Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»

Кино-театр

Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»
8 Апреля 2019, 12:57
В Москве заканчивается 5-й Международный фестиваль документального кино «ДОКер» – один из самых ярких независимых смотров на фестивальной карте России. О том, как выжить документальному кино в век блокбастеров, способно ли оно собирать кассу в прокате, и чего не хватает отечественным кинематографистам – рассказала "Культуромании" продюсер и директор «ДОКера» Ирина Шаталова

В Москве заканчивается 5-й Международный фестиваль документального кино «ДОКер» – один из самых ярких независимых смотров на фестивальной карте России. Его цель – показать нам, чем живет современная документалистика, как она развивается и какие темы ее волнуют. Но с продюсером и директором «ДОКера» оператором Ириной Шаталовой «Культуромания» говорила не только об этом: как выжить документальному кино в век блокбастеров, способно ли оно собирать кассу в прокате, и чего не хватает отечественным кинематографистам – вот основные направления этой беседы.


- Ирина, как вам кажется, в чем секрет живучести документального кино? Ведь с одной стороны, у нас сейчас время блокбастеров, которые занимают все больше и больше пространства и в умах, и в кинозалах. С другой, у любого школьника есть возможность взять смартфон и снять то, что он видит – вот вам и “документалка”. Так почему в этой ситуации документальное кино еще живо?

- Я бы сказала так. Во-первых, не исчезает интерес к реальности, хотя с течением времени он, конечно, меняется. Поэтому, например, интерес к документальному кино в 90-е начал расти, и растет до сих пор. Причем сегодня это одно из самых активно развивающихся направлений в киноиндустрии. И тут как раз свою роль сыграло пресыщение аттракционами (ведь блокбастеры – это прежде всего аттракцион). А за аттракционами реальность разглядеть сложно. Кстати, именно поэтому игровой арт-хаус часто имитирует документальность: вспомните, сколько у нас фильмов, якобы снятых под док. Во-вторых, технологии не стоят на месте: сегодня мы, имея съемочную группу в три человека, можем снять потрясающую по качеству картину. Так что вполне вероятно (это мое личное мнение), что рано или поздно, игровое кино вообще может уйти в документальное…

- То есть золотая эра документального кино еще впереди?

- На мой взгляд, мы сейчас находимся в эпицентре развития какой-то новой волны. Правда, под словом «мы» я имею в виду не российских документалистов, а документалистов вообще. Потому что российский документальный кинематограф пока, к сожалению, находятся на отшибе. Но если говорить о мировом процессе (о том, что сейчас выходит в прокат, как финансируется производство, что снимают в Европе, в США, в Китае или даже в Африке) – то везде наблюдается рост.

- Да, но в нашем прокате «документалок» катастрофически мало. А в мире много документальных фильмов, ориентированных именно на прокат?

- У каждой страны, безусловно, свои традиции. Во Франции, например, есть кинотеатры, которые специализируются на документальном кино. В Германии много фильмов выходит. Для примера: наш «ДОКер» открывается фильмом «Россия с неба». Его авторы – Петра Хефер и Фредди Рёкенхаус – сняли похожий проект про Германию. И там был настоящий фурор: фильм посмотрели 200-300 тысяч зрителей, что для этой страны огромная цифра. А самая успешная документальная картина России в 2018-м («Медведи Камчатки») собрала шесть миллионов рублей, что для нас, конечно, шикарно, но это всего 30 тысяч зрителей. Так что почувствуйте разницу.

- Значит, нужно как-то работать с аудиторией… Такая возможность есть?

- Очевидно, есть. Хотя, конечно, крупные дистребьюторы обходят нас стороной – опасаются. Правда, компания А-one, занимавшаяся только авторским игровым кино, выпустила в прокат «Город кошек» (он закрывал у нас фестиваль в прошлом году). Это, разумеется, развлекательное кино, хотя ничего постановочного в нем нет: это просто хорошо снятый документальный фильм. Как бы то ни было, прокатчики не испугались – и все получилось. А есть случаи, когда кинематографисты самостоятельно выпускают кино в прокат…

- Такое возможно?

- Это, конечно, очень тяжело. Но те же «Медведи Камчатки» – самокатный фильм, его выпустили сами авторы, не имея опыта.

- Но кинотеатры-то готовы сотрудничать, работать с документальным кино?

- Сейчас уже готовы. Последние пять лет все реагируют совершенно спокойно, включая сеть «Каро». Есть и отдельные региональные кинотеатры, заинтересованные в сотрудничестве, что очень здорово. Но в целом, для России любой такой эксперимент, который называется «Выпуск в прокат документального фильма», требует просто сверх-усилий.

- В таком случае вопрос вот какой: должен ли режиссер-документалист оглядываться на обычного зрителя, брать в расчет прокатное будущее картины? Или же он просто снимает фестивальное кино, а все остальное – не важно?

