Куратор Музея архитектуры Марк Акопян: “Выставка может прогореть на этикетках”

<h2>Архитектура выставок, экспозиционный дизайн – одно из достаточно новых и супер актуальных направлений развития мировой музейной культуры. Выставки в «цифровом» мире зачастую становятся одним из главных инструментов коммуникации offline, приобретая медийную значимость. В рамках конференции <a href="http://archsovet.msk.ru/competitions/open-2018">«Открытый город»</a> участники обсудят как проектировать современные выставки, почему вау эффект актуален для музеев как никогда и за какую аудиторию они борются.</h2> - Марк, с чего начинается и как проходит подготовка к выставке? - С идеи куратора. Прежде всего, кураторов нужно разделить на два типа. Одни независимые, делающие межинституциональные выставки – они не принадлежат ни к какому институту, и занимаются только внешними проектами. И вторые – к их типу принадлежу я – работающие в одной институции, знающие как ничто другое именно их архивы. Выставки таких кураторов, как правило, связаны с фондами музеев, где они работают. Вот, например, если говорить про нашу недавнюю выставку «Архитектура стадионов», то она большей частью состояла как раз из фондов Музея архитектуры, соотношение примерно семьдесят к тридцати. Но в общей сложности там было четырнадцать участников, в том числе, государственные архивы, музеи Санкт-Петербурга, частные собрания – например, из фондов Якова Черникова. Любой выставке такого уровня предшествует большая исследовательская работа. Если непосредственно выставку стадионов мы готовили год, то исследования начались на год раньше. Вообще, год, по моему мнению, идеальное время для подготовки выставочного проекта. В этот период входит сама экспозиция, отбор материала, каталоги – это отдельная самостоятельная работа, требующая не меньше, а иногда и больше усилий, чем экспозиция. - В какой момент приглашается архитектор? - Примерно за полгода. Ему нужно дать уже максимально готовую историю, то, что куратор и его команда хотят донести публике, и архитектору очень важно это услышать, понять и только затем начинать работать. Дизайн всегда должен помогать раскрывать историю. - У МУАР – одно из старейших и уникальных выставочных пространств в Москве. Наверное, это так же накладывает некоторые ограничения на архитекторов? - У нас три разных пространства: парадная анфилада усадьбы Талызиных XVIII века, Аптекарский приказ – палаты XVII века, и флигель «Руина» – пространство в стиле лофт. Парадная зала – в стиле классицизма, с колоннами, барельефами и сохранившимися росписями; наша выставка проходила как раз там, на площади около 1,5 тыс. квадратных метров. Это, в самом деле, очень специфическое пространство – залы идут анфиладой, один за другим, и уже одно только это диктует сюжетную модель проекта. Далее – есть залы большие, есть маленькие, причём, самый маленький зал меньше самого большого примерно в 5 раз. Всё это, повторюсь, сообщает как развитие истории, так и наполнение пространства в целом, и определяет, в свою очередь, возможности для пространственных экспериментов. С выставкой «Архитектура стадионов» нам хотелось сыграть на контрасте с классическими парадными залами, не нарушая при этом их гармонии. Именно таким путём – когда современность вживается в анфиладную планировку – мы и пошли, получив в итоге невероятно лёгкую и цельную работу. Мы работали с каждым залом отдельно, ни один из них не был похож на другой, и в то же время – был частью одной истории. Между каждым залом, по замыслу, был промежуток в несколько лет и даже десятилетий, и для «Архитектуры стадионов» было принято решение возвести как временные, так и долговечные конструкции, которые впоследствии станут и частью других выставок. - То есть архитектору экспозиции пришлось буквально возводить в МУАРе новые стены? - Практически. Дело в том, что по одной из сторон анфилады идут окна, и это всегда большая проблема и для куратора, и для архитектора. Окна уменьшают выставочное пространство, оставляя простенки, «съедают» полезную площадь, накладывают множество других ограничений. Наконец, окна – это просто пыль и шум с улицы. Нашей задачей было, с одной стороны, возвести конструкцию, которая бы закрывала окна, с другой – соблюсти все требования температурного и светового режима, пожарной безопасности, сохранить беспрепятственный доступ к батареям и собственно окнам. Агния (Агния Стерлигова, архитектор выставки «Архитектура стадионов») справилась блестяще, придумав проходы от стен к окнам в семи залах, и если говорить о любимых, то мой – восьмой. Это прямоугольный тупиковый зал, который был посвящен Лужникам. Вдохновляясь главным стадионом страны, Агния предложила сделать там овальное пространство золотого цвета. Зал с Лужниками как бы венчал выставку: вот ты, как футболисты, проходишь сквозь весь XX век как через некие отборочные туры, и в финале тебя встречает легендарнейшая спортивная арена. Золотой цвет есть во фризе самих Лужников, и вот эта идея победы страны, золота, торжества, парадности была