внешнего мира. Мы с помощью наших экскурсий расширяем их кругозор. Надеемся, что пандемия пойдет на убыль, ограничения будут отменены и мы сможем устраивать пленэры на природе.
— Есть успехи у ваших подопечных?
— Даже после двух месяцев очных занятий я увидела прогресс в работах. Ребятам преподали разные техники, и та, которая им особенно понравилась, давалась углубленно. Некоторые работы очень наивные, словно их писал ребенок, а некоторые — со смыслом. У нас есть художник — Александр Лукин, он не слышит и не может говорить, то есть объяснить ему невозможно, какой краской надо рисовать, только показать на собственном примере. Мы с ним вдвоем нарисовали интересную картину по мотивам работ Энди Уорхола. На одном из занятий, которое проходило уже в изоляции, показали его картину. Я подумала, что это горы, но это был ангел на фоне пейзажа. У него свой очень оригинальный взгляд на мир.
— Ребята могут пойти дальше учиться?
— Это было бы идеально, но, к сожалению, у нас слабо развито инклюзивное образование. Они все на колясках, их кто-то должен сопровождать. Если бы у каждого из них был помощник, то тогда возможно было бы продолжить обучение. Мы сейчас идем к тому, чтобы ребята хотя бы в своем ПНИ могли заниматься творчеством. Потому что, по словам директора национального медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии им. В. П. Сербского Минздрава России Зураба Кекелидзе, люди без любимого дела, без хобби особенно в закрытых учреждений просто умирают.
Елена Сердечнова
2024 Все права защищены