- Здесь все зависит от целеполаганий режиссера. В принципе, можно разделить наших режиссеров на несколько типов. Есть те, кто не оглядывается вообще ни на что. Они не думают ни о прокате, ни о фестивалях. У них есть внутренний посыл, их беспокоит тема. Такие, кстати, могут и без бюджета снимать. И это, скорее всего, молодежь, которую интересует исключительно творчество. Например, студенты мастерской Разбежкиной вряд ли думают о том, выйдут они в прокат или нет. Им нужно высказаться, передать свою боль. Но потом они взрослеют, набираются опыта, снимают первый, второй, третий фильм, и, возможно, некоторые из них начинают задумываться о том, не сделать ли им некий зрительский фильм, который выйдет в прокат – и начинают работать чуть-чуть по-другому. Плюс проект проекту рознь. Возьмем Томаса Бальмеса – известного французского режиссера. В 2010-м он снял хит проката под названием «Малыши». Снимал в своем методе длительного наблюдения, причем вел его в течение года: снимал четырех младенцев в разных частях земли. В итоге получилось отличное созерцательное кино, сделанное по стандартам зрительского. Оно очень красивое, умилительное. И видно, что снимая его, режиссер думал о том, что было бы неплохо показать его максимально широко во всем мире. В результате, «Малыши» вышли в прокат везде и собрали больше десяти миллионов долларов, что для документального кино просто шикарно. Хотя до этого фильма и после него Томас снимал абсолютно другое кино. Но ему было интересно попробовать – и он попробовал..

И с российскими документалистами примерно то же. Я знаю нескольких режиссеров, которые уже озвучили: «я хочу сделать кино для проката». Они поняли, что это возможно – и заинтересовались.

- Ирина, вы сказали, что наша документалистика находится на отшибе. Возможно, наивный вопрос, но что с ней не так?

- Тут проблема выстраивается от частного к целому. Есть система – и внутри нее отдельным документалистам сделать что-либо крайне сложно. Основная сложность, конечно, в финансировании. В других странах источников финансирования много: там развита грантовая система, и небольшой грант можно получить даже от маленького района, в который ты приехал снимать. Как если бы у нас съемочная группа приехала в Нижний Тагиле, а местная власть давала бы деньги на эти съемки…

- У нас так не бывает?

- В нашем случае это большая редкость, или даже счастливая случайность. На уровне системы этого нет. Наш единственный источник – Министерство культуры, куда все регулярно идут со своими заявками, и этих «всех» очень много. Среди них и старая гвардия со своими студиями, которые нужно кормить, и молодые люди, которые понятия не имеют, как подступиться к Минкульту: они боятся, делают ошибки, их никуда не принимают, и прочее.

- А Минкульт как-то избирательно дает гранты? Есть какая-то система приоритетов?

- Минкульт объявляет темы. И если у тебя есть какая-то идея, которую ты разрабатываешь, ты должен ее в эту тему встроить. А темы могут быть разные, начиная от «фильмов к юбилею» и заканчивая «здоровым образом жизни», «спортивными достижениями» и так далее. И при наличии определенной фантазии, свою идею туда встроить можно, хотя это и не так легко. Потом происходит отбор заявок с помощью экспертной комиссии, в которой сидят те же люди, которые подавали заявки (сообщество-то у нас маленькое). Затем отсев. Деньги, понятное дело, получают не все. Другая проблема – стандартизация. Хронометраж фильма должен быть или 26 минут, или 52. Сдать работу нужно через пять месяцев… А как это сделать, если фильм требует больше времени? Выход один – подавать на спецпроект, там и сумма финансирования больше, и снимать можно в течение двух-трех лет. Вот только количество мест ограничено: в год не более 20. А для нашей страны это как-то маловато.

- И что же делать?

- Знаете, появляется много независимых авторов. Они не сидят и не ждут возможности получить деньги, они пытаются их найти. Например, начинают снимать в копродукции с другими странами. Потенциал в таком сотрудничестве очень большой.

- А заграничные продюсеры заинтересованы в работе с нами?

- По моим ощущениям, в последнее время интерес стал немного меньше. Но лет десять назад был настоящий всплеск, причем всех, естественно, интересовала политика. Сейчас всё немного по-другому, но у нас все равно есть документалисты, которые делают совместные проекты с зарубежными странами. Хотя этот путь тоже не очень прост, потому что наши продюсеры не готовы работать по чужим схемам, не готовы долго ждать, не готовы кого-либо убеждать и так далее. Наши продюсеры привыкли получать деньги и ни за что не отчитываться.

- В одном из ваших интервью вы говорили об изолированности нашего кино от мировых тенденций. Это до сих пор актуально?

- Про изолированность я говорила в контексте фестиваля, 12 лет назад в 2007-м. На мой взгляд, с тех пор кое-что изменилось. Фестивалей в России стало гораздо больше, а те, что были – расширились. Например, Beat Film Festival превратился в фестиваль о городской культуре. Или кинотеатр ЦДК, в котором каждые две недели есть возможность посмотреть новое документальное кино. Есть движение и на Интернет-площадках, что тоже немаловажно.

- Ирина, тогда давайте поговорим о фестивале. Как он появился?

- Идея действительно родилась от ощущения изолированности, о котором я говорила. Ведь вся наша фестивальная команда полностью состоит из документалистов. И когда мы создавали проект показов «ДОКер», мы понимали, что делаем это, потому что не видим альтернативы: не было площадок, где можно было бы собираться регулярно, смотреть какие-то новинки, что-то обсуждать. Причем сначала это были показы российского кино, потом начали звать наших коллег и друзей из-за рубежа. И такими вот маленькими шажочками мы пришли к пониманию, что готовы собрать программу фестиваля. Ведь если ты делаешь в год около ста показов, то привезти пятьдесят фильмов на один фестиваль ты тоже сможешь. То есть все было очень органично.

- Самый первый фестиваль провести было сложно?

- «ДОКер» дебютировал в 2015-м, причем у нас не было и до сих пор нет никаких государственных денег, поэтому мы сами себе сделали регламент, сами установили правила. То есть было относительно просто. Все усложнилось, когда амбиции стали расти: нам понадобился большой зал, мы захотели привозить больше фильмов и режиссеров. Тогда потребовались большие бюджеты, и мы начали искать партнеров – и ищем их до сих пор.