отлично реализована в восьмом зале. - Многое ли вам как куратору пришлось изменить уже в процессе работы с архитектором экспозиции? - Нет, потому что мы видели одну и ту же историю. Конечно, что-то переезжало со стены на стену и из зала в зал, развеска вообще – всегда совместный процесс куратора, архитектора и их команд. В нашем случае было много работы – слишком масштабная тема, первая выставка «про стадионы» в России, к тому же – архитектура XX века. Но именно в этом и состоит преимущество работы на проекте с профессиональным архитектором, он чувствует здания и пространство, умеет выявить его сильные стороны. Смотрите: ведь все лучшие выставки делают большие архитекторы, такие как Евгений Асс, Юрий Аввакумов. - А как молодым архитекторам подключиться к проектированию выставок? - Вы знаете, сегодня публике недостаточно просто показать работу. Да, ещё двадцать, тридцать лет назад, да даже в нулевых среди музейных людей считалось, что мы «просто показываем шедевры», вот они тут висят на стенах, и уже одного этого достаточно. Но сейчас требуется среда, атмосфера, площадка для диалога со зрителем. Именно поэтому для каждой выставки привлекается архитектор. И здесь ощущается не хватка специалистов, слишком узок круг тех, кто делает хорошие выставки. Не потому, что мы тут все «по дружбе», а потому, что, в самом деле, есть только 10-15 авторов, которые способны на проекты высокого уровня. И вот здесь для молодых архитекторов и сегодняшних студентов – непаханое поле: и государственные, и частные музеи как никогда нуждаются в архитекторах и серьёзной конкуренции на этом рынке ещё долго не будет, работы хватит всем. - Что бы вы порекомендовали молодым архитекторам? - Молодым архитекторам я бы порекомендовал в первую очередь видеть и слышать куратора, и раскрывать историю хотя и через свой взгляд на нее, но не нарушая замысла. Но это приходит с опытом. - Какие ещё частые промахи в создании экспозиции вы можете назвать? - Любая мелочь может испортить впечатление. Расскажу о нашей общей музейной боли – этикетках. К сожалению, не всегда им уделяется должное внимание, и вроде бы такая прикладная, ремесленная вещь, но, если вы с ними промахнулись – выставка может восприниматься совсем не так, как вы задумали. Читаемые ли они, хорошо ли их видно для людей с разным ростом? Из какого они материала? Продержатся ли все три месяца выставки или отвалятся уже через неделю? Кроме того, когда архитектор представляет проект, он же делает его без этикеток. И когда они появляются вид совершенно изменятся. Это бывает и от невнимания, и напротив – от чрезмерного желания сделать что-то не как у всех. Мы тоже долго мучились с этикетками. Тут ещё одна наша, МУАРовская, особенность – мы не можем клеить этикетки на стену, только подвешивать на рамы. В общем, пробовали белое на черном, чёрное на белом, один шрифт, другой, третий. И вот в результате десятков экспериментов пришли к белым калькам. Плотность – 120 грамм, потому что 100 было слишком прозрачно, а 200 – громоздко. Получились лёгкие, воздушные, но при этом – легко читаемые и заметные, идеальные этикетки. Потом, конечно же, тексты. Где они будут располагаться, почему именно там, удобно ли также к ним будет подходить, читать, не будет ли ситуаций, когда зритель их не заметит и просто пройдёт мимо. Затем – конструкции, например, тумба для макетов, которые нужно в любом пространстве уметь располагать так, чтобы о них не спотыкались, но при этом видели и воспринимали. Технические моменты, например, нормы пожарной безопасности и другие надзорные требования; это всё тоже очень влияет на выставку: где разместить розетки, как согласовать конструкции со специалистами по инженерии и пожарными. - Какие выставки произвели на вас наиболее сильное впечатление? - В Москве мне очень нравится, как работает команда ВДНХ – там прекрасные архитекторы и застройщики, у которых получается слышать и слушать уникальное пространство этих павильонов с их трёх-четырёхметровыми потолками. Ещё одно необычное, но удачное решение – на выставке «До востребования» в Еврейском музее и центре толерантности. Там прибегли к шпалерной развеске – уже само по себе смелый ход во времена, когда шпалерная выставка исчезла в принципе. И вот вроде бы так неудобно – 3-4 метра, хочется подойти поближе и рассмотреть, а не получается, но всё сделано так, что это не раздражает зрителя, а напротив – затягивает. Можно критиковать, можно не любить, но то, что получилось – интересно и интуитивно понятно, почему это именно так. Тот самый случай, когда у куратора и архитекторов всё совпало, они поняли друг друга ещё на старте истории, и всё получилось. Конечно, я бы отметил еще работу иностранных коллег, невероятно интересные кураторские и архитектурные решения можно встретить в Германских музеях. Отмечу две выставки: лучшая выставка о Русской революции в Германском историческом музее в Берлине в 2017 году и «Ренессанс Боттичелли. 2015-1445» в Гемальде в Берлине. Ирина Бас

Музеи и выставки

Музыка

Кино-театр

Коллекционирование/Арт-рынок