- В таком случае не могу не спросить: независимость – это плюс или минус? У «ДОКера» нет государственного финансирования, это хорошо или плохо?

- Мы никогда не сотрудничали с Минкультом, поэтому ответить точно я не смогу. Но почти все мои коллеги, знакомые с системой государственного субсидирования, признаются, что такая поддержка сильно усложняет процесс отчета. И что деньги часто приходят с опозданием (например, уже после проведения фестиваля). Так что иногда проще полагаться на себя. С другой стороны, я считаю, что любой культурный проект, сделанный достойно, заслуживает того, чтобы получать государственное финансирование, ведь это не личные деньги Министерства культуры, а нас всех. Если, конечно, данный проект – не фикция, которых сейчас очень много. Но о фикциях и сам Минкульт недавно заикнулся, сказав, что необходима ревизия фестивалей.

- Кстати, поздравляю вас с тем, что «ДОКер» вошел в список международных смотров, опубликованный на сайте Министерства культуры. Это значит, что вы (как международный фестиваль) имеете право показывать и наши, и зарубежные фильмы без получения прокатного удостоверения?

- Именно. Хотя мы, конечно, здорово перенервничали. Сам список формировался только в феврале, когда наш фестиваль был уже на носу. То есть мы готовили фестиваль и не знали, окажемся в этом списке или нет. И это добавило нервозности. Ведь мы понимали, что если мы в этот список не попадем, «ДОКера» просто не будет.

- ???


- Собрать документы для регистрации не так уж и сложно. Но не попади мы в список, пришлось бы получать прокатные удостоверения на все фильмы. А их очень много. Ведь когда ты выпускаешь картину в прокат, то получить на нее «прокатку» можно без особых проблем. Но когда речь идет о 50 проектах (а у некоторых смотров их 200), то это уже дело другое! И проблема даже не в бюджете, хотя в итоге получается солидная сумма: умножьте 50 на сумму пошлины. Проблема в количестве бумаг, которые нужно собрать, проблема в бесконечных хождениях, сдачах в Минкульт...

- Но сам закон о прокатных удостоверениях – что он значит для фестивального движения?

- Конечно, любые жесткие рамки усложняют процесс. А фестивальное движение не стоит на месте, оно развивается. И, например, не очень понятно, почему нужно ограничивать фестиваль пятнадцатью днями. Ну и так далее.

- Ирина, давайте теперь поговорим о «ДОКере-2019». Много ли было заявок?

- Отбор шел с июня по январь, и мы получили почти 2000 фильмов. Выбрали 50, включая спецпоказы.

- Среди них есть наши?

- Есть, но не более 10 процентов, а то и меньше. У нас ведь нет специальной российской программы, она встроена в конкурс. Хотя мы бы хотели и наше кино открывать, но тут нужно, чтобы отечественные фильмы соответствовали определенному уровню. К тому же фестивалей российского документального кино довольно много. И если какие-то картины в этих смотрах уже участвовали, то нам лучше выбирать проекты, которых еще никто никогда не видел. Поэтому мы ищем премьеры. И говорим авторам: «Не обижайтесь, но ваше кино уже живет. А мы хотим дать жизнь фильму, который только появился». Поэтому в основной конкурс у нас, как правило, попадает один российский проект, в программу короткого метра – два. Правда, есть еще программа, посвященная информационным технологиям, в которую мы днем с огнем ищем наши фильмы. И в этом году мы такую работу нашли, чем очень гордимся. Называется она «Let's play», снял ее режиссер из Екатеринбурга Владимир Головнев. Посвящена она киберспортивной команде, и, честно говоря, этот проект стал для нас настоящим открытием. Мы и не думали, что кибер-спорт окажется таким зрелищным.

- Я также знаю, что у вас есть детская программа 12+.

- Да, она у нас появилась в прошлом году, называется «ДОКер-кидс». Правда, в 2018-м мы ее выпустили с рейтингом 6+ и даже дублировали, потому что малыши не могут читать субтитры. Показ, кстати, был очень успешный: большой зал Октября, много детей с родителями, все довольны. Кто-то даже выбегал из зала и кричал, что видел документальный «Аватар». В этом же году мы сделали подборку 12+, и она тоже чудесная. Там есть и серьезное кино, близкое подросткам, и совсем чудесный фильм про котов.

- Про котов?

- Да, мы нашли феноменальный проект из Ирана, в котором режиссер снял двух своих пушистых «бандитов»: они очень разные, у них сложные отношения – и автор сумел это передать. И это как раз та короткометражка, над которой ты сначала смеешься до коликов, потом у тебя появляются слезы, а потом ты снова смеешься, потому что наступил хэппи-энд. Снят этот фильм как раз для детей, и я очень его рекомендую.

- Еще о каком-то фильме из программы этого года расскажете? Есть проект, который зацепил Вас сильнее других?

- Из конкурсных фильмов я бы выделила Sister's song («Услышь песню мою, сестра»). Это израильско-канадская картина Данаи Элон – очень точное, очень эмоциональное наблюдение за сестрами, одна из которых, будучи подростком, уехала в греческий монастырь. Второй же сестре такое решение кажется довольно сомнительным и незрелым, поэтому через какое-то время она едет за ней. И больше всего поражают отношения между ними: очень откровенные, искренние - удивительно, что режиссер получает к своим героям такой полноценный доступ. Кажется, будто бы Даная вместе с камерой участвует во всем этом. Плюс закрытый, уникальный мир монастыря, куда обычному человеку не попасть: со своими правилами, своей атмосферой. Даная Элон, кстати, стала участницей фестиваля: приезжала к нам из Канады, что было очень непросто устроить.

- Ирина, если в двух словах: чем «ДОКер» отличается от других фестивалей документального кино?

- Есть несколько очевидных признаков. Мы показываем документальное кино со всего мира, не ограничиваясь ни тематикой, ни языком, ни метражом, ни географией. Тогда как, например, у «Артдокфеста» в конкурсе только русскоязычные фильмы. А на «Послании к человеку» можно посмотреть не только документальное кино, но и игровое. Правда, мы максимально близки с «Флаэртианой», и даже ездили туда не один раз, к тому же программа у этих ребят просто отличная. Но, во-первых, «Флаэртиана» проходит в Перми, а, во-вторых, она придерживается определенного эстетического формата – следовать за эстетикой Роберта Флаэрти. (В таких фильмах, как правило, всего один герой, и вся картина строится на длительном наблюдении за ним.) Мы же себя ничем похожим не ограничиваем, не пугаемся историй, в которых вообще нет героев, не боимся экспериментов, не боимся фильмов, сделанных на стыке игрового и документального кино. Мы даже можем пойти в сторону американского формата, где в центре проекта – некое расследование, где важна интрига и люди, комментирующие происходящее. Мы не фанаты такого подхода, но готовы показывать его ярких представителей. И в этом как раз важное отличие «ДОКера» от любого другого фестиваля.

- Ирина, давайте напоследок поговорим о вас. Как вы пришли в документалистику, чем она вас зацепила?

- Что именно я хочу от кино, я поняла только на втором курсе ВГИКа. Изначально я поступала на операторский факультет с мыслью, что меня тянет работать в большом красивом кино…

- Мейнстрим, неужели?

- Мне нравилась площадка, загадочность кинематографа, артисты… Плюс мастером курса у нас был Вадим Юсов, работавший на многих знаковых проектах, поэтому, глядя на него, тоже невольно нацеливаешься на что-то великое. Но потом случилось разочарование в игровом кино, и одновременно – влюбленность в документальное.

Так вышло, что я после первого курса работала фотографом на площадке – и познакомилась с тем, как снимают игровое кино. Я была на кастинге, была на съемках, на постпродакшне – то есть увидела все от начала и до конца. И поняла, что в этом процессе очень мало личностного, очень мало творческого начала. Да, там много денег, но слишком мало чистого и светлого. И я поняла, что не хочу заниматься этим всю жизнь. А сразу после тех съемок случилась экспедиция на Белое море – первая в моей жизни. И туда я уже ехала как оператор – кстати, тоже впервые, ведь до этого я ничего не снимала, поэтому дико переживала, что я не справлюсь. Но вот что меня поразило: оказывается, можно отправиться на три недели на остров, встретить там человека, живущего вне связи с цивилизацией 30 лет, и полностью погрузиться в его жизнь. Можно жить в его темпо-ритме и не думать о том, что творится в мире. И мне показалось, что в этом гораздо больше смысла, чем в группе из ста человек, которые дерутся за переработку, не вчитываются в сценарий и не очень-то понимают, чем занимаются. Я сравнила эти два ресурса с точки зрения общечеловеческого. Есть сто человек, которые суетятся и делают коммерческий продукт, и есть три человека на острове, которые открывают для себя какие-то важные вещи и пытаются их донести. Разница колоссальная.

- Но для студентки-второкурсницы это очень серьезный выбор…

- Да, потому что оператор-документалист в России – это вообще непонятно кто. Он имеет ценность только для очень узкого круга людей. Потому что даже игровики спрашивают: «А когда вы дорастете до уровня игрового кино»? А смысл в том, что никто и не хочет до него «дорастать». Были случаи, когда мне предлагали игровые сценарии. Но я работала только с теми, кто вышел из документалистики. В противном случае общего языка нам просто не найти.

- А над чем работаете сейчас?

- Последний проект, над которым я работала как оператор – фильм Дениса Шабаева «Мира». О нем, кстати, спорят, документальный это фильм или нет.

- Насколько я знаю, о нем даже продюсер и режиссер говорят по-разному. Кто-то говорит, что игровой, кто-то – документальный.

- Ну, я в их дискуссии особо не вмешиваюсь. Для меня он ближе к документальному. Сейчас же проекта у меня два. Один из них с Настей Тарасовой: после фестиваля поедем на Дальний Восток, в Благовещенск, потом в Китай. Это продолжение нашей с ней дипломной работы 2007-го года о взаимоотношении между русскими и китайцами. Прошло 12 лет – и Настя поняла, что нам все еще есть, о чем рассказать. И есть герои, за которыми интересно следить. Снимаем вместе с киностудией имени Горького.

А второй фильм делается со Светой Стрельниковой. Причем мы работаем над ним уже года три. Он снимается в самом южном городе Европы, в Греции, и там тоже есть российские герои. Но это долгоиграющая история (сегодня много фильмов, которые делаются по несколько лет), и в ней опыт ее жизни, моей. Так что проведем фестиваль – и тоже отправимся в экспедицию.

Вера Алёнушкина

Подпишитесь на наш телеграм-канал, чтобы всегда быть в самом центре культурной жизни

Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»

<h2>В Москве заканчивается 5-й Международный фестиваль документального кино «ДОКер» – один из самых ярких независимых смотров на фестивальной карте России. Его цель – показать нам, чем живет современная документалистика, как она развивается и какие темы ее волнуют. Но с продюсером и директором «ДОКера» оператором Ириной Шаталовой «Культуромания» говорила не только об этом: как выжить документальному кино в век блокбастеров, способно ли оно собирать кассу в прокате, и чего не хватает отечественным кинематографистам – вот основные направления этой беседы. </h2> <br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b>- Ирина, как вам кажется, в чем секрет живучести документального кино? Ведь с одной стороны, у нас сейчас время блокбастеров, которые занимают все больше и больше пространства и в умах, и в кинозалах. С другой, у любого школьника есть возможность взять смартфон и снять то, что он видит – вот вам и “документалка”. Так почему в этой ситуации документальное кино еще живо?</b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Я бы сказала так. Во-первых, не исчезает интерес к реальности, хотя с течением времени он, конечно, меняется. Поэтому, например, интерес к документальному кино в 90-е начал расти, и растет до сих пор. Причем сегодня это одно из самых активно развивающихся направлений в киноиндустрии. И тут как раз свою роль сыграло пресыщение аттракционами (ведь блокбастеры – это прежде всего аттракцион). А за аттракционами реальность разглядеть сложно. Кстати, именно поэтому игровой арт-хаус часто имитирует документальность: вспомните, сколько у нас фильмов, якобы снятых под док. Во-вторых, технологии не стоят на месте: сегодня мы, имея съемочную группу в три человека, можем снять потрясающую по качеству картину. Так что вполне вероятно (это мое личное мнение), что рано или поздно, игровое кино вообще может уйти в документальное…</span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> </b></span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> - То есть золотая эра документального кино еще впереди?</b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - На мой взгляд, мы сейчас находимся в эпицентре развития какой-то новой волны. Правда, под словом «мы» я имею в виду не российских документалистов, а документалистов вообще. Потому что российский документальный кинематограф пока, к сожалению, находятся на отшибе. Но если говорить о мировом процессе (о том, что сейчас выходит в прокат, как финансируется производство, что снимают в Европе, в США, в Китае или даже в Африке) – то везде наблюдается рост. </span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> </b></span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> - Да, но в нашем прокате «документалок» катастрофически мало. А в мире много документальных фильмов, ориентированных именно на прокат?</b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - У каждой страны, безусловно, свои традиции. Во Франции, например, есть кинотеатры, которые специализируются на документальном кино. В Германии много фильмов выходит. Для примера: наш «ДОКер» открывается фильмом «Россия с неба». Его авторы – Петра Хефер и Фредди Рёкенхаус – сняли похожий проект про Германию. И там был настоящий фурор: фильм посмотрели 200-300 тысяч зрителей, что для этой страны огромная цифра. А самая успешная документальная картина России в 2018-м («Медведи Камчатки») собрала шесть миллионов рублей, что для нас, конечно, шикарно, но это всего 30 тысяч зрителей. Так что почувствуйте разницу. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> <b>- Значит, нужно как-то работать с аудиторией… Такая возможность есть?</b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Очевидно, есть. Хотя, конечно, крупные дистребьюторы обходят нас стороной – опасаются. Правда, компания А-one, занимавшаяся только авторским игровым кино, выпустила в прокат «Город кошек» (он закрывал у нас фестиваль в прошлом году). Это, разумеется, развлекательное кино, хотя ничего постановочного в нем нет: это просто хорошо снятый документальный фильм. Как бы то ни было, прокатчики не испугались – и все получилось. А есть случаи, когда кинематографисты самостоятельно выпускают кино в прокат…</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"><b>- Такое возможно?</b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Это, конечно, очень тяжело. Но те же «Медведи Камчатки» – самокатный фильм, его выпустили сами авторы, не имея опыта. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> <b>- Но кинотеатры-то готовы сотрудничать, работать с документальным кино? </b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Сейчас уже готовы. Последние пять лет все реагируют совершенно спокойно, включая сеть «Каро». Есть и отдельные региональные кинотеатры, заинтересованные в сотрудничестве, что очень здорово. Но в целом, для России любой такой эксперимент, который называется «Выпуск в прокат документального фильма», требует просто сверх-усилий. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> - В таком случае вопрос вот какой: должен ли режиссер-документалист оглядываться на обычного зрителя, брать в расчет прокатное будущее картины? Или же он просто снимает фестивальное кино, а все остальное – не важно? </b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Здесь все зависит от целеполаганий режиссера. В принципе, можно разделить наших режиссеров на несколько типов. Есть те, кто не оглядывается вообще ни на что. Они не думают ни о прокате, ни о фестивалях. У них есть внутренний посыл, их беспокоит тема. Такие, кстати, могут и без бюджета снимать. И это, скорее всего, молодежь, которую интересует исключительно творчество. Например, студенты мастерской Разбежкиной вряд ли думают о том, выйдут они в прокат или нет. Им нужно высказаться, передать свою боль. Но потом они взрослеют, набираются опыта, снимают первый, второй, третий фильм, и, возможно, некоторые из них начинают задумываться о том, не сделать ли им некий зрительский фильм, который выйдет в прокат – и начинают работать чуть-чуть по-другому. Плюс проект проекту рознь. Возьмем Томаса Бальмеса – известного французского режиссера. В 2010-м он снял хит проката под названием «Малыши». Снимал в своем методе длительного наблюдения, причем вел его в течение года: снимал четырех младенцев в разных частях земли. В итоге получилось отличное созерцательное кино, сделанное по стандартам зрительского. Оно очень красивое, умилительное. И видно, что снимая его, режиссер думал о том, что было бы неплохо показать его максимально широко во всем мире. В результате, «Малыши» вышли в прокат везде и собрали больше десяти миллионов долларов, что для документального кино просто шикарно. Хотя до этого фильма и после него Томас снимал абсолютно другое кино. Но ему было интересно попробовать – и он попробовал..</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> И с российскими документалистами примерно то же. Я знаю нескольких режиссеров, которые уже озвучили: «я хочу сделать кино для проката». Они поняли, что это возможно – и заинтересовались.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> - Ирина, вы сказали, что наша документалистика находится на отшибе. Возможно, наивный вопрос, но что с ней не так?</b></span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Тут проблема выстраивается от частного к целому. Есть система – и внутри нее отдельным документалистам сделать что-либо крайне сложно. Основная сложность, конечно, в финансировании. В других странах источников финансирования много: там развита грантовая система, и небольшой грант можно получить даже от маленького района, в который ты приехал снимать. Как если бы у нас съемочная группа приехала в Нижний Тагиле, а местная власть давала бы деньги на эти съемки…</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <b> </b><span style="font-size: 14pt;"><b> - У нас так не бывает?</b></span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- В нашем случае это большая редкость, или даже счастливая случайность. На уровне системы этого нет. Наш единственный источник – Министерство культуры, куда все регулярно идут со своими заявками, и этих «всех» очень много. Среди них и старая гвардия со своими студиями, которые нужно кормить, и молодые люди, которые понятия не имеют, как подступиться к Минкульту: они боятся, делают ошибки, их никуда не принимают, и прочее. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - А Минкульт как-то избирательно дает гранты? Есть какая-то система приоритетов?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Минкульт объявляет темы. И если у тебя есть какая-то идея, которую ты разрабатываешь, ты должен ее в эту тему встроить. А темы могут быть разные, начиная от «фильмов к юбилею» и заканчивая «здоровым образом жизни», «спортивными достижениями» и так далее. И при наличии определенной фантазии, свою идею туда встроить можно, хотя это и не так легко. Потом происходит отбор заявок с помощью экспертной комиссии, в которой сидят те же люди, которые подавали заявки (сообщество-то у нас маленькое). Затем отсев. Деньги, понятное дело, получают не все. Другая проблема – стандартизация. Хронометраж фильма должен быть или 26 минут, или 52. Сдать работу нужно через пять месяцев… А как это сделать, если фильм требует больше времени? Выход один – подавать на спецпроект, там и сумма финансирования больше, и снимать можно в течение двух-трех лет. Вот только количество мест ограничено: в год не более 20. А для нашей страны это как-то маловато. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> - И что же делать?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Знаете, появляется много независимых авторов. Они не сидят и не ждут возможности получить деньги, они пытаются их найти. Например, начинают снимать в копродукции с другими странами. Потенциал в таком сотрудничестве очень большой. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - А заграничные продюсеры заинтересованы в работе с нами?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- По моим ощущениям, в последнее время интерес стал немного меньше. Но лет десять назад был настоящий всплеск, причем всех, естественно, интересовала политика. Сейчас всё немного по-другому, но у нас все равно есть документалисты, которые делают совместные проекты с зарубежными странами. Хотя этот путь тоже не очень прост, потому что наши продюсеры не готовы работать по чужим схемам, не готовы долго ждать, не готовы кого-либо убеждать и так далее. Наши продюсеры привыкли получать деньги и ни за что не отчитываться. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - В одном из ваших интервью вы говорили об изолированности нашего кино от мировых тенденций. Это до сих пор актуально?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Про изолированность я говорила в контексте фестиваля, 12 лет назад в 2007-м. На мой взгляд, с тех пор кое-что изменилось. Фестивалей в России стало гораздо больше, а те, что были – расширились. Например, Beat Film Festival превратился в фестиваль о городской культуре. Или кинотеатр ЦДК, в котором каждые две недели есть возможность посмотреть новое документальное кино. Есть движение и на Интернет-площадках, что тоже немаловажно.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Ирина, тогда давайте поговорим о фестивале. Как он появился? </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Идея действительно родилась от ощущения изолированности, о котором я говорила. Ведь вся наша фестивальная команда полностью состоит из документалистов. И когда мы создавали проект показов «ДОКер», мы понимали, что делаем это, потому что не видим альтернативы: не было площадок, где можно было бы собираться регулярно, смотреть какие-то новинки, что-то обсуждать. Причем сначала это были показы российского кино, потом начали звать наших коллег и друзей из-за рубежа. И такими вот маленькими шажочками мы пришли к пониманию, что готовы собрать программу фестиваля. Ведь если ты делаешь в год около ста показов, то привезти пятьдесят фильмов на один фестиваль ты тоже сможешь. То есть все было очень органично.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Самый первый фестиваль провести было сложно?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- «ДОКер» дебютировал в 2015-м, причем у нас не было и до сих пор нет никаких государственных денег, поэтому мы сами себе сделали регламент, сами установили правила. То есть было относительно просто. Все усложнилось, когда амбиции стали расти: нам понадобился большой зал, мы захотели привозить больше фильмов и режиссеров. Тогда потребовались большие бюджеты, и мы начали искать партнеров – и ищем их до сих пор.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - В таком случае не могу не спросить: независимость – это плюс или минус? У «ДОКера» нет государственного финансирования, это хорошо или плохо? </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Мы никогда не сотрудничали с Минкультом, поэтому ответить точно я не смогу. Но почти все мои коллеги, знакомые с системой государственного субсидирования, признаются, что такая поддержка сильно усложняет процесс отчета. И что деньги часто приходят с опозданием (например, уже после проведения фестиваля). Так что иногда проще полагаться на себя. С другой стороны, я считаю, что любой культурный проект, сделанный достойно, заслуживает того, чтобы получать государственное финансирование, ведь это не личные деньги Министерства культуры, а нас всех. Если, конечно, данный проект – не фикция, которых сейчас очень много. Но о фикциях и сам Минкульт недавно заикнулся, сказав, что необходима ревизия фестивалей.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Кстати, поздравляю вас с тем, что «ДОКер» вошел в список международных смотров, опубликованный на сайте Министерства культуры. Это значит, что вы (как международный фестиваль) имеете право показывать и наши, и зарубежные фильмы без получения прокатного удостоверения? </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Именно. Хотя мы, конечно, здорово перенервничали. Сам список формировался только в феврале, когда наш фестиваль был уже на носу. То есть мы готовили фестиваль и не знали, окажемся в этом списке или нет. И это добавило нервозности. Ведь мы понимали, что если мы в этот список не попадем, «ДОКера» просто не будет. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - ???</span></b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Собрать документы для регистрации не так уж и сложно. Но не попади мы в список, пришлось бы получать прокатные удостоверения на все фильмы. А их очень много. Ведь когда ты выпускаешь картину в прокат, то получить на нее «прокатку» можно без особых проблем. Но когда речь идет о 50 проектах (а у некоторых смотров их 200), то это уже дело другое! И проблема даже не в бюджете, хотя в итоге получается солидная сумма: умножьте 50 на сумму пошлины. Проблема в количестве бумаг, которые нужно собрать, проблема в бесконечных хождениях, сдачах в Минкульт...</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Но сам закон о прокатных удостоверениях – что он значит для фестивального движения? </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Конечно, любые жесткие рамки усложняют процесс. А фестивальное движение не стоит на месте, оно развивается. И, например, не очень понятно, почему нужно ограничивать фестиваль пятнадцатью днями. Ну и так далее. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Ирина, давайте теперь поговорим о «ДОКере-2019». Много ли было заявок?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Отбор шел с июня по январь, и мы получили почти 2000 фильмов. Выбрали 50, включая спецпоказы. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Среди них есть наши? </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Есть, но не более 10 процентов, а то и меньше. У нас ведь нет специальной российской программы, она встроена в конкурс. Хотя мы бы хотели и наше кино открывать, но тут нужно, чтобы отечественные фильмы соответствовали определенному уровню. К тому же фестивалей российского документального кино довольно много. И если какие-то картины в этих смотрах уже участвовали, то нам лучше выбирать проекты, которых еще никто никогда не видел. Поэтому мы ищем премьеры. И говорим авторам: «Не обижайтесь, но ваше кино уже живет. А мы хотим дать жизнь фильму, который только появился». Поэтому в основной конкурс у нас, как правило, попадает один российский проект, в программу короткого метра – два. Правда, есть еще программа, посвященная информационным технологиям, в которую мы днем с огнем ищем наши фильмы. И в этом году мы такую работу нашли, чем очень гордимся. Называется она «Let's play», снял ее режиссер из Екатеринбурга Владимир Головнев. Посвящена она киберспортивной команде, и, честно говоря, этот проект стал для нас настоящим открытием. Мы и не думали, что кибер-спорт окажется таким зрелищным. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Я также знаю, что у вас есть детская программа 12+. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Да, она у нас появилась в прошлом году, называется «ДОКер-кидс». Правда, в 2018-м мы ее выпустили с рейтингом 6+ и даже дублировали, потому что малыши не могут читать субтитры. Показ, кстати, был очень успешный: большой зал Октября, много детей с родителями, все довольны. Кто-то даже выбегал из зала и кричал, что видел документальный «Аватар». В этом же году мы сделали подборку 12+, и она тоже чудесная. Там есть и серьезное кино, близкое подросткам, и совсем чудесный фильм про котов. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Про котов?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><br> <span style="font-size: 14pt;"> -<b> </b>Да, мы нашли феноменальный проект из Ирана, в котором режиссер снял двух своих пушистых «бандитов»: они очень разные, у них сложные отношения – и автор сумел это передать. И это как раз та короткометражка, над которой ты сначала смеешься до коликов, потом у тебя появляются слезы, а потом ты снова смеешься, потому что наступил хэппи-энд. Снят этот фильм как раз для детей, и я очень его рекомендую. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Еще о каком-то фильме из программы этого года расскажете? Есть проект, который зацепил Вас сильнее других?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Из конкурсных фильмов я бы выделила Sister's song («Услышь песню мою, сестра»). Это израильско-канадская картина Данаи Элон – очень точное, очень эмоциональное наблюдение за сестрами, одна из которых, будучи подростком, уехала в греческий монастырь. Второй же сестре такое решение кажется довольно сомнительным и незрелым, поэтому через какое-то время она едет за ней. И больше всего поражают отношения между ними: очень откровенные, искренние - удивительно, что режиссер получает к своим героям такой полноценный доступ. Кажется, будто бы Даная вместе с камерой участвует во всем этом. Плюс закрытый, уникальный мир монастыря, куда обычному человеку не попасть: со своими правилами, своей атмосферой. Даная Элон, кстати, стала участницей фестиваля: приезжала к нам из Канады, что было очень непросто устроить. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Ирина, если в двух словах: чем «ДОКер» отличается от других фестивалей документального кино? </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Есть несколько очевидных признаков. Мы показываем документальное кино со всего мира, не ограничиваясь ни тематикой, ни языком, ни метражом, ни географией. Тогда как, например, у «Артдокфеста» в конкурсе только русскоязычные фильмы. А на «Послании к человеку» можно посмотреть не только документальное кино, но и игровое. Правда, мы максимально близки с «Флаэртианой», и даже ездили туда не один раз, к тому же программа у этих ребят просто отличная. Но, во-первых, «Флаэртиана» проходит в Перми, а, во-вторых, она придерживается определенного эстетического формата – следовать за эстетикой Роберта Флаэрти. (В таких фильмах, как правило, всего один герой, и вся картина строится на длительном наблюдении за ним.) Мы же себя ничем похожим не ограничиваем, не пугаемся историй, в которых вообще нет героев, не боимся экспериментов, не боимся фильмов, сделанных на стыке игрового и документального кино. Мы даже можем пойти в сторону американского формата, где в центре проекта – некое расследование, где важна интрига и люди, комментирующие происходящее. Мы не фанаты такого подхода, но готовы показывать его ярких представителей. И в этом как раз важное отличие «ДОКера» от любого другого фестиваля.</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Ирина, давайте напоследок поговорим о вас. Как вы пришли в документалистику, чем она вас зацепила?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Что именно я хочу от кино, я поняла только на втором курсе ВГИКа. Изначально я поступала на операторский факультет с мыслью, что меня тянет работать в большом красивом кино…</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Мейнстрим, неужели?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Мне нравилась площадка, загадочность кинематографа, артисты… Плюс мастером курса у нас был Вадим Юсов, работавший на многих знаковых проектах, поэтому, глядя на него, тоже невольно нацеливаешься на что-то великое. Но потом случилось разочарование в игровом кино, и одновременно – влюбленность в документальное. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">Так вышло, что я после первого курса работала фотографом на площадке – и познакомилась с тем, как снимают игровое кино. Я была на кастинге, была на съемках, на постпродакшне – то есть увидела все от начала и до конца. И поняла, что в этом процессе очень мало личностного, очень мало творческого начала. Да, там много денег, но слишком мало чистого и светлого. И я поняла, что не хочу заниматься этим всю жизнь. А сразу после тех съемок случилась экспедиция на Белое море – первая в моей жизни. И туда я уже ехала как оператор – кстати, тоже впервые, ведь до этого я ничего не снимала, поэтому дико переживала, что я не справлюсь. Но вот что меня поразило: оказывается, можно отправиться на три недели на остров, встретить там человека, живущего вне связи с цивилизацией 30 лет, и полностью погрузиться в его жизнь. Можно жить в его темпо-ритме и не думать о том, что творится в мире. И мне показалось, что в этом гораздо больше смысла, чем в группе из ста человек, которые дерутся за переработку, не вчитываются в сценарий и не очень-то понимают, чем занимаются. Я сравнила эти два ресурса с точки зрения общечеловеческого. Есть сто человек, которые суетятся и делают коммерческий продукт, и есть три человека на острове, которые открывают для себя какие-то важные вещи и пытаются их донести. Разница колоссальная. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Но для студентки-второкурсницы это очень серьезный выбор… </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Да, потому что оператор-документалист в России – это вообще непонятно кто. Он имеет ценность только для очень узкого круга людей. Потому что даже игровики спрашивают: «А когда вы дорастете до уровня игрового кино»? А смысл в том, что никто и не хочет до него «дорастать». Были случаи, когда мне предлагали игровые сценарии. Но я работала только с теми, кто вышел из документалистики. В противном случае общего языка нам просто не найти.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - А над чем работаете сейчас?</span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Последний проект, над которым я работала как оператор – фильм Дениса Шабаева «Мира». О нем, кстати, спорят, документальный это фильм или нет.</span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> - Насколько я знаю, о нем даже продюсер и режиссер говорят по-разному. Кто-то говорит, что игровой, кто-то – документальный. </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">- Ну, я в их дискуссии особо не вмешиваюсь. Для меня он ближе к документальному. Сейчас же проекта у меня два. Один из них с Настей Тарасовой: после фестиваля поедем на Дальний Восток, в Благовещенск, потом в Китай. Это продолжение нашей с ней дипломной работы 2007-го года о взаимоотношении между русскими и китайцами. Прошло 12 лет – и Настя поняла, что нам все еще есть, о чем рассказать. И есть герои, за которыми интересно следить. Снимаем вместе с киностудией имени Горького. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span></b><span style="font-size: 14pt;">А второй фильм делается со Светой Стрельниковой. Причем мы работаем над ним уже года три. Он снимается в самом южном городе Европы, в Греции, и там тоже есть российские герои. Но это долгоиграющая история (сегодня много фильмов, которые делаются по несколько лет), и в ней опыт ее жизни, моей. Так что проведем фестиваль – и тоже отправимся в экспедицию. </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> </span><b><br> <span style="font-size: 14pt;"> Вера Алёнушкина</span> <p> </p> </b></b>

Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»

Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»

Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»

Ирина Шаталова, директор фестиваля «ДОКер»: «Рано или поздно игровое кино может раствориться в документальном»

Интересное по теме

Коллекционирование/Арт-рынок

Коллекционер Валерий Дудаков: «Я и представить не мог, что однажды буду обладать работами Малевича, Шагала, Ларионова»
26 февраля 2024, 14:29

Коллекционирование/Арт-рынок

На аукцион выставлена самая дорогая марка США
13 марта 2024, 11:33

Коллекционирование/Арт-рынок

Элтон Джон распродает свои рубашки
28 февраля 2024, 10:06